Cherry trees

[feuillemorte]

поиграла в Симс, блин, и накрыло

Почему-то я так и не записала эту фразу эпиграфом к «Каллиграфии», а стоит…

«Каждый человек для кого-то святой».

Это слова Пабло Эскобара — колумбийского наркобарона, одного из крупнейших преступников XX века.

«Любовь — это грех, любимая моя».

Это слова из песни Massive Attack.

поток сознания по Saints Row

Надо сказать, после школы Тельма на шатком фундаменте построила вполне пристойную жизнь: образование, карьера, дорогая машина, богатый любовник. Ей не о чем было мечтать, нечего желать. Что, если не любовь, заставило ее поставить крест на сбывшейся американской мечте и вернуться в Стилуотер, на обочину жизни, — устраивать для Лесли побег из тюрьмы, ночевать с ней — и с клопами, с армией клопов — в «Чистилище», которое тогда больше походило не на чистилище, а на ад? Рай без Лесли ее не устраивал. Тельме не хватало внутренней свободы — чего у Лесли, уличной гопоты, было с избытком. Хотя на деле она та еще подруга. По душам с ней не поговоришь, да и внимания к своей тонкой душевной организации не дождешься. Для Лесли чужие душевные организации — все равно что традиционная китайская живопись: так, закорючки непонятные, листики, цветочки. (При этом в Тельме ее поразила — не в последнюю очередь — красота. Совершенство сливового дерева в цвету. I'm going to do to you what the spring does with cherry trees but in a prison way: в этом вся Лесли до того дня в лапшичной. Ей с детства надо было ломать и чужие игрушки, и соседских детей, не хотевших делить песочницу с толстощекой и злой черной девочкой из гетто. Это продолжилось в школе и кончилось только после истории с Тельмой. Проникнувшись к ней сестринской нежностью — ломать что-то столь прекрасное не поднималась рука, — Лесли больше за счет других людей не самоутверждалась: как отрезало.)

Для Лесли любовь скорее добродетель, чем грех (а добродетелей у нее ничтожно мало, эта — ярчайшая). Когда Тельма решила ехать в колледж, Лесли ее отпустила, как может только искренне и бескорыстно любящий человек. Когда Джулиус потребовал, чтобы Лесли отработала вырученные с украденного кокаина деньги, Лесли не обмолвилась Тельме ни словом. Более того, она сделала все возможное, чтобы ее этот должок никоим образом не коснулся. Тельма узнала о том, почему ее подруга примкнула к «Святым», много, много позже. (Лесли призналась в этом, когда решался вопрос, брать или не брать в банду Шонди, которая точно так же — как босс в юные годы — нагрела «Святых» на немалой партии наркоты: правда, не выгоды ради, а для употребления внутрь.)

В банде о них из-за взаимной нежности ходили всевозможные слухи разной степени пикантности. При боссе их никто озвучивать не осмеливался; Тельма же лихо давала за озвученное в глаз: у нее осталась травма из-за мамочки, бросившей законного супруга, луноликого Баоюя, и вышедшей замуж — женившейся — на усатой, как мы помним, мексиканке… При этом Лесли к ней чувств, кроме сестринских, не питала (откровенно говоря, она и по отношению к любовникам и любовницам своим романтической нежностью не горела). У Тельмы же чувство более острое, обнаженное, как клинок, эротически окрашенное, подпаленное ревностью. Может, конечно, оно не перестанет, когда пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится, но ради такой любви режут себе и другим руки, и ради такой любви грабят банки, и подделывают отчетность, и садятся в тюрьму, и стреляют в упор, и идут на сделки с «Синдикатом».

Любовь — это грех, любимая моя… Однако по критерию любви я, кажется, персонажей всегда и оценивала. Поэтому Уолтер Уайт — медь звенящая и мудло редкостное, а вот, скажем, Роза из второго сезона Orange Is the New Black — нет (она любила жизнь, во всяком случае, жадно, страстно, — это уже немало).

…Любопытно, что мир Saints Row, пусть и изрядно перекроенный и дополненный нами (это я еще про Лорена и Генки не рассказывала!), стал для меня чем-то вроде гостеприимного убежища. Я возвращаюсь к нему, когда мне плохо. «Оригами» — отражение довольно долгой черной полосы. Наверное, чтобы дописать «Каллиграфию», мне надо снова в такую же черноту погрузиться. Всё к тому, впрочем, идет (ибо, как пелось в одном блюзе, всюду пиздец оскалил гнилые десны и намекает, что он непобедим).