Итак, не все предавались плотским утехам перед Илом. Некоторые начинают предаваться сейчас, хо-хо. Вот те на, короче (бета здесь не валялась, конечно; моя милая бета пока работает в поте лица):
Читать дальше.
***
Ему померещилось что-то странное в движениях Шепард, когда та перешагнула порог каюты, и через мгновение, стоило ей замешкаться у дверей, Кайден понял, в чем дело: она больше не вела себя так, будто и эта часть корабля — не более чем ее собственность, пожалованная в аренду не самому приятному гостю.
— Майор.
— Коммандер.
Она небрежно салютовала двумя пальцами, подходя ближе. Кайден отложил пад, оборвав рапорт на полуслове, и поднялся из-за стола Шепард навстречу. Впервые казалось, что все слова, которые он мог сказать, давно уже сказаны. Месяцы взаимной глухоты, два года невысказанных мыслей после разрушения первой «Нормандии», шквал брошенных обвинений — всё это выжгло саму способность говорить.
Звезды будто вмерзли в смотровое стекло.
Элизабет провела кончиками пальцев по книге, лежащей на краю стола, но не остановилась и сделала еще несколько шагов вглубь каюты, едва не задев Кайдена плечом. А потом вдруг заговорила, снисходительно улыбнувшись:
— Хорошая работа. Лучше, чем я ожидала, лучше, чем надеялась… Даже лучше, чем сработала бы сама.
Крошечная заминка перед последней фразой свидетельствовала, что признание далось Шепард еще сложнее, чем недавняя миссия, на которой они, старший офицер и подчиненный, вдруг поменялись ролями. Боже, она до сих пор считала это важным! Жатва точила планеты, превращались в золу города, а она по-прежнему придавала значение букве армейского закона. Как будто война не прекращалась даже тут — на борту корабля, который звезды так нежно качали в ладонях.
— Редкий комплимент из ваших уст, Шепард. Но, боюсь, неоправданный. Превзойти вас — задача непосильная.
Он с удивлением услышал в собственном голосе злость.
— Адмирал Михайлович так не считает, — усмехнулась Шепард. — А вместе с ним и Хакетт. Вам не стоило пренебрегать вашей должностью, Кайден. На карьерный рост в армии не принято так откровенно плевать.
— Я не собираюсь уходить с «Нормандии». Слишком много времени уже…
— Я не о том, — прервала она Кайдена. И замолчала, не пояснив.
«…потрачено зря».
— Тогда о чем ты?
Шепард вернулась к столу и взяла в руки книгу. Это был один из томиков, позабытых — а может быть, и оставленных намеренно, — прошлой обитательницей каюты. Старомодный переплет с тисненными узорами на серой обветшавшей ткани, давно забытое даже среди азари имя, растрепанный желтоватый обрез… Закладка мягко скользнула меж страниц и упала на пол, как осенний листок, сорванный ветром. Тишина поглотила шорох страниц, как поглощала любой звук: каждое слово, каждый шаг, каждый вздох были подобны выстрелу, множащему сеть трещин на готовом развалиться стекле.
Сколько можно было убеждать эту упрямицу в том, что мир не рухнет, отпусти она ненадолго поводья?
Свет мертвых звезд за иллюминатором напоминал: да, можно умереть и вернуться из мертвых — но сейчас, в разгар войны, за чертой лежит только поражение, неизбежный конец всего. Оба знали, что не представится второго шанса, не будет другой попытки: каждый новый день лишь приближал все цивилизации этой эпохи к порогу забвения. Многие сочли бы битву проигранной задолго до ее начала: органическая жизнь рождается и умирает, на руинах одних городов возникают другие, память обращается в тлен, и когда на выжженной пустыне Земли найдут развалины небоскребов, они будут для новых покорителей космоса такой же загадкой, какой живущим ныне кажутся протеанские пирамиды.
Когда-то, различив очередную падающую искру над Английским заливом, он загадывал желание. Некоторые из них сбылись, некоторые — нет. Большинство — нет.
«Так-так, вы у нас романтик. Пошли во флот за мечтой, Аленко?»
«Да, в детстве много таких книжек читал. Где герой отправляется в космос, чтобы доказать, что достоин своей возлюбленной. Или, знаете, искать справедливость».
Кайден обернулся и увидел, что Шепард все еще стоит у стола спиной к нему. Опущенные плечи, выбившаяся из строгой прически прядь, завитком легшая на шею, тень, упавшая на лицо… Только прямая спина напоминала, что перед ним та женщина, которая заставила мир поверить: война не проиграна до тех пор, пока в пистолете остается хотя бы один заряд. Сейчас даже в застегнутой до последней пуговки форме она казалась обнаженной — так под содранной коростой обнажается плоть незарубцевавшейся раны. Кайден подошел ближе — один шаг, второй, третий, будто к краю пропасти, — и положил ладонь Шепард на плечо. Другой рукой заставил разжать пальцы и выпустить книгу.
Страницы прошелестели в последний раз.
— Ты не знаешь, ты не можешь представить себе, — хрипло начал он, — как я винил себя за то, что подчинился тому приказу. Я должен был идти за тобой. Не отпускать одну.
— Ты всё сделал правильно, — резко ответила Элизабет, оборачиваясь и невольно толкая его в грудь плечом. — И сделаешь снова, когда потребуется. Солдат не выбирает, когда следовать приказам, а когда нет.
— Тогда не умирай больше. Вот это — приказ, ясно?
— Ах да, кто-то все еще гордится своими майорскими нашивочками… Так точно, сэр! Рада стараться, сэр! Можете с позором выгнать меня из армии, если я ваш приказ нарушу.
В больнице Кайден верил, что стена, которую Шепард городила с таким упорством, дала трещину. В конце концов, она приходила к нему. В основном молчала, да, но приходила.
Оказалось сложнее.
Оказалось, что нет никакой стены. Нет кожуры, которая скрывает мягкую сердцевину. Просто она была таким человеком: жестким, с детства привыкшим бросаться в бой. Пока он загадывал одно за другим желания, глядя на звезды над Английским заливом, где-то в трущобах мегаполиса девчонка, черты которой Кайден не мог разглядеть в женщине перед ним, отвоевывала свое право на кусок хлеба.
— Ты не устала постоянно сражаться?
— Устала. С тобой.
Пальцы Шепард коснулись его виска и скользнули к небритой щеке, Кайден бережно вынул из ее волос шпильки — те с легким перезвоном упали на пол, разбив тишину на осколки, — и опустил ладонь на загривок, не оставляя шанса капитулировать. Они соприкоснулись лбами, прижимаясь друг к другу в яростной, изломленной нежности, он стиснул зубы, пытаясь не дать миру перевернуться, но оказался не в силах противостоять мощи три года нараставшей волны, и в следующее мгновение накативший вал смёл обоих, оставляя горечь на губах.
***
— Я ни в чем не хочу тебя обвинять, но то, что «Цербер» оказался на Марсе даже раньше нас… Тебе не кажется, что всё вышло слишком уж гладко?
Шепард замедляет шаг и вдруг останавливается. Кайден едва успевает перехватить занесенную для удара руку, но сложнее, чем удар, выдержать взгляд серых глаз, видных в узкой прорези шлема, и плетью хлестнувший ответ:
— Аленко, если ты в моем присутствии скажешь еще хоть слово о «Цербере», я прострелю тебе глотку.
***
Песчаные бури красной пустыни — один из осколков прошлого, как и тот, в котором отражается черное от туч небо над Горизонтом, и тот, где штормит вирмайровское море, и тот, что чернеет от крови Удины. Но каждое прикосновение губ к беспомощно запрокинутой шее, к ключицам, к груди — стесывает острые грани. Прошлое больше не кровоточит. Кайден давно не прижимает ее к стене, мешая проронить хоть слово, давно соскользнула на пол одежда, обнажив паутину шрамов на коже, давно отзвучало впервые произнесенное на выдохе имя — Элизабет, Лиз, моя Лиз, — и каждый позвонок, каждый изгиб тела запечатлевает теперь касания пальцев: до тех пор, пока волна, накрыв с головой, не выносит к берегу.
***
Красный сполох от его щетины, алеющий на плече Шепард, исчез под волной каштановых прядей, стоило ей качнуть головой. Она неторопливо, без суеты накинула форму и принялась застегивать пуговицы, сидя на краешке постели. Отточенные движения не женщины, уходящей от любовника, а солдата, собравшегося на войну. Кайден помог ей высвободить волосы, примятые жестким воротом, и поцеловал в затылок.
— Останься.
— Не могу. — Шепард поморщилась, будто от головной боли, и потерла лоб. — Слушай, остальным ни к чему знать…
— Что я сплю со своим офицером? — поддразнил ее Кайден. — Не самое подходящее время, чтобы беспокоиться об уставе, коммандер. Чего терять? Мы ведь с вами можем не дожить до завтра.
Элизабет улыбнулась беспечной и хищной улыбкой, которая редко появлялась на ее строгом лице, развернулась всем корпусом и резко сомкнула пальцы на его подбородке. Хватка у нее была крепкой, губы — оставались нежными. Нижняя — Кайден недавно прикусил ее до крови — чуть опухла, пульсирующая ранка чувствовалась под языком.
— Ты же приказал мне не умирать. А я очень исполнительная, майор. Очень.