Колыбельная

[feuillemorte]

Никогда не думала, что буду писать по «Звездным войнам», — я как-то всегда рассматривала эту вселенную как полностью лежащую за пределами моих интересов (хотя старые фильмы мне по-своему нравятся — правда, именно тем, что они старые: со всеми прелестями научной фантастики тех заповедных лет, когда спецэффекты создавались с помощью коробки цветных карандашей, а сценаристы еще не умели писать сценарии). Но внезапно подвернувшаяся Knights of the Old Republic меня расшевелила. И, по сути, это первая законченная вещь, написанная мною после многих-многих лет литературного безделья.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Рейтинг: PG-13
Пейринг: фемГГ/Карт, фем!ГГ/Малак
Жанр: hurt/comfort c элементами сонгфика
Аннотация:

спойлер

На борту «Черного ястреба» не спят только два человека — Карт Онаси и Дарт Реван, настоящие воспоминания которой постепенно уничтожают ее поддельную личность.

Читать дальше...

Ночью, когда все на «Ястребе» спали, Карт Онаси услышал вдруг песню.

Oh my darling, oh my darling,
Oh my darling Clementine,
Thou art lost and gone forever,
Dreadful sorry, Clementine… *

Карт не мог понять, откуда идет этот звук. Казалось, песня, печальная и нежная, дрожит внутри стен корабля, дребезжа между пластинами железа. Сперва он подумал, что ослышался. После всего, что он пережил сегодня, после того, что узнал… Возможно, галлюцинации — это всего лишь один из синдромов безумия, в которое он погружался, как в трясину; возможно, такой песни и вовсе не существовало на свете.
Он долго пытался заснуть, но только ворочался на койке, с трудом различая кошмары и явь.

How I missed her, how I missed her,
How I missed my Clementine,
But I kissed her little sister
And forgot my Clementine.

Не в силах совладать с бессонницей, Карт дважды обошел основные посты «Ястреба». Все члены команды давно уже спали, утомленные событиями на «Левиафане», и только капитана не было на месте.
Песня продолжала тихо литься, вплетаясь в ночную тишину. Негромкое эхо раздавалось в пустующих коридорах, то дробясь на осколки, то исчезая; едва различимые слова таяли в мерном гудении корабельных систем.

And forgot…

Он нашел ее в глубине трюма. Реван сидела в углу, обвив руками колени, и тихонько напевала себе под нос. По мере приближения Карта ее голос становился всё тише: должно быть, Реван услышала его шаги.
— Я уж думал, у нас на корабле завелось приведение.
Карт старался бодриться и даже сделал попытку улыбнуться.
— Отчасти это правда, — сказала она. — Дух. Призрак. Называй как хочешь. Приведение Дарт Реван, внезапно обретшее плоть.
— И у него вдруг обнаружилась любовь к пению?
Реван вздохнула едва слышно.
— Эту колыбельную пела мне мать, когда я была ребенком.
— Странный выбор для колыбельной.
Реван пружинистым движением поднялась. Карту показалась, что ее рука, скользнувшая по щеке, смахивает слезы. Но скорее всего она лишь отводила от лица выбившиеся из прически пряди. Карт ни разу не видел Софи плачущей, а темная владычица ситхов тем более не могла позволить себе слезы.
— Ирония в том, что у меня никогда не было матери… По крайней мере, я не помню ее. Никто не пел маленькой Реван колыбельных. Никто не убаюкивал ее на ночь. Маленькая Реван была потерянным, одиноким ребенком. Она не знала ни одной песни.
— Это… печально, — осторожно согласился Карт.
— Я забываю слова, — сказала она. — Музыка обрывается. Я уже не помню конца этой колыбельной. Другие строки всплывают в моей голове... «Нет покоя — есть только страсть. Страсть дает мне силу. Сила дает мне власть. Со властью я обретаю победу. Победа разорвет мои цепи… И тогда Сила освободит меня». Вот что я знаю, Карт. Вот моя истинная память.
— Ты вспоминаешь себя настоящую, Реван.
— Ты не боишься называть меня по имени… Значит, ты принимаешь меня. Но никогда не простишь, верно?
— Ты чудовище, Реван. — Карту снова и снова приходилось произносить ее имя, чтобы не забывать, кто она на самом деле. Родная и знакомая, новая и чужая, она стояла перед ним босая, в одной лишь ночной рубашке, светлая и прозрачная, словно призрак. — И ты сама знаешь, что не заслуживаешь прощения. Если бы я видел в тебе хоть каплю раскаяния… хотя бы искру желания исправить свои ошибки… Но я вижу, что ты даже не сопротивляешься тому «я», что возвращается к тебе. Ты приняла свое прошлое с радостью. Разве не так?
— А почему я должна сопротивляться? — спросила она со злостью. — Ты понимаешь, что они сделали со мной — эти джедаи с их чертовым милосердием?! Да, может быть, я заслужила смерть. Я проиграла. Я умирала… Но они пожалели меня, не дав мне уйти так, как это было предначертано. Вместо этого они взяли мою душу и сломили ее, взяли мою память — и стерли ее, взяли мою веру — и исказили то, во что я верила. Всё, чем я была, всё, чего я достигла, должно было исчезнуть навеки.
— Они дали тебе второй шанс! Новую жизнь. Возможность снова стать героем, искупить свою вину…
— Всегда есть только одна жизнь, Карт, — сказала она твердо. — Ты когда-нибудь задумывался, что делает тебя — тобой? Твои воспоминания… Твои горечь, любовь, счастье. Твои потери. Твоя ненависть. Они выковывают тебя, как тысячи молотов выковывают клинок. Любовь закаляет его, боль делает его смертоносным. Что останется, если забрать всё это? Если бы ты забыл свою жену… Не чувствовал бы потребности отомстить Солу — или найти сына… Кем бы ты стал?
— Я не знаю, — ответил Карт честно. Он не хотел думать об этом, но какая-то часть его знала, что Реван права. — Может быть, это правда не лучше смерти.
— Меня будто заставили предать саму себя. И только когда я увидела Малака, я начала вспоминать… Что делает меня — мной, Карт?
Он вспомнил.

***

…Реван с усмешкой смотрела, как он неуклюже пытается помочь танцовщице-тви’лейке получить работу. Она имела полное право смеяться. Карт не был создан для танцев. По правде говоря, до этого случая он танцевал всего один раз — на собственной свадьбе. Он был рожден солдатом, а не танцором… Должно быть, и тщательно отрепетированный свадебный танец со стороны выглядел по меньшей мере комичным. Но ни тогда, ни сейчас Карта это не волновало. Однажды он танцевал ради своей жены — и сейчас настолько пожалел бедную тви’лейку, что был готов повторить свой подвиг снова.
— Отойди, — насмешливо сказала Реван, положив руку ему на плечо. — О господи, мужчины… Подержите мое оружие.
Она отдала винтовку Миссии, а меч — Карту, и встала напротив тви’лейки, распрямляя плечи.
— Начинай.
Гибкое тело танцовщицы, изумленной внезапной сменой партнера, послушно изогнулось в такт музыке, словно она не могла сопротивляться приказу. Реван несколько секунд не отрывала от нее пристального взгляда, а потом начала двигаться вслед за тви’лейкой, медленно и плавно, словно впитывая в себя ритм звучавшей мелодии. Эта сцена до сих пор стояла у Карта перед глазами. Матовый блеск узких кожаных доспехов Реван, ее длинные волосы цвета воронова крыла, запах дешевого алкоголя и дым сигарет, лучи света, плясавшие в облаках пыли… Десятки посетителей, до этого пялившиеся на тви’лейку, пожирали Реван голодными взглядами. Она будто родилась с музыкой в крови. Она могла заставить меч танцевать в своих руках, безжалостно снося головы врагам, а могла сама извиваться под грубые басы, почти касаясь телом соблазнительных форм тви’лейки.
Темная владычица ситхов танцует в дешевом баре Тариса.

***

— Предложение. Может быть, убить их для вас, госпожа? — с воодушевлением поинтересовался НК-47, наблюдая, как стайка жизнерадостных гизок проскакала мимо.
— Нет! — возмутилась Реван. — Чем они виноваты?
— Комментарий: польза, приносимая данными существами, приближается к нулю. Я могу истребить их по одному. Я даже получу от этого наслаждение, хозяйка. Уверяю, если вы присоединитесь ко мне в этой забаве, то не пожалеете. Это создания такие маленькие, такие мягкие…
Голос дроида стал почти мечтательным.
— Даже не вздумай, — резко оборвала его Реван. Они присела на корточки и, взяв гизку на руки, погладила существо за ушами. Гизка довольно заурчала и потерлась головой о ее ладонь. — Всё с тобой будет хорошо, моя маленькая. Злой дроид тебя не обидит.
Гизка заворковала, словно кошка. Высунув длинный раздвоенный язык, она лизнула свою спасительницу в нос, и та неожиданно рассмеялась. В первый раз Карт слышал ее смех. На Тарисе его спутница даже ни разу не улыбнулась.
— Назову тебя Салли, — объявила она, щекоча свою питомицу. — Ну что, хочешь, поиграем, малышка?
Темная владычица ситхов играет в прятки с гизкой по имени Салли.

***

Реван наклонилась и подняла световой меч с трупа одного из напавших на них темных джедаев. Она задумчиво смотрела, как тускло блестит рукоять, покрытая мелким бисером дождя, и вдруг сжала обе ладони. Два луча, лиловый и багряный, вспыхнули в полутьме. Реван крутанула ими, вспарывая воздух, и вскинула голову, подставляя лицо хлещущим струям ливня. Ветер трепал ее длинные черные волосы. Бастила едва слышно вздохнула и отвернулась. Уже тогда Карту следовало догадаться. Дарт Реван славилась своим владениям двумя клинками, и везде, куда бы она ни пришла, ее узнавали по красному и лиловому свечению мечей. Но Карт не заметил этого пугающего сходства.
— Идеальный баланс, — сказала Софи, с удовольствием выполняя пируэт. — Следовало бы с самого начала взять второй клинок… Так гораздо эффективнее.
— Но твоя левая рука не разработана, — возразил Карт. — Нужны годы упорных тренировок, чтобы овладеть техникой боя двумя мечами.
— У меня такое чувство, что я это умею давным-давно.
Она запрокинула голову, глядя в темное небо Кашиика.
Темная владычица ситхов смеется, ловя языком капли дождя.

***

Ее губы мягко коснулись его губ. Он ощутил на них сладковатый привкус воды. Ее волосы были еще влажными и путались, завиваясь в тяжелые кольца, кожа хранила запах смолы и дождливого осеннего леса, хотя они покинули Кашиик несколько часов назад. Карт откинулся в кресле пилота, чувствуя, как теплые руки смыкаются на его шее. Гордая и непримиримая, смешливая и нежная, открытая и в то же время чужая, едва знакомая, властная, покорная, страстная — темная владычица ситхов принадлежала ему в недолгий миг их первого поцелуя.

***

— Ты все так же прекрасна, Реван, — сказал Малак, медленно приближаясь к ней. — Даже немного жаль, что это только пустая оболочка, шелуха… Что они сделали с тобой? Твоя память, твоя личность — всё уничтожено. Твоя гордость сломлена, твоя воля растоптана. В той, что была в двух шагах от победы над всеми, обратившимися против нее, не осталось и тени былого величия. Взлететь так высоко и пасть так низко…
— Малак… — произнесла она медленно, узнавая его. — Надо было убить тебя тогда.
— Ты никогда не была настоящим ситхом, — сказал он. — Ситх не дает второго шанса тому, кто однажды проиграл, иначе проиграет сам.
— Не цепляйся за прописные истины, идиот. Постулаты — для дураков. Ситх ведом только своими чувствами. Сейчас мной управляет ненависть, ярость, жажда крови. А тобой? Я смотрю в твои глаза и вижу страх… В глубине души ты так и не перестал быть учеником, Малак. И пришла пора наказать тебя за плохо выученный урок.
— Значит, джедаям все же не удалось до конца уничтожить твою память, — произнес Малак спокойно. — Но это не имеет значения. Наши силы несравнимы; я гораздо сильнее тебя. Ты умрешь снова, Реван, и на сей раз навеки.
Реван скрестила над головой оба клинка, отражая его удар, и нырнула в сторону. Карт никогда не видел ее такой — яростной и неукротимой. Она жадно глотала воздух, словно только сейчас вернулась в мир живых. Ее ученик, сраженный необоримым натиском, был вынужден отступать и защищаться. Карт физически ощутил течение темной силы, наполнявшей их обоих. Она струилась по «Левиафану» подобно огромной реке, затопляя палубу за палубой, и грозила уничтожить всё живое вокруг.
— Я никогда не прощу тебя, Малак.
— Я не нуждаюсь в твоем прощении!
— О нет, нуждаешься. Всегда нуждался, — с усмешкой парировала она, снова и снова отклоняя его меч. — Ты шел за мной, чтобы всегда быть рядом. Ты дважды предал меня, потому что презирал себя за слабость. Как и джедаи, ситхи должны бороться со своей любовью, чтобы не стать уязвимыми, это закон выживания… Но даже сейчас, даже теперь больше всего на свете ты хочешь, чтобы я остановилась, чтобы я опустила оружие и сказала: «Я прощаю тебя, Малак. Я люблю тебя».
Шквалом уверенных ударов Реван заставила его опуститься на колени.
— Разве не так?! — крикнула она.
Пламя их скрестивших клинков рдяными и пурпурными отблесками освещало темную палубу.
— Да, Реван! — выкрикнул он в ответ. — Черт тебя побери, да!

***

— Ты любишь его, да? — тихо спросил Карт. — Или любила в прошлом.
Реван успокоилась и снова села на пол, обнимая колени. Она казалась такой беззащитной и хрупкой, что Карт едва не поддался искушению обнять и утешить ее. Но если раньше он мог себе это позволить, то теперь ледяная стена отчуждения, казалось, навсегда разделила их. Прикоснуться к Реван для него значило уже наполовину простить ее, а Карт знал, что еще не готов к этому — и, возможно, никогда не будет готов. После гибели родной планеты он растравлял в себе ярость и ненависть не для того, чтобы в конце концов проявлять к врагам милосердие. Он мечтал причинить всем, кто повинен в смерти его жены, такую немыслимую боль, чтобы мир содрогнулся от их криков. И сейчас два одинаково сильных желания боролись в нем: Карт ценой собственной жизни хотел защитить женщину, сидящую перед ним, от всех зол мира — и в то же время жаждал увидеть ее задыхающейся в агонии.
— Я никого не люблю, Карт. Меня вообще не существует. Две половины моей души сейчас уничтожают друг друга, и в конце концов от них ничего не останется… Но в твоих словах есть доля правы. Малак был со мной очень долго. Когда остальные отреклись от меня, он один остался рядом. Он был благороден и храбр, он оберегал меня. Рядом с ним я чувствовала себя в безопасности. Но темная сторона Силы меняет всех, и он не исключение... Малак дважды предал меня. В первый раз я отсекла ему полголовы — сейчас больше всего на свете я хочу вонзить меч ему в сердце.
— Мы найдем его, — сказал Карт. — И вернем Бастилу. В этом я не сомневаюсь. Меня гложет одно… Что ты собираешься делать потом?
— Я не знаю! — Она потерла пальцами виски и со стоном уткнулась лицом в колени. — Я — Дарт Реван. Я не собираюсь отрекаться от самой себя. Ненависть, которая горит во мне… Эта боль… Мои придуманные воспоминания сгорают одно за другим. Моя мать, мои сестры, которых я покинула, вступив в армию, — неужели их никогда не существовало? Моя первая любовь — неужели ее тоже выдумали? Моя первый бой, моя первая победа… Я так устала, Карт. Я не могу даже заснуть. Снова и снова я переживаю момент собственной смерти, снова и снова тысячи видений проносятся в моей голове, раздирая меня на части…
— Вот почему ты пела себе колыбельную.
— Да.
Она резко втянула воздух, словно всхлипывая, и подняла на Карта взгляд.
— Но я уже забыла ее… Не помню ни слова. Теперь эта часть воспоминаний исчезла.
Теплая капля сорвалась с ее ресниц и упала на пол.
— Реван… — Карт опустился перед нею на корточки и накрыл ее руку своей ладонью. — Реван. — Он почти с наслаждением повторил ее имя, ощущая скрытые в нем красоту и опасность. — Послушай… Есть колыбельная, которую я пел своему сыну, когда он был маленьким. Певец из меня такой же скверный, как и танцор, но Дастил всегда засыпал под нее. Реван…
Боль, пульсирующая в ней, отзывалась в его сердце — и Карт запел. Он начал совсем тихо, запинаясь на каждом слове, но постепенно его голос обретал уверенность. Реван свернулась калачиком на полу, положив голову Карту на колени; его пальцы скользили по спутанному шелку ее черных волос.

I love my love and well he knows,
I love the ground whereon he goes,
If you no more on earth I see,
I can’t serve you as you have me.

Настанет день, когда им обоим придется сделать выбор.
Но сейчас царила тихая, безмятежная ночь, и «Черный ястреб» мирно дрейфовал в космосе, окруженный неподвижными звездами.

The winter’s passed and the leaves are green,
The time is passed that we have seen,
But still I hope the time will come
When you and I will be as one***.

Примечания.
* Песенка о Клементине — известное произведение английского фольклора, повествующее о бедной девушке, которая утонула в реке. Ее возлюбленный горюет о «потерянной и ушедшей навсегда» Клементине (You are lost and gone for ever), но, впрочем, недолго — уже скоро герой-любовник находит утешение в объятиях ее младшей сестры.

** Еще одна народная песня под названием Black is the Color of My True Love’s Hair («Черный — цвет волос моей единственной любви»). Перевод последней строфы:

Зима прошла, зазеленели листья,
Много времени минуло с последней нашей встречи,
Но я все же надеюсь, что придет день,
Когда мы с тобой снова будем вместе.