Пепел (2)

[Feuille Morte]

Из-за болезни я совсем сбилась с ритма, но мысль о том, что надо бы выложить фик до конца, понемногу меня грызла. Что ж, выкладываю... Если кому в последней главке примерещится пейринг Лиара/Ария — он на самом деле там есть, одна-единственная страничка из комикса по-прежнему взрывает мне мозг.

Итог: я не написала ни одного фика по ME, к которому испытывала бы всецело положительные чувства. Вот такая я молодец. Но этот всё равно очень важный — и может статься, что через полгода я напишу что-нибудь получше.

Название: Пепел
Рейтинг: PG-13
Персонажи и пейринги: фем!Шепард, команда первой «Нормандии», в особенности Рекс, Кайден и Лиара; Джокер. Юст фем!Шепард/Кайден проходит фоном; на задворках видны Андерсон и Ария
Жанр: ангст с вкраплениями юмора, в общем, всё как в жизни
Аннотация: незадолго до гибели первой «Нормандии» члены ее экипажа осознают, что их пути расходятся.

О ты, старый безумец моряк!
Что останется в конце концов от всей твоей
огненной жизни, кроме маленькой горстки пепла?
Г. Мелвилл, «Моби Дик»

8.

8.

Рекс знавал многих азари, и некоторых, пожалуй, ближе, чем хотелось бы, но похожие на Лиару ему до недавнего времени не встречались. То, что Шепард не вышвырнула девчонку с корабля при первом заходе «Нормандии» в порт, порядком его озадачило, но кроган смолчал: если капитану хочется иметь под боком археолога на коротком поводке, так тому и быть. Рекс не возразил и тогда, когда Шепард пропустила несколько их спаррингов подряд, уча Т’Сони обращаться с пистолетом. В конце концов стало очевидно, что усилия того стоили: у новенькой оказался неплохой биотический потенциал, и на Новерии Лиара, еще не научившаяся стрелять по людям, но уже с легкостью убивающая рахни, была для них хорошим подспорьем в бою. До Шепард ей было, само собой разумеется, далеко, и уж тем более Т’Сони не могла сравниться с кроганским боевым мастером, но Рекс, не выпускавший ее из поля зрения в течение всей миссии, с немалым удивлением отметил, что при должных тренировках малышка не только сравнится по мощи со своей матерью, но и превзойдет ее задолго до того, как станет матриархом.

Лиара редко покидала свою комнатку за медицинским отсеком и почти не общалась с экипажем. Она сдружилась с доктором Чаквас, однако большую часть времени коротала в одиночестве, продолжая начатые на Теруме исследования. Рекс, служивший бок о бок с азари-наемницами и немало глазевший на синекожих танцовщиц в барах, сперва пришел к выводу, что если глубоко внутри Лиары когда-то и существовала жажда новизны, заставлявшая ее соотечественниц покидать родной мир в поисках приключений, то вряд ли ей суждено однажды пробудиться к жизни. Потом, исподволь наблюдая за Т’Сони, он обнаружил, что первое мнение было ошибочным. Да, она отличалась от большинства азари, бесцельно тративших молодые годы в богом забытых барах, и подчас поражала окружающих наивностью суждений, но Рекс не мог отрицать очевидное: Лиаре не хватало жизненного опыта, но ум ее был острым, а сердце — храбрым, и если Шепард раньше него заметила эти достоинства, оставалось только молча отдать должное ее прозорливости.

— Мне бы хотелось побывать на Тучанке, — произнесла Лиара, нарушив молчание. — Вы скучаете по ней?

— Если думать о том, что оставляешь позади, далеко не уйдешь, Т’Сони, — бросил Рекс, заглядывая в очередную пустую комнату, встретившуюся им по дороге. — На Тучанке ты бы увидела кучу бесплодных камней да горсть никчемных дураков. И то, и другого в Галактике везде хватает.

— Но это же ваш дом, — возразила Лиара. — После Новерии я часто думаю о том, что мне придется вернуться на Тессию, хочу я того или нет... Теперь, когда матери нет в живых, кто-то должен заняться завещанием. Привести дом в порядок. Как вы думаете, коммандер Шепард ведь поймет, если я попрошу — как это называется?.. — увольнительную?

— Коммандеру Шепард будет плевать, — откликнулся Рекс с ухмылкой. — Что на тебя, что на меня, что на кого еще... Учись с легкостью отпускать людей, покуда есть достойный пример перед глазами. Авось научишься.

— Я так и не смогла попрощаться с мамой. — Лиара печально покачала головой. — Мы были так близки во времена моего детства, что... Часть меня до сих пор верит, что стоит мне переступить порог нашего дома — и она встретит меня, как встречала тысячу раз.

— Это худшая часть тебя, Т’Сони. Но не переживай. Она умрет так быстро, что ты и не заметишь.

— Мне кажется, я еще не готова расстаться с этим.

— Ну надо же, — фыркнул Рекс. — Никто не бывает готов. Но в твоем возрасте мир меняется быстро. Пройдет пару лет — и ты обнаружишь, что не помнишь толком уже ни Новерии, ни «Нормандии», ни прежней себя... Можно только позавидовать.

— Вы убили собственного отца, — с дрожью в голосе сказала Лиара. — Сколько лет понадобилось, что бы забыли об этом?

— Тот, кого я убил, уже не был моим отцом. Я попрощался с ним задолго до этого, как и ты попрощалась с Бенезией. В этом единственное сходство между нами. Других не ищи.

— Но вы так и не вернулись домой.

— Я достаточно говорил об этом с Шепард. Не вижу причин говорить еще и с тобой.

— Я вас не осуждаю. — Лиара ответила на резкость столь мягко, что Рекс укорил себя за грубость. Шепард с ее деланым спокойствием могла выдержать и куда более тяжелый разговор, но в обществе Т’Сони стоило подбирать другие слова. — Я просто хочу понять... Сколько пройдет лет, прежде чем я забуду. Не смирюсь, не вычеркну из памяти... Забуду по-настоящему.

— Столько не живут, — просто сказал Рекс. — Ни кроганы, ни азари.

Лиара больше не проронила ни слова. Они шли по коридору уже достаточно долго, открывая все попадающиеся на пути двери и заглядывая в пустующие комнаты, разоренные временем, но так ничего и не нашли, а судя по тому, что динамики молчали, поиски Шепард и Кайдена тоже не увенчались успехом. Наконец, когда они потеряли надежду отыскать маяк, в конце коридора забрезжил неестественно яркий свет. Рекс остановился в нескольких метрах от выхода, сжимая крошечную руку Юты, и в облаках танцующей пыли увидел впереди поднимающийся к потолку шпиль. Лиара подняла голову и посмотрела на него с таким нетерпением во взгляде, что Рексу оставалось лишь вновь признать свою ошибку. В этой девочке изнутри разгоралось такое пламя, что ни одна другая азари, за исключением разве что Алины, не могла сравниться с ней.

— Штука не в том, чтобы забыть, — обратился он к Лиаре, не отрывая взгляда от протеанского маяка. — Ты получаешь шрамы и учишься жить с ними. А если учишься скверно... Проще подохнуть в первой же канаве. «Отбросить коньки» — слыхал я как-то такое выражение от Шепард.

— Я запомню, — откликнулась Лиара с улыбкой.

Вместе они шагнули в сияющий прямоугольник света, которым заканчивалось широкое устье коридора. Солнечные лучи падали сквозь прорехи в потолке, сплетая вокруг маяка золотой узор. Задрав голову вверх, Рекс увидел тронутую близящимся закатом синеву неба, и подивился неожиданной смене погоды: всего четверть часа назад на улице назревала гроза. Но когда он с недоумением повернулся к Лиаре, чтобы поделиться своим наблюдением, то обнаружил, что молодой азари уже нет за его спиной, как нет и прохода, через который они вышли. Позади простирались каменистые равнины Тучанки, обагренные клонящимся к горизонту солнцем.

9.

9.

Кайден и Шепард в молчании шли через анфиладу перетекающих друг в друга комнат. Некоторые были просторны, как залы, другие узки, будто клетки. По стенам из темно-зеленого малахита, украшенного прозрачными разводами патины, вились трещины. Застоявшийся воздух казался густым, тишина — почти осязаемой. Пятьдесят тысяч лет изнутри точившая здание, она давным-давно ждала, чтобы ее нарушили, и Кайден, смирившийся с тем, что Шепард не собирается вступать в разговор, начал первым:

— Коммандер, если я должен взять свои слова обратно, чтобы вы перестали отмалчиваться в моем присутствии, я это сделаю.

— Вы хоть понимаете, что сейчас я вас ненавижу даже сильнее обычного? — спросила Шепард с неподражаемым самообладанием, изо дня в день восхищавшим его. — Потому что извиняться должны не вы.

— Не я, — согласился Кайден спокойно.

Ей действительно стоило принести извинения за с такой легкостью брошенный упрек в трусости — не только потому, что Кайден ничем не заслужил его, но и потому, что Шепард прекрасно знала: сложно придумать обвинение, которое сильнее ранило бы его гордость. За долгие часы, проведенные на «Нормандии» за разговорами, она могла убедиться, что Альянс как символ всего, чему они служили и за что сражались, имеет для него не меньшее значение, чем для нее самой. Впрочем, Кайден не винил ее. В какой-то момент он понял, что прекрасно улавливает разницу между тем, что Шепард говорит, и тем, что думает.

Через несколько метров узкий коридор расширялся, образуя вытянутую в длину каплевидную комнату, у правой стены которой лежали, одно на другом, два обезображенных тела. В них с трудом можно было узнать кроганов: плоть рваными ошметками свисала с их обглоданных костей, а там, где на трупах сохранилась кожа, можно было различить высохшие кровавые язвы. Шепард попробовала вызвать по радиосвязи Рекса, но ни он, ни Т’Сони не отвечали.

— Я бы сказала, что эти парни послужили кому-то добрым обедом, — сказала она, с раздражением отключая связь, — но что-то не могу представить животное, которому под силу справиться с кроганом. Тем более — с двумя. Достаньте-ка пистолет, лейтенант.

— А вам ведь это нравится, — заметил Кайден, глядя ей в спину.

— Еще как.

Луч света, вспыхнув над головой Шепард, внезапно вздрогнул и рассыпался на множество маленьких искр, словно прошел через водную гладь. Приглядевшись, Кайден увидел, что комнату делит на две части прозрачная стена, но прежде чем он успел предупредить коммандера, в двух шагах от мертвых кроганов невидимая сила подкинула ее в воздух, как перед маяком на Идене Прайм. Он бросился к ней, не отдавая себе отчета в необдуманности этого поступка, и тут же почувствовал, как капкан света смыкается вокруг, до боли слепя глаза.

10.

10.

Начался прилив. Когда Лиара обернулась, то увидела, как волны слизывают с влажного песка длинную вереницу следов. Еще несколько мгновений, несколько тихих всплесков, накативших один за другим, — и берег, пустой и призрачный в туманных облаках лунного света, снова выглядел так, будто уже тысячу лет по нему не ступало ни одно живое существо. Плавно изогнувшаяся линия песчаных отмелей исчезала вдали за нагромождением усыпанных ракушками скал, у подножия которых ласково перешептывалось море. Эхо его шепота доносилось до Лиары сквозь теплую мглу летней ночи, сотканной из соленого дыхания ветра и хрупкого узора звезд, светивших над нею. Она понимала, что звук этот — лишь шум прилива, но сотни разных нот сплетались в нем так чисто, и неразделимо, и ясно, будто с ней голосом моря говорила Вселенная.

Лиара запрокинула голову и, глядя на распахнувшееся в вышине черное небо, не заметила, как наступила на что-то острое — как осколок стекла. Охнув, она замерла на месте. Мамины пальцы выскользнули из ее разжатой ладони.

— Что случилось, Крылышко мое? — спросила мать, оборачиваясь. Высокая, тонкая фигура, плоть от плоти самой ночи, чернела над колышущейся позади нее зеленоватой тканью моря.

Лиара шмыгнула носом.

— Гляди-ка... — Мать склонилась к ней. — Ракушка. Наверное, вынесло на берег прошлым приливом.

Бенезия опустилась рядом с дочерью на колени и взяла в руки большую продолговатую раковину с пустым щербатым нутром. От зазубренного устья в разные стороны расходились костяные лучи.

— Ступай осторожно, Лиара. Здесь таких может быть много.

— А что это?

— Эта ракушка была для кого-то домом, — пояснила Бенезия. — Раньше внутри нее жило живое существо.

— А где оно теперь?

— Ушло. Но куда — никто не сможет тебе сказать.

Лиара нахмурилась, глядя в спокойные глаза матери, на дне которых притаилась пустота: не страшная, но чужая, незнакомая ей пустота грусти, обреченности, одиночества.

— Всем нам рано или поздно приходится покинуть свой дом, — успокоила ее Бенезия в ответ на немой вопрос. — Однажды ты вырастешь, Лиара, и улетишь с Тессии, чтобы найти свое место среди звезд. Так наши предки уходили в море на кораблях, чтобы исследовать неизвестность, лежащую за горизонтом. Так теперь мы оставляем наш дом, чтобы увидеть космос. Ты удивишься, когда узнаешь, насколько тесен мир, в котором ты родилась... и насколько огромен тот, что ждет тебя впереди.

— Но мое место — рядом с тобой, — сказала Лиара с упрямством, какое знакомо лишь детям. — Я не улечу. Я тебя не оставлю. Ни за что тебя не оставлю!

— Маленькое мое Крылышко... Давай, прислони ее к уху. Слышишь?

Лиара поднесла к лицу тяжелую раковину и закрыла глаза. В темной утробе нарастал шелест: словно тяжелые волны одна за другой накатывались на пологий берег.

— Шумит... как море, — произнесла она, вслушиваясь в далекий звук, поселивший тревогу в ее сердце.

— Вселенная говорит с тобой тем же голосом, что и океан, — сказала Бенезия, сжимая маленькую ладонь дочери. — Она звала нас еще в то время, когда мы не знали, как строить корабли, и зовет теперь.

Бенезия простерла руку к горизонту. Две падающие звезды расчертили небосклон пламенеющими голубыми хвостами и погасли там, где небо сливалось с морем.

— Представь, сколько в ней тайн, которые тебе предстоит разгадать, сколько людей, которых ты повстречаешь, столько миров, которые ждут твоего прихода... Однажды ты поймешь, что не можешь сопротивляться этому зову, и отправишься в путь.

— Но я не хочу уходить, — замотала головой Лиара. — Я хочу остаться с тобой.

— Мы расстанемся не навсегда, — постаралась утешить ее Бенезия, видя, что дочь дрожит. — В одном из этих дальних миров мы однажды встретимся снова, я обещаю тебе. Я клянусь тебе самой нерушимой клятвой: за нашим прощанием всегда последует новая встреча. Мы встретимся — и я буду любить тебя так, как прежде, и поцелую, как всегда целовала, и мы проведем столько времени вместе, вдвоем, сколько ты захочешь... Тысяча лет — это долгий срок, Лиара. Тысяча лет любви, тысяча лет сожалений, тысяча лет радости. Но сколько бы ни прошло времени, сколь далеко мы ни были бы друг от друга, я и через столетия протяну тебе руку... и скажу, как я горжусь тобой, мое Крылышко.

— Но тот, кто жил в этой раковине... Он ведь не вернется, — тихо сказала Лиара, еще не зная, но уже чувствуя, что бывают дороги без возврата и разлуки, которым нет конца. — А вдруг я тоже не смогу вернуться к тебе? Вдруг я не найду тебя?

Она вложила руку в ладонь Бенезии, и они, рука в руке, долго стояли, глядя на небо. Звезды загорались и гасли в бесконечной мгле, существующей с начала времен. Они рождались, а затем умирали, унося во тьму тысячи безымянных миров, не дождавшихся отважного мореплавателя, который нанесет их на карту. Но все эти миры, все эти чужие солнца, согревающие своими лучами пустоши далеких планет, не стоили даже крупицы времени, проведенного с матерью — всегда родной и всегда незнакомой.

Единственная дорога, по которой Лиара хотела идти, пролегала по этому пустынному берегу, принадлежащему скорее царству мертвых, нежели миру живых, и вела к дому.

— Тогда не уходи, — просто сказала мать. — Останься со мной.

«...я всегда так гордилась тобой, маленькое мое Крылышко...»

— Мама!

11.

11.

— Вам нужна помощь, коммандер?

Шепард обернулась, взглянула на него снизу вверх, устало махнула рукой и, откинувшись назад, прислонилась спиной к металлическому шкафчику.

— Замок заело, — недовольно буркнула она, хлопнув по дверце ладонью.

— Давайте я посмотрю, — предложил Кайден. — С ними это бывает.

— Да к черту. Хотела перебрать свое оружие, но проку от него теперь никакого.

— Еще не поздно всё исправить. В конце концов, мы подчиняемся Альянсу, а не Совету, и…

— Какой вы оптимист, надо же. Ну и что вы собираетесь делать, позвольте спросить?

Кайден опустился на пол рядом с Шепард. Голоса их гулко раздавались в тишине, ненадолго дарованной им или перед боем, или перед смертью. Игра теней в обволакивающем полумраке палубы вырисовывала тонкий профиль женщины, сидевшей с ним рядом, и смягчала ее черты, стирая личину солдата. Через сколько трупов бы она ни перешагнула, не оглядываясь, сколько бы битв ни выиграла в одиночку, сейчас ей был нужен друг.

— То же, что и вы, — пожал Кайден плечами. — Бороться.

— Только вот с идиотами бороться сложнее, чем с Сареном и гетами, — усмехнулась Шепард. — Мне бы вашу отвагу, лейтенант. Ну и что, по-вашему, мы победим?

— Да. Думаю, да, — ответил Кайден.

После этих слов, в которые он сам едва верил, надолго воцарилось молчание — печальная, спокойная и почти безмятежная тишина, не оставлявшая саднящего чувства в груди.

— Столько людей погибло, пока Сарен искал канал… Подопытные в его лабораториях… простые гражданские… колонисты на Феросе. Уильямс. — Ее усмешка стала горькой. — Чего ради? Мы сложа руки торчим в доках. Проиграть, даже не вступив в бой, — вот что по-настоящему страшно.

— Вы считаете, что мы проиграем?

— Мы проиграли битву, но битва — это еще не вся война... — Шепард запрокинула голову, глядя в потолок, как всегда делала, когда задумывалась, и на сей раз недолгая пауза в разговоре показалась Кайдену почти вечностью. Он знал, что она чувствует, но не мог разделить с ней эту горечь заранее обреченной на поражение войны. — Я не знаю. Впервые в жизни я не знаю вообще ни черта. Я втянула вас в войну с крохотным шансом на победу. И даже если мы остановим Сарена — это будет просто отсрочка. Затишье, после которого начнется такая буря, что...

— Вы справитесь.

Кайден коснулся тыльной стороны ее руки, накрывая ее своей, но лишь на несколько мгновений почувствовал тепло. Шепард поднялась на ноги и напряженно произнесла, меряя шагами лоскут света перед шкафчиками, вырванный тусклыми лампами у чернильно-синего мрака:

— Я не люблю — никогда не любила — проигрывать, потому что поражения задевали мою гордость. И не проигрывала. Ни разу, чего бы это ни стоило. Но оказалось, куда сложнее делать ставки, когда речь о чем-то большем, нежели моя долбаная гордость.

Он поднялся за ней следом. Шепард, договорив, остановилась и замерла, прислонившись лбом к шкафчику. Кайден смотрел, как она, неподвижная, стоит на месте, касаясь рукой металлических пластин, и сделал шаг вперед, не отдавая себе отчета в том, что собирается сделать. Его губы коснулись нижнего позвонка над примятым воротом формы. Шепард не шевельнулась. Волосы ее после Вирмайра, почувствовал Кайден, еще пахли солнцем и солью.

— Мы не проиграем, — произнес он, щекоча дыханием покрывшуюся мурашками кожу.

— Кайден.

— Я буду с тобой, куда бы ты ни пошла. Обещаю.

На губах остался вкус морской соли, и Кайден, закрыв глаза, вдруг вспомнил, что так и не сказал этих слов. Память была слишком горькой и слишком сильной. Он медлил, а когда наконец решился, на них обрушился, неестественно громкий в тишине, голос Джокера, передавшего сообщение от Андерсена. И то, что сейчас эти слова наконец звучали, что женщина, которую он любил, по-прежнему стояла рядом, не могло быть правдой. Видение неслучившегося прошлого было сладким до тянущей боли, но он с легкостью променял бы его на настоящее — холодное, горькое настоящее, которое заслужил.

12.

12.

Багровое, будто налитое кровью солнце низко стояло над горизонтом. Свет его, падающий на громоздящиеся друг на друга камни, заставлял глубокие тени вытягиваться в длину, превращая мертвые обелиски над могилами предков в подобия солнечных часов, отсчитывающих срок, отведенный живым. Рексу всегда казалось, что кроганам отпущено слишком много: когда твоя жизнь длинна, когда ты не замечаешь ее медленного, но неминуемого приближения к концу, куда проще растратить тысячу лет на глупые ошибки и пустые сожаления о них, надеясь, что останется время исправить сделанное. Но большинство подходило к краю с пустыми руками. Что такое тысяча лет, если неизбежный их итог — еще один шаг к неизбежному вымиранию твоего народа? Растения отживают свой век и умирают, освобождая место молодой поросли, пробивающейся из-под земли. Кроганы умирают, оставляя после себя бесплодную почву. И сейчас, глядя со взгорья на кладбище, затопленное солнцем, как кровью, Рекс подумал о том, что настанет день, когда вся Тучанка превратится в разоренный памятник его народу — в огромный некрополь среди руин так и не восстановленных ими городов, где однажды перестанут появляться новые могилы.

Он спустился вниз по крутому склону и вошел в долину. Один. Впервые за многие годы — безоружный. Здесь, в месте захоронения предков, где пустые глазницы их черепов наблюдали за ныне живущими, было не место насилию и вражде. Оставленные на обелисках как напоминание о том, откуда произошли кроганы и куда лежит их путь, черепа, казалось, насквозь видели каждого, кто представал пред их мертвыми очами. Рекс слишком чтил традиции своего народа, чтобы осквернять память предков оружием, принесенным в священное место захоронения.

За облаками песка, которые во время бурь до белизны шлифовали кости умерших, он различил силуэты облаченного в броню отца и его людей. Беспощадно красное солнце искажало их огромные тени. На мгновение Рексу показалось, что это лишь мираж, которым дурачит его пустыня, но стоило, приблизившись, заглянуть отцу в глаза, чтобы понять: нет, не вина в том пустыни, что лишь один из них уйдет сегодня живым.

— Мой сын.

Джаррод был уже стар, но годы не склонили его к земле и не умалили грозной силы, по-прежнему кипевшей в кряжистом теле, сросшемся за годы войны с изрытой пулями и осколками снарядов броней. На поясе у него висел нож, за спиной — дробовик.

— Отец.

Они обменялись сухими приветствиями и замерли друг против друга, не произнося ни слова. По правую руку от отца стоял Рив. Не отрывая от них взгляда, Рекс скорее почувствовал, чем увидел, как позади возникли, в назначенный срок исполняя просьбу, члены его собственного кранта. Те, что много лет назад сражались за него во время посвящения. Те, что теперь готовы были опустить оружие за ним следом, чтобы не допустить новой войны, грозящей уничтожить всё, что осталось от кроганской расы.

Если Джаррод, поставив свою ненависть выше разума, решит пойти против Совета Цитадели, у кроганов не останется сил для восстановления своего мира. Рекс понимал это лучше прочих. Он знал, что в бою Джаррод беспощаден и жесток. Рекс годами учился у него, перенимая отцовские умения и повадки, благодаря которым впоследствии смог прославиться далеко за пределами клана. Именно отец научил его ценить хорошую честную схватку. Он растил сына, способного управлять Урднотами не хуже, чем он сам. Но теперь, когда ненависть до того слепила Джарроду глаза, что лишь кровь могла утолить снедавшую его боль — боль побежденного, поверженного воина, — их пути расходились. Рекс понимал, что война ослабит кроганов, и без того оказавшихся на грани выживания. Если не направить все силы на борьбу с генофагом, болезнь сотрет с лица Тучанки любое напоминание о том, что некогда ее населял бесстрашный и грозный народ.

Он пытался убедить другие кланы в том, что необходимо заняться земледелием и возродить экологию Тучанки, так и не восстановившуюся после ядерной зимы. Чтобы выжить, они должны были обратиться к своим корням и попытаться вернуть то, что утратили столетия назад. После Рахнийских войн кроганы привыкли жить подачками саларианцев, получая в качестве благодарности оружие, земли и технологии. Всё равно что хищники, питающиеся падалью, говорил Рекс. Его речам внимали, не перебивая, лидеры кланов, их славные воины и мудрые шаманы... Но как победить врага, если оружие против него бессильно?

Кроганы разучились строить и созидать. Только воевать, как хотел того Джаррод, они по-прежнему умели.

— Зачем ты позвал меня, отец?

— Чтобы попытаться образумить тебя, сын. — Глаза Джаррода были красны, как заходящее солнце. — В последний раз. — С этими словами он простер руку и широким движением указал на собравшихся позади него воинов, пришедших поддержать своего воеводу. — Ты был бы ценным дополнением к моему войску, Рекс. Не дай упрямству погубить тебя.

— Упрямишься ты, — огрызнулся Рекс. — Вы собираетесь воевать с расами Совета тем оружием, что они вам дали, и надеетесь победить.

— Кроганы — гордый народ. Война докажет саларианцам, что нас не сломить болезнью.

— Мертвецам гордость ни к чему.

— Мы все равно обречены, — отрывисто бросил Джаррод. — Скажи, хоть одно зерно, брошенное вами, взросло в почве Тучанки? Наши традиции, наша наука... Ничего не осталось. То, что мы не уничтожили сами, нам помогли уничтожить другие. И они поплатятся за это страданиями куда большими, чем те, что обрушили на нас.

В плотно сомкнутых рядах за его спиной раздался гул одобрения.

— Рекс, брось свою затею, пока не поздно, — попытался урезонить брата Рив. — Мы должны выйти на войну плечом к плечу, как Урдноты выходили веками. Всем кланом. Отец поведет нас в битву, и мы, пусть и пролив немало крови, вернемся домой с победой.

— А когда я умру — а моя смерть близка, сын, — ты займешь трон, принадлежащий тебе по праву. В конце концов вся Тучанка склонится пред тобой. Если кто и способен объединить ее, так это ты.

«Не много чести в том, чтобы править мертвецами», — подумал Рекс, оглядываясь назад. Войско отца значительно превосходило по численности его небольшой крант. Если будет бой, все, кто решится выступить против Джаррода, погибнут. Но неужели отец решится поднять оружие в священном месте, оскорбив память предков?

Окидывая взглядом пришедших с отцом воинов, Рекс понял, что пытается выиграть давно уже проигранную войну. Он не мог вести за собой тех, кто видел высшую доблесть в том, чтобы умереть в сражении за попранную честь и сломленную гордость. Отец победил, как побеждал всегда. Никому нет дела до выживания их народа. До будущего детей, которым предстоит жить на разоренной земле. Рекс надеялся, что со временем убедит отца и клан в своей правоте... Что ж, он ошибался.

— Выбирай, Рекс, — произнес отец, пристально глядя на него. — Или ты пойдешь с нами сражаться против общего врага... Или погибнешь сейчас, сражаясь против своих.

— Кроганы не убивают друг друга на священной земле, — тяжело ответил Рекс, встретив его взгляд.

— Ты дурак, если веришь, будто у нас осталось хоть что-то святое, — зло бросил Джаррод. — Выбор за тобой. Умереть в неравном бою, подняв руку на отца... Или править Тучанкой.

Окровавленное солнце сияло в небе, уже наполовину скрывшись за горизонтом. Ветер гнал по земле багровые облака пыли и песка. Если сегодня у могил предков прольется кровь, никто не увидит в красной пустыне ее следов.
Рекс снова оглянулся на своих людей, потом перевел взгляд на отца и брата. Черепа, увенчивающие обелиски, взирали на живых с безразличием и усталостью. Даже для них традиции, в течение многих тысячелетий остававшиеся незыблемыми в сознании всех обитателей Тучанки, уже ничего не значили.

Отец сказал: «Выбирай». Вернись в лоно своего клана, к семье, взрастившей и по-прежнему ждущей тебя, — или умри, из последних сил цепляясь за тающую надежду построить иное будущее.

Рексу показалось, что он никогда не делал выбора проще.

Он поднял голову, чтобы ответить отцу, но тут мягкий женский голос, приносящий одновременно и боль, и свет, позвал его с другой стороны пустыни, снова и снова называя по имени:

— Рекс... Рекс!

13.

13.

Кайден рванулся вперед, чувствуя, как лопаются плотные нити окутавшей его паутины. Коммандер лежала на полу, спеленатая по рукам и ногам тонкой прозрачной субстанцией с белыми клейкими прожилками. Он разорвал кокон, едва отдавая себе отчет в том, что сам только что очнулся в подобном, и тут же задрал рукав формы Шепард, пытаясь нащупать на ее запястье биение пульса.

Пульс был в порядке, но она некоторое время не приходила в себя и открыла глаза только тогда, когда Кайден сильно тряхнул ее за плечи.

— Что за черт?..

Коммандер приподнялась, опираясь на руку, и осторожно выглянула из-за плеча склонившегося над ней Кайдена.

— Обернитесь, лейтенант. Медленно.

Но он, вопреки ее предостережению, обернулся слишком резко, и притаившийся у стены силуэт одним движением метнулся вперед, им навстречу. Кайден рефлекторно возвел барьер, выбросив руку, и прижал Шепард к земле. Биотическое поле остановило струю ядовитой жидкости всего в полуметре от них. Тягучие капли стекали по мерцающему щиту, образовывая на каменном полу клейкую лужу. Немного поодаль, в мутном пятне падающего сквозь узкую прорезь окна света, замер многоногий паук с гибкими лапами, покрытыми прозрачной шерстью. Он настороженно следил за своими жертвами десятками хищно блестевших глаз, которыми было усеяно его угольно-черное тело. Кайден пригляделся и различил позади хищника сотни подобных отблесков — вся паучья стая, скрытая тенью, ждала решения своего вожака.

Шепард сняла с предохранителя пистолет. Следом за ней потянулся к оружию и Кайден.

Пауки двигались с молниеносной быстротой, зажимая их в кольцо, и почти не оставляли пространства для маневра. Даже биотические поля лишь ненадолго оттесняли их. Одна волна сменяла другую, следом за крупными особями появлялись орды их детенышей, и скоро все помещение покрылось живым ковром жаждущих крови тварей. Шерстяные покровы поблескивали в разреженных лучах сочащегося снаружи солнца.

Десятью минутами позже Шепард и Кайден, израсходовав добрую половину термозарядов, привалились к стене, окруженные десятками трупов. Вымотанные до предела короткой, но стремительной схваткой, они оба тяжело дышали.

— Всё?

— Вы добили последнего, коммандер.

— Одна из этих тварей меня укусила, — недовольно сказала Шепард, потирая две розовые точки у локтевого сгиба. — Что за дрянь здесь вообще происходит?

— Дайте я посмотрю.

— Ерунда.

Шепард было вывернулась, но Кайден удержал ее. Осмотрев след укуса, набухающий чуть выше локтя, он машинально снял лоскут паутины с подвернутого рукава ее формы и, подняв голову, встретился с Элизабет взглядом.

— Вам нужно к доктору Чаквас, и лучше поскорей.

— Вы определенно не помогаете мне сохранять боевой дух, — фыркнула Шепард, глядя на него снизу вверх. — Думаете, я на самом деле свалюсь из-за небольшого укуса? Да я бессмертна, как Бласто.

— Вы вообще когда-нибудь боялись смерти, коммандер?

— Это я иронию слышу в ваших словах? Ну неужели.

Шепард едва заметно усмехнулась и, на ходу меняя термозаряд в пистолете, пошла дальше по коридору. Звук ее шагов гулко отражался от стен, покрытых липкими ошметками паутины, и поднимался вверх по узким, как колокольни, арочным пролетам. Только потом, обернувшись, она добавила:

— Если бы я всеми способами не цеплялась за жизнь, я бы тут с вами не стояла. Смерть — это то, к чему солдаты вынуждены, даже обязаны в конце концов привыкнуть. Вы вступили в армию, зная об этом. Я тоже. Но привыкнуть и смириться — разные вещи.

Она сняла с шеи цепочку с армейским жетоном. Серебристая бляшка с вытравленными на металле буквами и цифрами матово переливалась в лучах рассеянного света, льющегося сквозь прорехи на стыке между стенами и потолком.

— Зачем нам дают их, по-вашему?

— Чтобы опознавать тела погибших в ходе военных действий... и не хоронить солдат в безымянных могилах.

— Эта штука напоминает мне о том, что я смертна, — с невеселой улыбкой сказала Шепард. — Прошло немало времени, прежде чем я свыклась с мыслью, что стою одной ногой в могиле. Я помню об этом. Всегда. И о Уильямс, черт вас подери, тоже помню.

Когда она подняла голову и посмотрела Кайдену в глаза, он впервые почувствовал, что она уязвима не меньше его самого, будто сейчас их роднила смерть, в конечном счете неизбежная для обоих.

— Как вы оказались во флоте? — задал вопрос Кайден, пытаясь совладать с собой. Он знал, что Шепард лет росла на улице, но никогда не спрашивал о том, что привело ее в армию.

— Пыталась выбраться из болота, — коротко ответила Шепард. Замолчала. Затем, пройдя несколько десятков метров по излучине круто повернувшего коридора, нехотя продолжила: — В отличие от вас, лейтенант, я никогда не думала о службе в армии как о чем-то... большем. Я была уверена, что это работа не хуже и не лучше прочих. Работа — и всё.

— То есть вы считаете, что в этом я ошибался, — заключил Кайден. — Что все принципы, из-за которых я пошел служить в армию, все идеалы Альянсы...

— Нет, — спокойно перебила его Шепард. — Вы были правы. Ошибалась я.

Новое:

14.

14.

Они нашли Рекса и Лиару в зале с протеанским маяком, остроконечный шпиль которого уходил к потолку. Он показался Элизабет больше того, что они нашли на Идене Прайм, и походил скорее на тонкую иглу, чем на обелиск. Лиара помогала Рексу подняться; маленькая Юта сидела в отдалении, наблюдая за ними с не по-детски серьезным выражением лица.

— Шепард! — с облегчением воскликнула Лиара, обернувшись. — Я боялась, что с вами могло что-то случиться. Слава богине, вы в порядке.

— Скорее что-то случилось с вами, — заметил Кайден. — Мы пытались выйти на связь, но вы не отвечали.

— Я помню свет, — призналась Лиара, вдруг замявшись. Несколько мгновений она казалась оцепеневшей, будто воспоминания о том, что произошло, обладали над ней непреодолимой властью. — А потом — темноту и странный сон о забытом дне из моего детства... Я так хотела остаться там, остаться навсегда, что сейчас мне становится страшно.

— Ты крепче, чем кажешься, — произнес Рекс, положив ей руку на плечо. — Крепче, чем сама привыкла считать. Я тоже видел какую-то дрянь, Шепард.

— Полагаю, мы все что-то видели, — хмуро заключила Элизабет, подходя к протеанскому маяку. Она провела рукой по его поверхности, стирая слой грязи. Под ней обнажился металл, покрытый светящимися синими прожилками. Спустя пятьдесят тысяч лет маяк еще работал, но она не ощутила ничего похожего на то, что испытала несколько месяцев назад на Идене Прайм.

«Радиус действия больше, — поняла она, сопоставив слова Лиары с собственными догадками. — Нас всех зацепило на одинаковом расстоянии от маяка... Но почему я не увидела то же, что и раньше?»

Запись с протеанского маяка осела в подсознании ночными кошмарами: медленные, тихие, безмолвные, они бросали тень на каждый ее сон, и чем сильнее Шепард боролась, пытаясь плыть против течения, тем сильнее затягивал водоворот чужих воспоминаний. Но то, что она увидела, пока лежала в паучьем коконе, не имело с протеанским видением ничего общего. Сон выпотрошил ее, выворачивая наизнанку мысли, желания, мечты — и оставляя скребущуюся пустоту.

Металл, едва ощутимо вибрируя, впитывал тепло пальцев, но оставался холодным. Что же видели остальные? Из всех них только Лиара решилась рассказать о своем сне. Пока Шепард изучала маяк, та несмело поведала о привидевшейся ей встрече с матерью, постоянно сбиваясь и замолкая, но все же с облегчением делясь своей болью. «Не помню, кто стрелял последним, — рассеяно подумала Элизабет, вспоминая Новерию. — Я. Рекс. Или она сама?»

— Только ты, похоже, не видела ничего, — мягко произнесла Лиара, присаживаясь на корточки перед Ютой. Маленькая кроганка подняла на нее задумчивый взгляд. — Тебе можно только позавидовать, малышка. У тебя нет мечты, которая не исполнилась... Ошибок, которые ты хотела бы исправить... Сомнений и сожалений.

— Это ненадолго, — угрюмо пообещал Рекс.

Шепард наконец добилась того, чего хотела: провела по поверхности маяка в том месте, нажатие на которое включило голографический интерфейс. Буквы на долю секунды показались незнакомыми, но она потом она с легкостью принялась читать одну надпись за другой.

— Я могу вам чем-то помочь, коммандер? — спросила Лиара, не осмеливаясь подойти ближе.

— Можете посмотреть, если хотите, — пожала плечами Шепард. — Но только я понимаю язык.

— Кто-то явно перенастроил этот маяк. Попробуйте найти логи, если сможете, — посоветовал Кайден.

— Уж я бы сообразила, лейтенант.

Записям, которые она читала, было пятьдесят тысяч лет. Вот и всё, что осталось от цивилизации, некогда населявшей даже отдаленные уголки Галактики, — руины да хроника на мертвом языке. Сперва шли короткие и лаконичные пометки о регулярной настройке маяка, потом Шепард вышла на базу сообщений и отыскала записи о начале вторжения Жнецов. «В один прекрасный день ты увидишь, как небо твоего мира горит в огне», — вспомнила она недавний разговор с Рексом. Остановить их не смогли протеане, не смогут, скорее всего, и люди. Если один Властелин уничтожил столько кораблей, какой понадобится флот, чтобы противостоять всем Жнецам, когда те вернутся на поле жатвы?

Она обернулась на Лиару, Кайдена и Рекса, стоящих в отдалении, и вдруг успокоилась. В программах новостей только и говорили о том, какой невероятный подвиг совершила команда «Нормандии», но в действительности эти битвы, изрядно приукрашенные журналистами, дались ей легко. Выживание на Торфане в одиночку, когда приходилось ползти по мертвым телам своих же солдат, вдыхая запах опаленной кожи и сгоревшего мяса, — вот что оставило шрамы. Теперь то время отдалилось, поблекло, и хотя Шепард была не из тех, кто мучается раскаянием или виной, она с облегчением почувствовала, что стальная хватка последних двадцати лет жизни, взрастившей ее таким человеком, каким она пришла к этой черте, наконец ослабевает.

Потратив десять минут на пролистывание ровных колонок текста, она нашла то, что искала.

«Катаан понес огромные потери в первые же несколько дней, — гласила запись. — Наши попытки оказать сопротивление бесполезны. Поняв, что не можем бороться, мы собрали всех, кого смогли, в этом храме. Люди измучены страхом. Чтобы облегчить ужас обрушившегося на нас несчастья, было решено перепрограммировать один из последних сохранившихся в городе маяков. С их помощью мы всегда передавали информацию из разума в разум, связывая миры и их обитателей друг с другом, но наш век кончен. Мы обречены погибнуть. Единственное, что нам остается, — найти убежище в прошлом, в мечтах и воспоминаниях об утраченной жизни, сладостных настолько, что мы не ощутим страданий неизбежного конца».

— Мы нашли еще одно тело, Шепард, — подала вдруг голос Лиара из другого конца помещения. — В соседней комнате.

— Не тело, — поправил Рекс. — Кости.

Шепард коснулась маяка в последний раз. Голографическая панель поблекла и погасла.

— Готова поспорить — обглоданные, — предположила она.

Прочтенное почему-то оставило осадок грусти, а не гнева. Протеане должны были сражаться до конца, до последнего вздоха, но разве могла она их винить — и разве это имело значение теперь, когда все они пятьдесят тысяч лет как мертвы?

— Отличный способ охоты для хищника, — продолжила Шепард, пытаясь обобщить факты. — Маяк — готовая ловушка. Что может быть проще, чем сожрать замечтавшуюся жертву?.. Эта штука заслуживает того, чтобы ее взорвали ко всем чертям.

— Коммандер! — встрепенулась Лиара. — Это единственный в своем роде протеанский артефакт, и пока мы не разберемся, какой цели он служит, мы не можем...

Шепард сжала в руке пульт управления, и гранаты детонировали, окутав иглу маяка облаком пламени. Мощности оказалось недостаточно, чтобы разрушить его, но поверхность пошла крупными трещинами, и голубое свечение погасло. Вместе с ним погасло, растаяло всё остальное: стены зала, сама ратуша, гряда руин над холмами... Оглянувшись, Шепард обнаружила, что стоит на выжженной земле, покрытой невысокой бурой травой. Вокруг маяка, возвышавшегося в центре пустоши, лежало множество обглоданных скелетов. С серого низкого неба лился мутный свет, распугавший пауков. Вдали кое-где можно было различить остовы протеанских зданий. От былого великолепия руин Катаана не осталось ничего.

Потом Шепард поняла, что исчезла и Юта.

— Ничего этого не было, — произнесла Лиара отстраненно. — Ни-че-го.

Элизабет сухо пересказала спутникам то, что узнала из хроники, и потом все они долго молчали, думая каждый о своем. «Даже эти цветы, которые я собирала, были похожи на васильки. Я так давно не была дома... Потому что считала, будто дома у меня нет. Но есть Земля. Разве этого мало?» Обелиск воплотил то, чего она втайне желала, и сделал эту грезу осязаемой для всех, соткав иллюзию из несбывшегося, потерянного, забытого и утраченного. Каждому, кто приближался к нему, он щедро преподносил тот же дар, что и своим создателям-протеанам, — сладкий сон, за которым следовала легкая смерть.

Перебирая воспоминания, как рассыпавшиеся с порванной нити бусины, Шепард не заметила, как впереди замаячил «Мако». Рекс и Лиара шли позади, негромко болтая. Коммандер прислушалась.

— Я подумала, Рекс... Раз вы каждый день тренируетесь в грузовом отсеке с Шепард, то, возможно, согласитесь дать пару уроков и мне?

— Если только пару, — усмехнулся кроган. — По правде говоря, я не уверен, что задержусь на «Нормандии», малышка. Ничего, набьешь пару шишек — сама научишься. Ты способная.

Над землей клубились черные, как сажа, тучи. Упали первые капли дождя, скользнув по серебристой поверхности «Мако». Шепард сняла блокировку и распахнула дверь.

— «Нормандии» еще нет на месте, — сообщила она. — Покатаемся?

Кажется, еще ни одной ее шутке окружающие не смеялись так искренне.

15.

15.

— Когда группа возвращается с задания, коммандер, латать в основном приходится почему-то именно вас, — с осуждением сказала доктор Чаквас, поднося шприц к предплечью Шепард. — Вы себя не бережете.

— Я штурмовик. Это сопряжено с риском.

— Всегда на передовой? — усмехнулась Чаквас. — С тех пор, как я лечила вас после Идена Прайм, шрамов прибавилось. Вы никогда не задумывались о том, чтобы?..

— Нет.

Чаквас служила во флоте много лет и как никто другой знала, что женщинам-солдатам нечасто удается сохранить свою красоту. Лишь немногие не остригают длинные волосы, а случай сменить форму или броню на гражданскую одежду выпадает столь редко, что большинство забывает о манерах и походке. Война изнутри выжигает всё, что может гореть. Но когда Шепард коснулась зарубцевавшейся царапины, наискось перечеркнувшей висок, доктор подумала, что коммандер красива вопреки всему.

— Почему нет? — спросила Чаквас.

Шепард пожала плечами и потерла зудящий след, оставленный шприцом.

— Это как зарубки на память. Вы ведь родились на Земле, доктор?

— Да. Но я уже много лет не была дома. Почему вы спрашиваете?

— Так. Не берите в голову.

Шепард соскочила с койки и направилась к двери, не прощаясь. Шаг ее был легким, спина — напряженно прямой.

— Мы возвращаемся на Цитадель, коммандер? — спросила Чаквас, глядя ей вслед.

— Некоторые из наших... гостей намеревались сойти. А мне все равно нужно уладить дела с Советом.

— Мне будет не хватать их, — призналась Чаквас. — Гарруса. Тали. Рекса... А вам?

— Они были хорошей командой.

Чаквас кивнула, вздохнув. Стоило ли ждать более откровенного ответа?

— Осторожнее с рукой, коммандер. Яд оказался сильнее, чем я думала поначалу. Подвижность полностью восстановится только через несколько дней.

За спиной Шепард сомкнулись двери. Чаквас включила компьютер и принялась вносить данные в ее медицинскую карту, но через минуту снова услышала голос коммандера, негромко переговаривавшейся с Гаррусом, и волей-неволей прислушалась к их разговору:

— Вы так ничего и не сказали по поводу моего решения, Шепард, — заметил Гаррус.

— А вы, поди, ждете, когда я поглажу вас по шерстке? Да пожалуйста. Вы будете отличным Спектром, Вакариан. Правда.

— Вы действительно так считаете?

— Ну конечно я так не считаю! — Шепард в очередной раз вспылила. — Вы будете отвратительным Спектром, потому что рано или поздно не захотите играть по тем правилам, что вам предложит Совет. Но я тоже, в конце концов, Спектр так себе.

Чаквас набрала несколько строчек и свернула голографический интерфейс, не переставая улыбаться.

16.

16.

Шепард разблокировала дверь и шагнула вперед, оставляя позади горящий коридор, залитый красным светом сигнала тревоги. Верхнюю часть первой палубы снесло взрывом. Над ней простирался непривычно близкий космос. Огромная голубая планета, закрывающая почти весь обзор, нависала над «Нормандией» так низко, что касалось, будто она готова сорваться. Пытаясь совладать с невесомостью, Шепард сделала несколько шагов вперед. Медленно. Слишком медленно.

— Я не брошу «Нормандию», пока есть шанс спасти ее. Вам понадобится лассо правды, чтобы стащить меня с места, — заявил ей Джокер, когда она наконец добралась до рубки.

— Идиот!..

— У каждой уважающей себя Чудо-Женщины должно быть лассо правды, — стоял на своем он. И вдруг выпалил, бросив взгляд за иллюминатор: — Они разворачиваются для следующей атаки, коммандер.

Огненный луч легко смял оболочку корабля и, вспоров обшивку, пламенеющим торнадо пронесся по мостику. Следующий удар вывел из строя двигатели. Голографическая панель пилота погасла, лишив Джокера доступа к управлению. Значит, другие системы тоже отказали. Еще немного, поняла Шепард, и от «Нормандии» останется только груда бесполезных обломков. Не церемонясь, она рванула Джокера с места.

— Осторожно, рука! — взвыл он.

Странно. Скольких солдат она потеряла на Торфане и сколько — после него? А теперь рискует жизнью ради собственного пилота, понадеявшегося спасти обреченный корабль. «Точно также я рискнула бы ради любого другого из своей команды», — вдруг подумала она, чувствуя, как обрушивается оглушающим водопадом кристальная ясность мыслей, столь чужеродная сейчас. К счастью, Рекса, Тали и Гарруса уже не было на корабле. Лиара в спасательной капсуле. Кайден... Выполняет приказ, как и положено хорошему офицеру.

Мысль, вспыхнув, мелькнула на краю сознания и погасла, как метеор. Очередной взрыв разбросал Шепард и Джокера в разные стороны. Она почувствовала, что ноги потеряли опору, и схватилась за покореженный край обшивки, беспомощно барахтаясь в невесомости. Пальцы все еще слушались хуже, чем обычно, держаться было трудно, и следующая взрывная волна безжалостно швырнула ее в открытый космос.

Со времен учебки Элизабет знала, что тело, получившее ускорение в вакууме, будет двигаться до тех пор, пока не встретит преграду. С трудом разбирая, где верх, где низ, она взглянула на гигантский диск незнакомой планеты, понимая, что в конце концов гравитация протащит ее сквозь атмосферу вместе с обломками «Нормандии», и представила, каково это — гореть заживо.

В космосе не было звуков. Она осталась наедине со звездной пылью, мерцающей на расстоянии тысяч световых лет, слушая свое сбившееся дыхание. Какие-то из этих звезд давно остыли, другие превратились в сверхновые, но их свет по-прежнему несся через Вселенную, пронзая ее насквозь тонкими лучами. Шепард на мгновение прикрыла глаза, вслушиваясь в новую, незнакомую тишину вакуума, в равнодушное молчание космического пространства, а когда открыла их, то обнаружила, что на визоре шлема мигают красные цифры, сменяя одна другую. Процент оставшегося кислорода. Баллон был пробит — значит, воздух закончится раньше, чем ускорение толкнет ее в безжалостные тиски гравитации.

Задыхаясь от недостатка кислорода, она чувствовала, что падает в пропасть, в звезды, в небо чужой планеты, и хотя внутренний голос приказывал ей бороться даже тогда, когда на убывающие цифры на визоре достигли нуля, кружащий голову холод свел это сопротивление на нет.

Хлопья снега падали на поверхность Алкеры, и вместе с ними падал с небес серый пепел.

17.

17.

Президиум, пострадавший от недавнего нападения на Цитадель, стремительно восстанавливался. Его широкие аллеи снова дышали зеленью, спокойствием и светом. Но Кайден помнил их в огне: с развороченными, оплавленными до черноты плитами, на которых стремительно разлагаются трупы хасков; в потеках — реках — крови, сбегающих к мутной серой воде; в кратерах от разорвавшихся гранат.

Пытаясь выбросить из головы эти воспоминания, Кайден перешагнул порог необжитого кабинета советника Андерсона. Вот уже два с половиной месяца капитан занимал эту должность, и за два с половиной месяца ни одна вещь в офисе, кажется, не поменяла своего положения. Будто хозяин помещения был незваным гостем, без приглашения заявившимся в чужое жилище.

— Лейтенант, — бросил сдержанное приветствие Андерсон. — Рад, что вы пришли. Вам не кажется, что ваша увольнительная несколько... затянулась?

Кайден покачал головой. Он не знал, сколько еще потребуется времени, чтобы рассосалась саднящая пустота, сковывавшая его изнутри: каждую мысль, каждое движение, каждое воспоминание. Андерсон тяжело вздохнул и, сжимая в руках тонкую пластинку пада, отошел к окну. В Президиуме неторопливо, размеренно текла жизнь. Кружевные тени деревьев неподвижно лежали на земле.

Советник вздохнул снова, и Кайден в очередной раз подумал, что их встреча бессмысленна. Ему просто нужно было время. Чтобы смириться. Чтобы проститься с той, кому он надеялся никогда не говорить «прощай». Чтобы сделать шаг вперед. Он надеялся, что время перетрет боль в пепел, как жернова перемалывают зерно в муку.

Андерсон не понимал и, кажется, не хотел понимать этого.

— Коммандер Шепард... — начал капитан вдруг, прерывая затянувшееся молчание. Видно было, что ему нелегко далось это имя. — Незадолго до своей смерти коммандер составила записку, где рекомендовала присвоить вам знание лейтенанта-коммандера. Полагаю, вам она об этом не сказала.

— Нет, — покачал головой Кайден.

— Коммандер считала, что у вас есть перспективы, а я привык доверять ее мнению. Поэтому сейчас единственное, что мне нужно, — это ваше согласие.

— Вы обратились не к тому человеку. Я все еще не могу поверить, что...

Шепард, которая остановила Сарена и предотвратила возвращение Жнецов. Которая даже из неравных схваток, где перевес сил противника не оставлял ни малейшей надежды на победу, выходила невредимой.

Как она могла погибнуть, когда война закончилась?

Андерсон понимающе взглянул на него:

— Война никогда не заканчивается, лейтенант. Заботимся ли мы о жизнях наших близких ценой своей собственной, охраняем ли мир в Галактике, боремся ли за свои принципы... Это всегда война. Все, кто погибает на службе, погибают не напрасно.

— Я не подхожу для той работы, которую вы собираетесь мне предложить.

— Большинство из нас не подходят для того, чем нам приходится заниматься, — с печальной усмешкой ответил Андерсон. — Посмотрите на меня. Первый представитель человечества в Совете Цитадели! Как вы думаете, подхожу я для этой работы? Когда я передавал Шепард «Нормандию»... Ей я этого не сказал, но вам могу признаться: я чертовски боялся, что она не справится. Шепард была отвратительным командиром. Невнимательная к подчиненным, жесткая, требовательная сверх меры. Циничная, если хотите. Люди с таким характером не созданы для того, чтобы быть лидерами. Они работают в одиночку. Но...

— Но есть вещи, с которыми в одиночку не справиться. Я понимаю.

Кайден вышел из дипломатического корпуса навстречу неподвижно застывшей зелени Президиума, раскинувшейся над погруженными в тишину аллеями. Светлое небо отражалось в зеркальной поверхности пруда. Он коснулся висящего на шее армейского жетона. Металл обжигал холодом, как осколок звезды. По поверхности пластины бежала, ощутимая под пальцами, рябь. Имя. Звание. Личный номер. То, что определяло его место в этом мире.

Круговорот войн, влекущих одна другую, никогда не закончится, а ни один из поднявших оружие не доживет до победы, подумал он. Мир не изменится; не изменятся и те, кто его населяет. Можно победить наемников — но не алчность, которая толкает их на преступление. Можно разбить вражескую армию, но останутся жажда власти, и жестокость, и злоба. Есть ли цель у войны, в которой даже выигрыш оборачивается поражением?

Наверное, нет. Но сейчас он знал наверняка: иногда сама борьба важнее цели.

18.

18.

— Знаешь, это даже забавно. Все давно забросили поиски: Совет, Альянс, ее сослуживцы... Все, кроме одной маленькой девочки. — Когда королева Омеги кончиками пальцев коснулась ее подбородка, заставляя поднять голову, Лиара против воли встретилась с ней взглядом и, завороженная бесстрастной улыбкой на чернильно-лиловых губах, не нашла сил отвернуться, хотя смотреть Арии в глаза было почти невыносимо. — Потому что только маленькие девочки не верят в смерть.

— Я знаю, что тебе тяжело смириться с этим, — произнес Ферон за спиной Лиары, — но Ария права. Прислушайся к ней, пока не стало слишком поздно. Шепард мертва. Если ты... если бы оба встанем на пути Теневого брокера, то разделим ее участь, только и всего.

— Я не остановлюсь, — Лиара покачала головой. В дрожащем голосе звучала спокойная уверенность человека, знающего, что поздно поворачивать назад. От накопившейся усталости ее знобило; холод, разраставшийся внутри, выстудил все чувства, кроме тупого отчаяния, заставлявшего из последних сил двигаться дальше. — Чего бы это ни стоило, я найду ее.

— Ее тело, ты хочешь сказать, — заметила Ария. — Не питай иллюзий.

Чернильные пальцы, скользнув по щеке Лиары, оставили на коже угасающий теплый росчерк.

— Мне любопытно, — продолжила Ария, с высоты своего пьедестала созерцая суматошное мельтешение людской массы, наполняющей танцевальную площадки «Загробной жизни». От музыки, доносящейся из динамиков, вздрагивал воздух, но голос Арии, спокойный и ровный, можно было без труда различить даже в какофонии грубых басов. — Почему ты не сдаешься? Что она значила для тебя, эта коммандер Шепард?

— Это не ваше дело, — с вызовом произнесла Лиара, не поднимая глаз.

— Не мое, — согласилась Ария со спокойной усмешкой. — Но раз так случилось, что устанавливаю правила здесь я... Ответ за ответ.

Лиара думала, что будет говорить сбивчиво и не сможет удержаться от слез, но слова лились легко и спокойно. Она рассказала Арии о своей жизни на Теруме, о том, как впервые встретилась с Шепард, и о том, как та бросила ей свой пистолет, когда на выходе из руин они столкнулись с кроганом. В тот раз Лиара не решилась выстрелить — от страха она, привыкшая к уединенной работе среди руин и костей, едва могла пошевелиться, и только через несколько недель постоянных тренировок Шепард согласилась включить ее в группу высадки. Тогда над Лиарой впервые распахнулось красное, будто в дыму, небо с двумя лунами, освещающими безжизненные скалы. Оно так разительно отличалось от неба над Тессией, которую Лиара считала своим домом, и Терумом, где она, казалось, нашла свое призвание, что в груди замирало дыхание.

И вот она стоит у престола королевы Омеги, надеясь на ее милость.

— Пока я не встретила ее, то не знала, насколько мир огромен, — закончила Лиара свой рассказ. — Этого вам достаточно?

— Огромен... и опасен. — Ария откинулась на спинку дивана. — Надеюсь, она и этому тебя научила. Те, кого ты ищешь, будут на нижнем уровне Омеги. Старый завод по переработке руды. Иди, маленькая бесстрашная девочка. Иди.

Переступив порог «Загробной жизни», Лиара сняла с предохранителя пистолет. «Сдавайтесь... или не сдавайтесь, так веселее», — голос крогана с Терума эхом отдался в голове и растаял в звуке сотрясавших пол басов, ощутимых даже здесь, за дверью клуба. Лиара с улыбкой проверила термозаряды на своей «Гарпии», и несколько батарианцев, толпившихся у входа, с испугом отпрянули от нее.

— Чему ты улыбаешься, позволь узнать? — спросил Ферон.

Лиара пожала плечами. Выиграют они или проиграют, она знала одно...

— Ты когда-нибудь встречался с азари-коммандос, Ферон?

Будет весело.

запись создана: 01.10.2011 в 17:21

@темы: фики, Mass Effect, игры

Comments

[Feuille Morte]

Есть и гей Стив (и у него в прошлом даже был муж), есть и лесбиянка Саманта. Если их, конечно, не выпилят к выходу игры... Впрочем, лесбиянка-то была еще в «Которе», и хотя там отношения невиннее некуда, все-таки это шаг.

Эта Саманта мне, кстати, очень понравилась по фрагментам диалогов. Придется завести для нее какую-нибудь фем!Шеп, наверное.