Если у меня вместо текста пишется убогая фигня, а случается такое с незавидной регулярностью, я спрашиваю себя: что я хочу сказать? Что мне нужно сказать? А если ничего, вот прям совсем ничего, я стараюсь помалкивать в уголочке и не отсвечивать.
Собственно, почему я не ругаю концовку «Биошока», хотя могла бы? Левин знал, что хочет сказать, и сделал это. Логика, может, и пострадала, но основы магического реализма не пошатнулись, внутренние законы вселенной устояли, так что бог с ней, с логикой. Лишь глупый критик уличит Маркеса в том, что Ремедиос Прекрасная вопреки законам физики вознеслась в небеса вместе с простынями, правда? Финал истории Букера мне не нравится по ряду причин, но придумать вариант получше я не могу, я ведь не Кен Левин, а это его история, его методы, его язык и видение.
Когда человеку совсем нечего сказать, когда он придумывает финал ради финала, выходят концовки на манер последнего «Железного человека», или Deep Space 9, или зеленые-синие-красные, или — продолжите сами…
Я играю сейчас в Portal, и конец первой части произвел на меня очень большое впечатление: прошла неделя, а я до сих пор не перестаю о нем думать. «The difference between us is that I can feel pain», — говорит ГлаДОС.
«Единственная разница между нами в том, что я могу чувствовать боль», — говорит машина человеку.
И ей хоть на секундочку, но веришь.