Еще я ночью собралась с духом и перечитала «Пепел». Кое-что поправила по ходу дела, кое-что оставила на потом... Ни разу не сморщилась и отпустила текст с богом. Пусть живет. Когда перечитываешь такое, становится даже страшновато: сколько всего вложила! Каждый хороший текст — немного исповедь, правда? Дистанцированная, фрагментарная, иносказательная, отраженная в тысяче зеркал, но исповедь.
(А вот и она.)Андерсон понимающе взглянул на него:
— Война никогда не заканчивается, лейтенант. Заботимся ли мы о жизнях наших близких ценой своей собственной, охраняем ли мир в Галактике, боремся ли за свои принципы... Это всегда война. Все, кто погибает на службе, погибают не напрасно.
— Я не подхожу для той работы, которую вы собираетесь мне предложить.
— Большинство из нас не подходят для того, чем нам приходится заниматься, — с печальной усмешкой ответил Андерсон. — Посмотрите на меня. Первый представитель человечества в Совете Цитадели! Как вы думаете, подхожу я для этой работы? Когда я передавал Шепард «Нормандию»... Ей я этого не сказал, но вам могу признаться: я чертовски боялся, что она не справится. Шепард была отвратительным командиром. Невнимательная к подчиненным, жесткая, требовательная сверх меры. Циничная, если хотите. Люди с таким характером не созданы для того, чтобы быть лидерами. Они работают в одиночку. Но...
— Но есть вещи, с которыми в одиночку не справиться. Я понимаю.
Кайден вышел из дипломатического корпуса навстречу неподвижно застывшей зелени Президиума, раскинувшейся над погруженными в тишину аллеями. Светлое небо отражалось в зеркальной поверхности пруда. Он коснулся висящего на шее армейского жетона. Металл обжигал холодом, как осколок звезды. По поверхности пластины бежала, ощутимая под пальцами, рябь. Имя. Звание. Личный номер. То, что определяло его место в этом мире.
Круговорот войн, влекущих одна другую, никогда не закончится, а ни один из поднявших оружие не доживет до победы, подумал он. Мир не изменится; не изменятся и те, кто его населяет. Можно победить наемников — но не алчность, которая толкает их на преступление. Можно разбить вражескую армию, но останутся жажда власти, и жестокость, и злоба. Есть ли цель у войны, в которой даже выигрыш оборачивается поражением?
Наверное, нет. Но сейчас он знал наверняка: иногда сама борьба важнее цели.
Переключите меня кто-нибудь на март. Now!