Думаю, психоаналитики могли бы сказать про наш отряд много хорошего.
Петр Михайлович смело мешает виски с настойкой пиона уклоняющегося. С помощью этого бодрящего напитка он уклоняется от трудностей бытия. Коих много. Адмиралу Михайловичу портят кровь его подопечные жужелицы, бестолковый сын Сёмочка, бывшая жена Маша, Альянс Систем, Совет Цитадели, Жнецы и, наконец, «Цербер» (последний по порядку, но не по значимости).
Фортран бы решился на преступление и втихаря позаимствовал пару пузырьков пиона в личное пользование, но не смог в экстранете найти информацию о том, как земное растение пион взаимодействует с саларианским метаболизмом. У Фортрана невроз, склонность к патологическому вранью и, судя по всему, адреналиновая зависимость, потому что ни один саларианец в здравом уме добровольно не останется в эпицентре военных действий, если оказался там по ошибке.
Как
Шеймус попал в армию, общественности известно, как из нее выпал — тоже. История, тем не менее, умалчивает о том, какими ухищрениями Шеймусу удалось дослужиться до офицерского чина. Даже самый опытный черт сломал бы в его шизофреническом внутреннем мире обе ноги. Шеймус повязывает шарф на броню, выходя в открытый космос. Красный. Потому что в космосе, сука, холодно.
Анамнез под катом >>Когда
Ди было десять лет, она — больше прочих заслуживающая плашку «маг математики» — из старых деталей собрала дрона: ей, видите ли, надоело играть в одиночестве. В двадцать пять, не обзаведясь друзьями из плоти и крови, она стала неразлучной с гетом под порядковым номером
двести девять, причем слухи об их отношениях ползут самые странные.
Мирала с окружающими почти не разговаривает. Если ей и случается обмолвиться словечком, оно настолько робко и тихо, что тонет в гвалте на общей кухне. Застенчивое и нежное дитя, Мирала убила на базе «Цербера» двух человек, никому об этом не сказала и с готовностью убьет еще.
Ее брат
Саймон неестественно застенчив по меркам обоих народов, его взрастивших, то есть и кроганов, и азари: в присутствии симпатичной ему барышни он, проживший на свете двести двадцать один год, мнется, будто детсадовец младшей группы, поджимает могучий хвостик и становится столь же красноречивым, сколь и не обученный грамоте подзаборный ворча.
Игнатиус, женатый человек и отец трех дочерей, на пятом десятке способен влюбиться в женщину так слепо и невыносимо, что любовь вышибает все его опоры, рушит многочисленные представления о «долге, семье, чести», выкорчевывает крепко вбитые сваи ориентиров, которых в достатке у любого
правильного турианца. Неправильным турианцам, впрочем, тоже несладко: я затруднюсь дать научное название крушению надежд, переживаемому
Сареном, но сложно счесть здоровой психику того, кто берет крышку собственного гроба и принимается методично, с чувством вколачивать в него гвозди.
При всем вышеперечисленном изобилии душевных болезней самые сумасшедшие тут — это мы.
У меня есть альтер эго, ее зовут Джина Кренберри.
У Кати есть альтер эго, его зовут Винни Б. Старк.
У Лилас есть альтер эго, ее зовут Триш дель Альба.
У Антона есть альтер эго, его зовут Норман Занн.
Эти четверо снимают
сериал «Улей» в не столь уж далеком 2021 году, и у них своя dreamteam в киностудии под названием BlackBerry Pie.
Доктор, у меня в двадцать три года завелись, помимо реальных, воображаемые друзья (вернее, завелись они у моей воображаемой второй натуры — очаровательной Джины), и это так ошеломительно, что дай вам боже. Нет, серьезно, неведомый биотический боже, дай этого всем.
Вспоминаю цитату из «Глубокого космоса 9».
For all we know, at this very moment, somewhere far beyond all those distant stars, Benny Russell is dreaming of us. — Кто знает, может, в этот самый миг где-то там, за всеми этими далекими звездами, Бенни Рассел мечтает о нас. Я не знаю, какой Бенни Рассел придумал меня — нас придумал, — но он был хорош. О черт, как он был хорош! И мы, придумавшие «Улей» во всей его глубине, во всем великолепии и разнообразии, тоже очень хороши.