Более того, Фёй Морт в кои-то веки довольна своим фиком и почти не бьется над ним в слезах (он очень простой... и сложный в то же время, это хорошо); поэтому, пожалуйста, не разрушайте ее иллюзию и похвалите! :P А мой верный бет, которому этот текст посвящен, отработает свое посвящение и еще найдет опечатки, правда?
Вообще интересно, насколько сменились с выходом ME3 приоритеты. Я больше не хочу писать о своей Шепард. У нее впервые за тридцать лет жизнь наладилась по всем фронтам, пф-ф-ф, а кому это интересно? Разве что к таймлайну второй части вернуться: последний перелом там и был...
Ладно, болтовню в сторону.
Название: Выжженная земля
Персонажи и пейринги: Саманта|Виктус
Жанр: джен
Аннотация: ночные диалоги Виктуса и Саманты похожи скорее на ее монологи, но в процессе оба они многому учатся друг у друга.
Моему лучшему другу Антону — потому что он любит пословицы и поговорки! Ну а еще потому, что нам всегда есть о чем поболтать — и что периодически мы говорим друг другу нужные и важные вещи. :3
Читать дальше.
***
Адриэн Виктус не любил, когда к нему подходили со спины: каждый неожиданный звук, каждый шорох заставляли тянуться к пистолету. Но на «Нормандии» порядки были не такими, как на турианских судах, оружия здесь при себе не носили, и ему пришлось изменить укоренившейся привычке. «Со своим уставом в чужой монастырь не ходят» — так, кажется, выразилась коммандер Шепард? Он затруднялся подобрать турианский аналог этой пословицы, однако внял намеку: слово капитана — закон на его корабле.
На родине Виктуса говорили, что турианец рождается и умирает с оружием в руке, но жернова войны превращали жрецов — в солдат, трусов — в героев, воинов — в политиков. Сам он принадлежал к числу последних. А главное оружие политика — компромисс, а не ствол и пуля.
— Полуночничаете, сэр?
Голос за спиной принадлежал специалисту Трейнор. Виктус обернулся. Женщина смущенно переминалась с ноги на ногу у невидимой границы, разделяющей коридор и кухню, будто сомневалась, вправе ли она нарушить его одиночество.
— Когда я обнаруживаю, что заработалась допоздна, то прихожу сюда выпить молока перед сном, — пояснила она. — Всегда встретишь еще кого-нибудь, кому не спится… Но я не думала, что найду здесь вас.
Виктус находился на «Нормандии» уже четыре дня, и одинокая ночь не казалась ему сокровищем, которым стоило бы дорожить. Поэтому он широким жестом указал на пустующие стулья:
— Присоединяйтесь. Здесь, как я вижу, не слишком большое внимание уделяют распорядку дня.
— Спросите Гарруса или Рекса, — усмехнулась Саманта. Приняв приглашение примарха, она прошествовала к неразгруженной посудомойке за стаканом. — Они вам расскажут, как жилось на первой «Нормандии», когда коммандер еще не поборола свое стремление всех держать в ежовых рукавицах.
Программа-переводчик не осилила очередной человеческий фразеологизм, и конец фразы превратился в лишенную всякого смысла сумятицу. Видимо, выражение лица Виктуса выдало его недоумение, потому что Саманта понимающе махнула рукой:
— Так у нас говорят, когда начальство перегибает палку… Ох, опять! Не обращайте внимания. Мне, наверное, еще повезло. Если бы я служила под командованием Шепард раньше, то не отделалась бы за предложение сыграть в шахматы простым выговором, а сидела бы, пожалуй, на гауптвахте! Видите ли, это вне устава.
— Коммандеру выпало нелегкое бремя, — возразил Виктус. — В такие непростые времена, как сейчас, мы придерживаемся устава в мелочах, потому что вынуждены забывать о нем, принимая решения, от которых зависит исход войны.
— Я не осуждаю ее, — покачала головой Саманта. — Но вы не представляете, как трудно найти достойного партнера для игры! Все куда-то спешат. Кто калибрует орудия, кто пишет отчеты… Иногда я чувствую себя лишней на этом корабле.
— Вы делаете важную работу, Трейнор.
— Спасибо. Вы преувеличиваете, чтобы меня утешить, но спасибо! Какая уж тут работа. В душе я тихая лабораторная мышка, а не солдат… Поле боя для меня бывает разве что в черно-белую клетку. Не то что для вас, сэр.
— Боюсь, мое новое поле боя мне незнакомо в той же степени, что и вам — ваше, — мрачно заметил Виктус. — Определять тактику сражения — совсем не то же самое, что продумывать наперед политические ходы.
Три бессонных ночи ему казалось, что «Нормандия», стоит прозвучать отбою, превращается в корабль-призрак: палубы мигом пустели, и хотя на дежурстве в БИЦ оставалось несколько офицеров, они, сосредоточенные и молчаливые, напоминали скорее тени, чем живых людей.
Четвертая ночь принесла перемены.
***
В пятую ночь специалист Трейнор, намереваясь заглянуть на кухню за традиционным стаканом молока, прихватила с собой шахматную доску. Виктус вспомнил, что однажды, двадцать девять лет назад, когда его не обременяли ни регалии примарха, ни генеральские погоны, он уже видел такую. Саманта, сев напротив, принялась объяснять правила и называла одну за другой фигуры; перед глазами у него стояла картина лагеря, который турианский отряд сровнял с землей в последние дни войны Первого контакта: ошметки тел, хлопья сажи в воздухе, изрытая снарядами почва, дымящиеся броневики, опрокинутые набок, клокочущий на ветру брезент палаток — и обуглившаяся доска в комьях влажного чернозема.
Черный и белый — это цвета придуманных войн.
— Если король, — Саманта постучала пальцем по увенчанной крестом голограмме, — оказывается под ударом, это называется «шах». А если вы в следующий ход не защитите его или не уведете с клетки, будет шах и мат.
— Значит, я проиграю?
— Значит, вы проиграете.
В 2184 году Турианская иерархия, оценив жертвы Альянса во время обороны Цитадели, начала выплачивать репарации пострадавшим на Шаньси. Виктус всегда выступал против этого решения. Выиграли они войну или проиграли? Турианцу легко позабыть, что это не единственная вещь, имеющая значение: он рождается и умирает с оружием в руке…
***
— В конце концов, важно ведь только ты, выиграем мы или проиграем, правда? — спросила Саманта. Положение фигур на доске заставляло ее хмуриться: Виктус учился быстро и грозил в скором времени превзойти учителя. — То есть я… Я не хочу сказать, что ради победы можно заплатить чем угодно. Но вот доживу ли до конца войны я, или вы доживете, или любой из нас — это ведь, по большему счету, неважно. Недавно, когда мы удирали от Жнецов, Джокер заложил такой вираж, что у меня душа в пятки ушла…
Опять пословица, подумал Виктус. Он никогда не общался с людьми настолько тесно, чтобы сбои в работе универсального переводчика стали проблемой. Но Саманта не заметила его замешательства и не остановила сбивчивой речи:
— Я тогда десять раз пожалела, что служу на «Нормандии». А потом подумала: уж лучше так, чем дрожать, как зверек, в какой-нибудь лаборатории на задворках галактики.
— Стано́витесь воином, Трейнор, — сделал вывод Виктус, передвигая ладью. — Насколько я понял, это нетипично для женщин вашего вида. За вас сражаются ваши мужчины.
— Посмотрите на коммандера Шепард… — Саманта пожала плечами. — Я думаю, сэр, для представителей нашего вида типично становиться воинами тогда, когда этого требуют обстоятельства.
Когда обстоятельства этого требуют — когда она видит через иллюминатор огненные плеши на поверхности некогда зеленых планет, или читает сводки, в которых день ото дня растут безликие цифры, или смотрит репортажи из разоренных колоний, — природная мягкость внутри Саманты, лабораторного зверька, великого игрока в шахматы, оборачивается яростью, холодной и чистой, будто ключевая вода. В глубине души примарх завидует своей собеседнице: найдет ли он столько силы, чтобы приспособиться к новым привилегиям и запретам, а главное, к тому, что тактика выжженной земли — не единственный способ ведения войны?
***
— Помните наш прошлый разговор?
— Когда вы так заболтали меня, что незаметно подобрались к моему королю? — усмехнулся Виктус. — Помню, Трейнор.
— Я думала о протеанах, — наморщила лоб Саманта. — Мы по сравнению с ними не преуспели в науке и почти не продвинулись в исследовании космоса. Многие реле, которые они использовали, сейчас заброшены. Их империя охватывала почти всю галактику — а у нас только горстка миров, еще недавно воевавших друг с другом.
— Не ваша ли пословица говорит, что один прут переломить гораздо легче, чем несколько, связанных вместе?
— Вы делаете успехи в идиоматике, — фыркнула Саманта. Голограмма над шахматной доской блеснула и сменилась другой: это ее белая ладья взяла черного слона. — А ведь протеане, судя по Явику, были не самыми приятными типами. Но когда они поняли, что обречены, то не перестали сражаться. Благодаря им вторжение началось гораздо позже, чем должно было, и кто знает…
— Благодаря им мы с вами сейчас здесь, — кивнул Виктус, продолжая ее мысль. — Кажется, вы переменили свое мнение, Саманта? Еще недавно я слышал от вас, что значение имеют только победа или поражение.
— Вы полководец, сэр, и лучше меня разбираетесь в ведении войны. Но всегда ли вы можете сказать, чем одно отличается от другого? Если я нашла в себе смелость сражаться, если мне перед смертью удалось совершить хоть какой-нибудь пустяк, который поможет, пусть даже в следующем цикле, пусть даже через десять циклов, уничтожить Жнецов, — может быть, я не проиграла?
От неловкой паузы Виктуса спас следующий ход: не переменись ситуация на шахматном поле, он не знал бы, что ответить. Человек может вести войну с самим собой. Победы турианца исчисляются количеством убитых в схватке врагов.
— Шах и мат, Трейнор.
— Разбили в пух и прах! — Саманта развела руками, смеясь. — Вы быстро учитесь, примарх.
***
— Каким богам молятся люди, Трейнор?
— Таким же, что и все остальные, — ответила Саманта, осторожным движением заставляя Виктуса разжать стиснутые в кулак пальцы. Ее непоколебимая мягкость снова оказалась сильнее его закаленной в сражениях воли — та шла трещинами, стоило только подумать о сыне. — Тем, что не слышат. Мне жаль, Адриэн.
***
— Я уже не знаю, за что буду сражаться, когда война закончится, — произнес он, глядя на то, как стремительно уменьшается за иллюминатором ржавый диск Тучанки. — Чтобы турианцы задумались о пострадавших в войне Первого контакта, потребовалась битва у Цитадели и огромные жертвы среди ваших солдат. Преодолеть многовековую вражду и встать плечом к плечу с кроганами нас заставила угроза вымирания. Если эта угроза минует… Не уверен, что хочу видеть, в кого мы превратимся. Похоже, общий враг — единственное, что способно сплотить нас.
Веками один народ галактики поднимал оружие против другого, забывая о том, что одному из них придется жить на разоренной земле — той самой, за передел которой они сражались. Война со Жнецами, хотя в ней гибли миллионы, оказалась милосерднее предыдущих: ни у кого не возникало сомнений, где белое, а где черное.
— Я всегда считала, — нарушила тишину Саманта, — что каждый человек обустраивает свой собственный уголок мира. И если ты на своем месте всё сделаешь правильно, то заложишь кирпичик в основу чего-то важного. Чего-то большего. Поэтому когда мне придется поднять пистолет и выстрелить — я выстрелю. И когда миру опять понадобится объединяющий голос… вы станете им, Виктус.
— Как у вас говорят… увидимся на той стороне?
— На той стороне, — подтвердила Саманта.
Говорят, турианец должен быть горд, если умирает с оружием в руке.
А еще говорят, иногда перед смертью ему является добрый дух и говорит: живи дальше.
Живи.