grab your gun and bring in the cat
Из-за болезни я совсем сбилась с ритма, но мысль о том, что надо бы выложить фик до конца, понемногу меня грызла. Что ж, выкладываю... Если кому в последней главке примерещится пейринг Лиара/Ария — он на самом деле там есть, одна-единственная страничка из комикса по-прежнему взрывает мне мозг.
Итог: я не написала ни одного фика по ME, к которому испытывала бы всецело положительные чувства. Вот такая я молодец. Но этот всё равно очень важный — и может статься, что через полгода я напишу что-нибудь получше.
Название: Пепел
Рейтинг: PG-13
Персонажи и пейринги: фем!Шепард, команда первой «Нормандии», в особенности Рекс, Кайден и Лиара; Джокер. Юст фем!Шепард/Кайден проходит фоном; на задворках видны Андерсон и Ария
Жанр: ангст с вкраплениями юмора, в общем, всё как в жизни
Аннотация: незадолго до гибели первой «Нормандии» члены ее экипажа осознают, что их пути расходятся.
Итог: я не написала ни одного фика по ME, к которому испытывала бы всецело положительные чувства. Вот такая я молодец. Но этот всё равно очень важный — и может статься, что через полгода я напишу что-нибудь получше.
Название: Пепел
Рейтинг: PG-13
Персонажи и пейринги: фем!Шепард, команда первой «Нормандии», в особенности Рекс, Кайден и Лиара; Джокер. Юст фем!Шепард/Кайден проходит фоном; на задворках видны Андерсон и Ария
Жанр: ангст с вкраплениями юмора, в общем, всё как в жизни
Аннотация: незадолго до гибели первой «Нормандии» члены ее экипажа осознают, что их пути расходятся.
О ты, старый безумец моряк!
Что останется в конце концов от всей твоей
огненной жизни, кроме маленькой горстки пепла?
Г. Мелвилл, «Моби Дик»
Что останется в конце концов от всей твоей
огненной жизни, кроме маленькой горстки пепла?
Г. Мелвилл, «Моби Дик»
8.
9.
Кайден и Шепард в молчании шли через анфиладу перетекающих друг в друга комнат. Некоторые были просторны, как залы, другие узки, будто клетки. По стенам из темно-зеленого малахита, украшенного прозрачными разводами патины, вились трещины. Застоявшийся воздух казался густым, тишина — почти осязаемой. Пятьдесят тысяч лет изнутри точившая здание, она давным-давно ждала, чтобы ее нарушили, и Кайден, смирившийся с тем, что Шепард не собирается вступать в разговор, начал первым:
— Коммандер, если я должен взять свои слова обратно, чтобы вы перестали отмалчиваться в моем присутствии, я это сделаю.
— Вы хоть понимаете, что сейчас я вас ненавижу даже сильнее обычного? — спросила Шепард с неподражаемым самообладанием, изо дня в день восхищавшим его. — Потому что извиняться должны не вы.
— Не я, — согласился Кайден спокойно.
Ей действительно стоило принести извинения за с такой легкостью брошенный упрек в трусости — не только потому, что Кайден ничем не заслужил его, но и потому, что Шепард прекрасно знала: сложно придумать обвинение, которое сильнее ранило бы его гордость. За долгие часы, проведенные на «Нормандии» за разговорами, она могла убедиться, что Альянс как символ всего, чему они служили и за что сражались, имеет для него не меньшее значение, чем для нее самой. Впрочем, Кайден не винил ее. В какой-то момент он понял, что прекрасно улавливает разницу между тем, что Шепард говорит, и тем, что думает.
Через несколько метров узкий коридор расширялся, образуя вытянутую в длину каплевидную комнату, у правой стены которой лежали, одно на другом, два обезображенных тела. В них с трудом можно было узнать кроганов: плоть рваными ошметками свисала с их обглоданных костей, а там, где на трупах сохранилась кожа, можно было различить высохшие кровавые язвы. Шепард попробовала вызвать по радиосвязи Рекса, но ни он, ни Т’Сони не отвечали.
— Я бы сказала, что эти парни послужили кому-то добрым обедом, — сказала она, с раздражением отключая связь, — но что-то не могу представить животное, которому под силу справиться с кроганом. Тем более — с двумя. Достаньте-ка пистолет, лейтенант.
— А вам ведь это нравится, — заметил Кайден, глядя ей в спину.
— Еще как.
Луч света, вспыхнув над головой Шепард, внезапно вздрогнул и рассыпался на множество маленьких искр, словно прошел через водную гладь. Приглядевшись, Кайден увидел, что комнату делит на две части прозрачная стена, но прежде чем он успел предупредить коммандера, в двух шагах от мертвых кроганов невидимая сила подкинула ее в воздух, как перед маяком на Идене Прайм. Он бросился к ней, не отдавая себе отчета в необдуманности этого поступка, и тут же почувствовал, как капкан света смыкается вокруг, до боли слепя глаза.
10.
Начался прилив. Когда Лиара обернулась, то увидела, как волны слизывают с влажного песка длинную вереницу следов. Еще несколько мгновений, несколько тихих всплесков, накативших один за другим, — и берег, пустой и призрачный в туманных облаках лунного света, снова выглядел так, будто уже тысячу лет по нему не ступало ни одно живое существо. Плавно изогнувшаяся линия песчаных отмелей исчезала вдали за нагромождением усыпанных ракушками скал, у подножия которых ласково перешептывалось море. Эхо его шепота доносилось до Лиары сквозь теплую мглу летней ночи, сотканной из соленого дыхания ветра и хрупкого узора звезд, светивших над нею. Она понимала, что звук этот — лишь шум прилива, но сотни разных нот сплетались в нем так чисто, и неразделимо, и ясно, будто с ней голосом моря говорила Вселенная.
Лиара запрокинула голову и, глядя на распахнувшееся в вышине черное небо, не заметила, как наступила на что-то острое — как осколок стекла. Охнув, она замерла на месте. Мамины пальцы выскользнули из ее разжатой ладони.
— Что случилось, Крылышко мое? — спросила мать, оборачиваясь. Высокая, тонкая фигура, плоть от плоти самой ночи, чернела над колышущейся позади нее зеленоватой тканью моря.
Лиара шмыгнула носом.
— Гляди-ка... — Мать склонилась к ней. — Ракушка. Наверное, вынесло на берег прошлым приливом.
Бенезия опустилась рядом с дочерью на колени и взяла в руки большую продолговатую раковину с пустым щербатым нутром. От зазубренного устья в разные стороны расходились костяные лучи.
— Ступай осторожно, Лиара. Здесь таких может быть много.
— А что это?
— Эта ракушка была для кого-то домом, — пояснила Бенезия. — Раньше внутри нее жило живое существо.
— А где оно теперь?
— Ушло. Но куда — никто не сможет тебе сказать.
Лиара нахмурилась, глядя в спокойные глаза матери, на дне которых притаилась пустота: не страшная, но чужая, незнакомая ей пустота грусти, обреченности, одиночества.
— Всем нам рано или поздно приходится покинуть свой дом, — успокоила ее Бенезия в ответ на немой вопрос. — Однажды ты вырастешь, Лиара, и улетишь с Тессии, чтобы найти свое место среди звезд. Так наши предки уходили в море на кораблях, чтобы исследовать неизвестность, лежащую за горизонтом. Так теперь мы оставляем наш дом, чтобы увидеть космос. Ты удивишься, когда узнаешь, насколько тесен мир, в котором ты родилась... и насколько огромен тот, что ждет тебя впереди.
— Но мое место — рядом с тобой, — сказала Лиара с упрямством, какое знакомо лишь детям. — Я не улечу. Я тебя не оставлю. Ни за что тебя не оставлю!
— Маленькое мое Крылышко... Давай, прислони ее к уху. Слышишь?
Лиара поднесла к лицу тяжелую раковину и закрыла глаза. В темной утробе нарастал шелест: словно тяжелые волны одна за другой накатывались на пологий берег.
— Шумит... как море, — произнесла она, вслушиваясь в далекий звук, поселивший тревогу в ее сердце.
— Вселенная говорит с тобой тем же голосом, что и океан, — сказала Бенезия, сжимая маленькую ладонь дочери. — Она звала нас еще в то время, когда мы не знали, как строить корабли, и зовет теперь.
Бенезия простерла руку к горизонту. Две падающие звезды расчертили небосклон пламенеющими голубыми хвостами и погасли там, где небо сливалось с морем.
— Представь, сколько в ней тайн, которые тебе предстоит разгадать, сколько людей, которых ты повстречаешь, столько миров, которые ждут твоего прихода... Однажды ты поймешь, что не можешь сопротивляться этому зову, и отправишься в путь.
— Но я не хочу уходить, — замотала головой Лиара. — Я хочу остаться с тобой.
— Мы расстанемся не навсегда, — постаралась утешить ее Бенезия, видя, что дочь дрожит. — В одном из этих дальних миров мы однажды встретимся снова, я обещаю тебе. Я клянусь тебе самой нерушимой клятвой: за нашим прощанием всегда последует новая встреча. Мы встретимся — и я буду любить тебя так, как прежде, и поцелую, как всегда целовала, и мы проведем столько времени вместе, вдвоем, сколько ты захочешь... Тысяча лет — это долгий срок, Лиара. Тысяча лет любви, тысяча лет сожалений, тысяча лет радости. Но сколько бы ни прошло времени, сколь далеко мы ни были бы друг от друга, я и через столетия протяну тебе руку... и скажу, как я горжусь тобой, мое Крылышко.
— Но тот, кто жил в этой раковине... Он ведь не вернется, — тихо сказала Лиара, еще не зная, но уже чувствуя, что бывают дороги без возврата и разлуки, которым нет конца. — А вдруг я тоже не смогу вернуться к тебе? Вдруг я не найду тебя?
Она вложила руку в ладонь Бенезии, и они, рука в руке, долго стояли, глядя на небо. Звезды загорались и гасли в бесконечной мгле, существующей с начала времен. Они рождались, а затем умирали, унося во тьму тысячи безымянных миров, не дождавшихся отважного мореплавателя, который нанесет их на карту. Но все эти миры, все эти чужие солнца, согревающие своими лучами пустоши далеких планет, не стоили даже крупицы времени, проведенного с матерью — всегда родной и всегда незнакомой.
Единственная дорога, по которой Лиара хотела идти, пролегала по этому пустынному берегу, принадлежащему скорее царству мертвых, нежели миру живых, и вела к дому.
— Тогда не уходи, — просто сказала мать. — Останься со мной.
«...я всегда так гордилась тобой, маленькое мое Крылышко...»
— Мама!
11.
— Вам нужна помощь, коммандер?
Шепард обернулась, взглянула на него снизу вверх, устало махнула рукой и, откинувшись назад, прислонилась спиной к металлическому шкафчику.
— Замок заело, — недовольно буркнула она, хлопнув по дверце ладонью.
— Давайте я посмотрю, — предложил Кайден. — С ними это бывает.
— Да к черту. Хотела перебрать свое оружие, но проку от него теперь никакого.
— Еще не поздно всё исправить. В конце концов, мы подчиняемся Альянсу, а не Совету, и…
— Какой вы оптимист, надо же. Ну и что вы собираетесь делать, позвольте спросить?
Кайден опустился на пол рядом с Шепард. Голоса их гулко раздавались в тишине, ненадолго дарованной им или перед боем, или перед смертью. Игра теней в обволакивающем полумраке палубы вырисовывала тонкий профиль женщины, сидевшей с ним рядом, и смягчала ее черты, стирая личину солдата. Через сколько трупов бы она ни перешагнула, не оглядываясь, сколько бы битв ни выиграла в одиночку, сейчас ей был нужен друг.
— То же, что и вы, — пожал Кайден плечами. — Бороться.
— Только вот с идиотами бороться сложнее, чем с Сареном и гетами, — усмехнулась Шепард. — Мне бы вашу отвагу, лейтенант. Ну и что, по-вашему, мы победим?
— Да. Думаю, да, — ответил Кайден.
После этих слов, в которые он сам едва верил, надолго воцарилось молчание — печальная, спокойная и почти безмятежная тишина, не оставлявшая саднящего чувства в груди.
— Столько людей погибло, пока Сарен искал канал… Подопытные в его лабораториях… простые гражданские… колонисты на Феросе. Уильямс. — Ее усмешка стала горькой. — Чего ради? Мы сложа руки торчим в доках. Проиграть, даже не вступив в бой, — вот что по-настоящему страшно.
— Вы считаете, что мы проиграем?
— Мы проиграли битву, но битва — это еще не вся война... — Шепард запрокинула голову, глядя в потолок, как всегда делала, когда задумывалась, и на сей раз недолгая пауза в разговоре показалась Кайдену почти вечностью. Он знал, что она чувствует, но не мог разделить с ней эту горечь заранее обреченной на поражение войны. — Я не знаю. Впервые в жизни я не знаю вообще ни черта. Я втянула вас в войну с крохотным шансом на победу. И даже если мы остановим Сарена — это будет просто отсрочка. Затишье, после которого начнется такая буря, что...
— Вы справитесь.
Кайден коснулся тыльной стороны ее руки, накрывая ее своей, но лишь на несколько мгновений почувствовал тепло. Шепард поднялась на ноги и напряженно произнесла, меряя шагами лоскут света перед шкафчиками, вырванный тусклыми лампами у чернильно-синего мрака:
— Я не люблю — никогда не любила — проигрывать, потому что поражения задевали мою гордость. И не проигрывала. Ни разу, чего бы это ни стоило. Но оказалось, куда сложнее делать ставки, когда речь о чем-то большем, нежели моя долбаная гордость.
Он поднялся за ней следом. Шепард, договорив, остановилась и замерла, прислонившись лбом к шкафчику. Кайден смотрел, как она, неподвижная, стоит на месте, касаясь рукой металлических пластин, и сделал шаг вперед, не отдавая себе отчета в том, что собирается сделать. Его губы коснулись нижнего позвонка над примятым воротом формы. Шепард не шевельнулась. Волосы ее после Вирмайра, почувствовал Кайден, еще пахли солнцем и солью.
— Мы не проиграем, — произнес он, щекоча дыханием покрывшуюся мурашками кожу.
— Кайден.
— Я буду с тобой, куда бы ты ни пошла. Обещаю.
На губах остался вкус морской соли, и Кайден, закрыв глаза, вдруг вспомнил, что так и не сказал этих слов. Память была слишком горькой и слишком сильной. Он медлил, а когда наконец решился, на них обрушился, неестественно громкий в тишине, голос Джокера, передавшего сообщение от Андерсена. И то, что сейчас эти слова наконец звучали, что женщина, которую он любил, по-прежнему стояла рядом, не могло быть правдой. Видение неслучившегося прошлого было сладким до тянущей боли, но он с легкостью променял бы его на настоящее — холодное, горькое настоящее, которое заслужил.
12.
Багровое, будто налитое кровью солнце низко стояло над горизонтом. Свет его, падающий на громоздящиеся друг на друга камни, заставлял глубокие тени вытягиваться в длину, превращая мертвые обелиски над могилами предков в подобия солнечных часов, отсчитывающих срок, отведенный живым. Рексу всегда казалось, что кроганам отпущено слишком много: когда твоя жизнь длинна, когда ты не замечаешь ее медленного, но неминуемого приближения к концу, куда проще растратить тысячу лет на глупые ошибки и пустые сожаления о них, надеясь, что останется время исправить сделанное. Но большинство подходило к краю с пустыми руками. Что такое тысяча лет, если неизбежный их итог — еще один шаг к неизбежному вымиранию твоего народа? Растения отживают свой век и умирают, освобождая место молодой поросли, пробивающейся из-под земли. Кроганы умирают, оставляя после себя бесплодную почву. И сейчас, глядя со взгорья на кладбище, затопленное солнцем, как кровью, Рекс подумал о том, что настанет день, когда вся Тучанка превратится в разоренный памятник его народу — в огромный некрополь среди руин так и не восстановленных ими городов, где однажды перестанут появляться новые могилы.
Он спустился вниз по крутому склону и вошел в долину. Один. Впервые за многие годы — безоружный. Здесь, в месте захоронения предков, где пустые глазницы их черепов наблюдали за ныне живущими, было не место насилию и вражде. Оставленные на обелисках как напоминание о том, откуда произошли кроганы и куда лежит их путь, черепа, казалось, насквозь видели каждого, кто представал пред их мертвыми очами. Рекс слишком чтил традиции своего народа, чтобы осквернять память предков оружием, принесенным в священное место захоронения.
За облаками песка, которые во время бурь до белизны шлифовали кости умерших, он различил силуэты облаченного в броню отца и его людей. Беспощадно красное солнце искажало их огромные тени. На мгновение Рексу показалось, что это лишь мираж, которым дурачит его пустыня, но стоило, приблизившись, заглянуть отцу в глаза, чтобы понять: нет, не вина в том пустыни, что лишь один из них уйдет сегодня живым.
— Мой сын.
Джаррод был уже стар, но годы не склонили его к земле и не умалили грозной силы, по-прежнему кипевшей в кряжистом теле, сросшемся за годы войны с изрытой пулями и осколками снарядов броней. На поясе у него висел нож, за спиной — дробовик.
— Отец.
Они обменялись сухими приветствиями и замерли друг против друга, не произнося ни слова. По правую руку от отца стоял Рив. Не отрывая от них взгляда, Рекс скорее почувствовал, чем увидел, как позади возникли, в назначенный срок исполняя просьбу, члены его собственного кранта. Те, что много лет назад сражались за него во время посвящения. Те, что теперь готовы были опустить оружие за ним следом, чтобы не допустить новой войны, грозящей уничтожить всё, что осталось от кроганской расы.
Если Джаррод, поставив свою ненависть выше разума, решит пойти против Совета Цитадели, у кроганов не останется сил для восстановления своего мира. Рекс понимал это лучше прочих. Он знал, что в бою Джаррод беспощаден и жесток. Рекс годами учился у него, перенимая отцовские умения и повадки, благодаря которым впоследствии смог прославиться далеко за пределами клана. Именно отец научил его ценить хорошую честную схватку. Он растил сына, способного управлять Урднотами не хуже, чем он сам. Но теперь, когда ненависть до того слепила Джарроду глаза, что лишь кровь могла утолить снедавшую его боль — боль побежденного, поверженного воина, — их пути расходились. Рекс понимал, что война ослабит кроганов, и без того оказавшихся на грани выживания. Если не направить все силы на борьбу с генофагом, болезнь сотрет с лица Тучанки любое напоминание о том, что некогда ее населял бесстрашный и грозный народ.
Он пытался убедить другие кланы в том, что необходимо заняться земледелием и возродить экологию Тучанки, так и не восстановившуюся после ядерной зимы. Чтобы выжить, они должны были обратиться к своим корням и попытаться вернуть то, что утратили столетия назад. После Рахнийских войн кроганы привыкли жить подачками саларианцев, получая в качестве благодарности оружие, земли и технологии. Всё равно что хищники, питающиеся падалью, говорил Рекс. Его речам внимали, не перебивая, лидеры кланов, их славные воины и мудрые шаманы... Но как победить врага, если оружие против него бессильно?
Кроганы разучились строить и созидать. Только воевать, как хотел того Джаррод, они по-прежнему умели.
— Зачем ты позвал меня, отец?
— Чтобы попытаться образумить тебя, сын. — Глаза Джаррода были красны, как заходящее солнце. — В последний раз. — С этими словами он простер руку и широким движением указал на собравшихся позади него воинов, пришедших поддержать своего воеводу. — Ты был бы ценным дополнением к моему войску, Рекс. Не дай упрямству погубить тебя.
— Упрямишься ты, — огрызнулся Рекс. — Вы собираетесь воевать с расами Совета тем оружием, что они вам дали, и надеетесь победить.
— Кроганы — гордый народ. Война докажет саларианцам, что нас не сломить болезнью.
— Мертвецам гордость ни к чему.
— Мы все равно обречены, — отрывисто бросил Джаррод. — Скажи, хоть одно зерно, брошенное вами, взросло в почве Тучанки? Наши традиции, наша наука... Ничего не осталось. То, что мы не уничтожили сами, нам помогли уничтожить другие. И они поплатятся за это страданиями куда большими, чем те, что обрушили на нас.
В плотно сомкнутых рядах за его спиной раздался гул одобрения.
— Рекс, брось свою затею, пока не поздно, — попытался урезонить брата Рив. — Мы должны выйти на войну плечом к плечу, как Урдноты выходили веками. Всем кланом. Отец поведет нас в битву, и мы, пусть и пролив немало крови, вернемся домой с победой.
— А когда я умру — а моя смерть близка, сын, — ты займешь трон, принадлежащий тебе по праву. В конце концов вся Тучанка склонится пред тобой. Если кто и способен объединить ее, так это ты.
«Не много чести в том, чтобы править мертвецами», — подумал Рекс, оглядываясь назад. Войско отца значительно превосходило по численности его небольшой крант. Если будет бой, все, кто решится выступить против Джаррода, погибнут. Но неужели отец решится поднять оружие в священном месте, оскорбив память предков?
Окидывая взглядом пришедших с отцом воинов, Рекс понял, что пытается выиграть давно уже проигранную войну. Он не мог вести за собой тех, кто видел высшую доблесть в том, чтобы умереть в сражении за попранную честь и сломленную гордость. Отец победил, как побеждал всегда. Никому нет дела до выживания их народа. До будущего детей, которым предстоит жить на разоренной земле. Рекс надеялся, что со временем убедит отца и клан в своей правоте... Что ж, он ошибался.
— Выбирай, Рекс, — произнес отец, пристально глядя на него. — Или ты пойдешь с нами сражаться против общего врага... Или погибнешь сейчас, сражаясь против своих.
— Кроганы не убивают друг друга на священной земле, — тяжело ответил Рекс, встретив его взгляд.
— Ты дурак, если веришь, будто у нас осталось хоть что-то святое, — зло бросил Джаррод. — Выбор за тобой. Умереть в неравном бою, подняв руку на отца... Или править Тучанкой.
Окровавленное солнце сияло в небе, уже наполовину скрывшись за горизонтом. Ветер гнал по земле багровые облака пыли и песка. Если сегодня у могил предков прольется кровь, никто не увидит в красной пустыне ее следов.
Рекс снова оглянулся на своих людей, потом перевел взгляд на отца и брата. Черепа, увенчивающие обелиски, взирали на живых с безразличием и усталостью. Даже для них традиции, в течение многих тысячелетий остававшиеся незыблемыми в сознании всех обитателей Тучанки, уже ничего не значили.
Отец сказал: «Выбирай». Вернись в лоно своего клана, к семье, взрастившей и по-прежнему ждущей тебя, — или умри, из последних сил цепляясь за тающую надежду построить иное будущее.
Рексу показалось, что он никогда не делал выбора проще.
Он поднял голову, чтобы ответить отцу, но тут мягкий женский голос, приносящий одновременно и боль, и свет, позвал его с другой стороны пустыни, снова и снова называя по имени:
— Рекс... Рекс!
13.
Кайден рванулся вперед, чувствуя, как лопаются плотные нити окутавшей его паутины. Коммандер лежала на полу, спеленатая по рукам и ногам тонкой прозрачной субстанцией с белыми клейкими прожилками. Он разорвал кокон, едва отдавая себе отчет в том, что сам только что очнулся в подобном, и тут же задрал рукав формы Шепард, пытаясь нащупать на ее запястье биение пульса.
Пульс был в порядке, но она некоторое время не приходила в себя и открыла глаза только тогда, когда Кайден сильно тряхнул ее за плечи.
— Что за черт?..
Коммандер приподнялась, опираясь на руку, и осторожно выглянула из-за плеча склонившегося над ней Кайдена.
— Обернитесь, лейтенант. Медленно.
Но он, вопреки ее предостережению, обернулся слишком резко, и притаившийся у стены силуэт одним движением метнулся вперед, им навстречу. Кайден рефлекторно возвел барьер, выбросив руку, и прижал Шепард к земле. Биотическое поле остановило струю ядовитой жидкости всего в полуметре от них. Тягучие капли стекали по мерцающему щиту, образовывая на каменном полу клейкую лужу. Немного поодаль, в мутном пятне падающего сквозь узкую прорезь окна света, замер многоногий паук с гибкими лапами, покрытыми прозрачной шерстью. Он настороженно следил за своими жертвами десятками хищно блестевших глаз, которыми было усеяно его угольно-черное тело. Кайден пригляделся и различил позади хищника сотни подобных отблесков — вся паучья стая, скрытая тенью, ждала решения своего вожака.
Шепард сняла с предохранителя пистолет. Следом за ней потянулся к оружию и Кайден.
Пауки двигались с молниеносной быстротой, зажимая их в кольцо, и почти не оставляли пространства для маневра. Даже биотические поля лишь ненадолго оттесняли их. Одна волна сменяла другую, следом за крупными особями появлялись орды их детенышей, и скоро все помещение покрылось живым ковром жаждущих крови тварей. Шерстяные покровы поблескивали в разреженных лучах сочащегося снаружи солнца.
Десятью минутами позже Шепард и Кайден, израсходовав добрую половину термозарядов, привалились к стене, окруженные десятками трупов. Вымотанные до предела короткой, но стремительной схваткой, они оба тяжело дышали.
— Всё?
— Вы добили последнего, коммандер.
— Одна из этих тварей меня укусила, — недовольно сказала Шепард, потирая две розовые точки у локтевого сгиба. — Что за дрянь здесь вообще происходит?
— Дайте я посмотрю.
— Ерунда.
Шепард было вывернулась, но Кайден удержал ее. Осмотрев след укуса, набухающий чуть выше локтя, он машинально снял лоскут паутины с подвернутого рукава ее формы и, подняв голову, встретился с Элизабет взглядом.
— Вам нужно к доктору Чаквас, и лучше поскорей.
— Вы определенно не помогаете мне сохранять боевой дух, — фыркнула Шепард, глядя на него снизу вверх. — Думаете, я на самом деле свалюсь из-за небольшого укуса? Да я бессмертна, как Бласто.
— Вы вообще когда-нибудь боялись смерти, коммандер?
— Это я иронию слышу в ваших словах? Ну неужели.
Шепард едва заметно усмехнулась и, на ходу меняя термозаряд в пистолете, пошла дальше по коридору. Звук ее шагов гулко отражался от стен, покрытых липкими ошметками паутины, и поднимался вверх по узким, как колокольни, арочным пролетам. Только потом, обернувшись, она добавила:
— Если бы я всеми способами не цеплялась за жизнь, я бы тут с вами не стояла. Смерть — это то, к чему солдаты вынуждены, даже обязаны в конце концов привыкнуть. Вы вступили в армию, зная об этом. Я тоже. Но привыкнуть и смириться — разные вещи.
Она сняла с шеи цепочку с армейским жетоном. Серебристая бляшка с вытравленными на металле буквами и цифрами матово переливалась в лучах рассеянного света, льющегося сквозь прорехи на стыке между стенами и потолком.
— Зачем нам дают их, по-вашему?
— Чтобы опознавать тела погибших в ходе военных действий... и не хоронить солдат в безымянных могилах.
— Эта штука напоминает мне о том, что я смертна, — с невеселой улыбкой сказала Шепард. — Прошло немало времени, прежде чем я свыклась с мыслью, что стою одной ногой в могиле. Я помню об этом. Всегда. И о Уильямс, черт вас подери, тоже помню.
Когда она подняла голову и посмотрела Кайдену в глаза, он впервые почувствовал, что она уязвима не меньше его самого, будто сейчас их роднила смерть, в конечном счете неизбежная для обоих.
— Как вы оказались во флоте? — задал вопрос Кайден, пытаясь совладать с собой. Он знал, что Шепард лет росла на улице, но никогда не спрашивал о том, что привело ее в армию.
— Пыталась выбраться из болота, — коротко ответила Шепард. Замолчала. Затем, пройдя несколько десятков метров по излучине круто повернувшего коридора, нехотя продолжила: — В отличие от вас, лейтенант, я никогда не думала о службе в армии как о чем-то... большем. Я была уверена, что это работа не хуже и не лучше прочих. Работа — и всё.
— То есть вы считаете, что в этом я ошибался, — заключил Кайден. — Что все принципы, из-за которых я пошел служить в армию, все идеалы Альянсы...
— Нет, — спокойно перебила его Шепард. — Вы были правы. Ошибалась я.
Новое:
14.
Они нашли Рекса и Лиару в зале с протеанским маяком, остроконечный шпиль которого уходил к потолку. Он показался Элизабет больше того, что они нашли на Идене Прайм, и походил скорее на тонкую иглу, чем на обелиск. Лиара помогала Рексу подняться; маленькая Юта сидела в отдалении, наблюдая за ними с не по-детски серьезным выражением лица.
— Шепард! — с облегчением воскликнула Лиара, обернувшись. — Я боялась, что с вами могло что-то случиться. Слава богине, вы в порядке.
— Скорее что-то случилось с вами, — заметил Кайден. — Мы пытались выйти на связь, но вы не отвечали.
— Я помню свет, — призналась Лиара, вдруг замявшись. Несколько мгновений она казалась оцепеневшей, будто воспоминания о том, что произошло, обладали над ней непреодолимой властью. — А потом — темноту и странный сон о забытом дне из моего детства... Я так хотела остаться там, остаться навсегда, что сейчас мне становится страшно.
— Ты крепче, чем кажешься, — произнес Рекс, положив ей руку на плечо. — Крепче, чем сама привыкла считать. Я тоже видел какую-то дрянь, Шепард.
— Полагаю, мы все что-то видели, — хмуро заключила Элизабет, подходя к протеанскому маяку. Она провела рукой по его поверхности, стирая слой грязи. Под ней обнажился металл, покрытый светящимися синими прожилками. Спустя пятьдесят тысяч лет маяк еще работал, но она не ощутила ничего похожего на то, что испытала несколько месяцев назад на Идене Прайм.
«Радиус действия больше, — поняла она, сопоставив слова Лиары с собственными догадками. — Нас всех зацепило на одинаковом расстоянии от маяка... Но почему я не увидела то же, что и раньше?»
Запись с протеанского маяка осела в подсознании ночными кошмарами: медленные, тихие, безмолвные, они бросали тень на каждый ее сон, и чем сильнее Шепард боролась, пытаясь плыть против течения, тем сильнее затягивал водоворот чужих воспоминаний. Но то, что она увидела, пока лежала в паучьем коконе, не имело с протеанским видением ничего общего. Сон выпотрошил ее, выворачивая наизнанку мысли, желания, мечты — и оставляя скребущуюся пустоту.
Металл, едва ощутимо вибрируя, впитывал тепло пальцев, но оставался холодным. Что же видели остальные? Из всех них только Лиара решилась рассказать о своем сне. Пока Шепард изучала маяк, та несмело поведала о привидевшейся ей встрече с матерью, постоянно сбиваясь и замолкая, но все же с облегчением делясь своей болью. «Не помню, кто стрелял последним, — рассеяно подумала Элизабет, вспоминая Новерию. — Я. Рекс. Или она сама?»
— Только ты, похоже, не видела ничего, — мягко произнесла Лиара, присаживаясь на корточки перед Ютой. Маленькая кроганка подняла на нее задумчивый взгляд. — Тебе можно только позавидовать, малышка. У тебя нет мечты, которая не исполнилась... Ошибок, которые ты хотела бы исправить... Сомнений и сожалений.
— Это ненадолго, — угрюмо пообещал Рекс.
Шепард наконец добилась того, чего хотела: провела по поверхности маяка в том месте, нажатие на которое включило голографический интерфейс. Буквы на долю секунды показались незнакомыми, но она потом она с легкостью принялась читать одну надпись за другой.
— Я могу вам чем-то помочь, коммандер? — спросила Лиара, не осмеливаясь подойти ближе.
— Можете посмотреть, если хотите, — пожала плечами Шепард. — Но только я понимаю язык.
— Кто-то явно перенастроил этот маяк. Попробуйте найти логи, если сможете, — посоветовал Кайден.
— Уж я бы сообразила, лейтенант.
Записям, которые она читала, было пятьдесят тысяч лет. Вот и всё, что осталось от цивилизации, некогда населявшей даже отдаленные уголки Галактики, — руины да хроника на мертвом языке. Сперва шли короткие и лаконичные пометки о регулярной настройке маяка, потом Шепард вышла на базу сообщений и отыскала записи о начале вторжения Жнецов. «В один прекрасный день ты увидишь, как небо твоего мира горит в огне», — вспомнила она недавний разговор с Рексом. Остановить их не смогли протеане, не смогут, скорее всего, и люди. Если один Властелин уничтожил столько кораблей, какой понадобится флот, чтобы противостоять всем Жнецам, когда те вернутся на поле жатвы?
Она обернулась на Лиару, Кайдена и Рекса, стоящих в отдалении, и вдруг успокоилась. В программах новостей только и говорили о том, какой невероятный подвиг совершила команда «Нормандии», но в действительности эти битвы, изрядно приукрашенные журналистами, дались ей легко. Выживание на Торфане в одиночку, когда приходилось ползти по мертвым телам своих же солдат, вдыхая запах опаленной кожи и сгоревшего мяса, — вот что оставило шрамы. Теперь то время отдалилось, поблекло, и хотя Шепард была не из тех, кто мучается раскаянием или виной, она с облегчением почувствовала, что стальная хватка последних двадцати лет жизни, взрастившей ее таким человеком, каким она пришла к этой черте, наконец ослабевает.
Потратив десять минут на пролистывание ровных колонок текста, она нашла то, что искала.
«Катаан понес огромные потери в первые же несколько дней, — гласила запись. — Наши попытки оказать сопротивление бесполезны. Поняв, что не можем бороться, мы собрали всех, кого смогли, в этом храме. Люди измучены страхом. Чтобы облегчить ужас обрушившегося на нас несчастья, было решено перепрограммировать один из последних сохранившихся в городе маяков. С их помощью мы всегда передавали информацию из разума в разум, связывая миры и их обитателей друг с другом, но наш век кончен. Мы обречены погибнуть. Единственное, что нам остается, — найти убежище в прошлом, в мечтах и воспоминаниях об утраченной жизни, сладостных настолько, что мы не ощутим страданий неизбежного конца».
— Мы нашли еще одно тело, Шепард, — подала вдруг голос Лиара из другого конца помещения. — В соседней комнате.
— Не тело, — поправил Рекс. — Кости.
Шепард коснулась маяка в последний раз. Голографическая панель поблекла и погасла.
— Готова поспорить — обглоданные, — предположила она.
Прочтенное почему-то оставило осадок грусти, а не гнева. Протеане должны были сражаться до конца, до последнего вздоха, но разве могла она их винить — и разве это имело значение теперь, когда все они пятьдесят тысяч лет как мертвы?
— Отличный способ охоты для хищника, — продолжила Шепард, пытаясь обобщить факты. — Маяк — готовая ловушка. Что может быть проще, чем сожрать замечтавшуюся жертву?.. Эта штука заслуживает того, чтобы ее взорвали ко всем чертям.
— Коммандер! — встрепенулась Лиара. — Это единственный в своем роде протеанский артефакт, и пока мы не разберемся, какой цели он служит, мы не можем...
Шепард сжала в руке пульт управления, и гранаты детонировали, окутав иглу маяка облаком пламени. Мощности оказалось недостаточно, чтобы разрушить его, но поверхность пошла крупными трещинами, и голубое свечение погасло. Вместе с ним погасло, растаяло всё остальное: стены зала, сама ратуша, гряда руин над холмами... Оглянувшись, Шепард обнаружила, что стоит на выжженной земле, покрытой невысокой бурой травой. Вокруг маяка, возвышавшегося в центре пустоши, лежало множество обглоданных скелетов. С серого низкого неба лился мутный свет, распугавший пауков. Вдали кое-где можно было различить остовы протеанских зданий. От былого великолепия руин Катаана не осталось ничего.
Потом Шепард поняла, что исчезла и Юта.
— Ничего этого не было, — произнесла Лиара отстраненно. — Ни-че-го.
Элизабет сухо пересказала спутникам то, что узнала из хроники, и потом все они долго молчали, думая каждый о своем. «Даже эти цветы, которые я собирала, были похожи на васильки. Я так давно не была дома... Потому что считала, будто дома у меня нет. Но есть Земля. Разве этого мало?» Обелиск воплотил то, чего она втайне желала, и сделал эту грезу осязаемой для всех, соткав иллюзию из несбывшегося, потерянного, забытого и утраченного. Каждому, кто приближался к нему, он щедро преподносил тот же дар, что и своим создателям-протеанам, — сладкий сон, за которым следовала легкая смерть.
Перебирая воспоминания, как рассыпавшиеся с порванной нити бусины, Шепард не заметила, как впереди замаячил «Мако». Рекс и Лиара шли позади, негромко болтая. Коммандер прислушалась.
— Я подумала, Рекс... Раз вы каждый день тренируетесь в грузовом отсеке с Шепард, то, возможно, согласитесь дать пару уроков и мне?
— Если только пару, — усмехнулся кроган. — По правде говоря, я не уверен, что задержусь на «Нормандии», малышка. Ничего, набьешь пару шишек — сама научишься. Ты способная.
Над землей клубились черные, как сажа, тучи. Упали первые капли дождя, скользнув по серебристой поверхности «Мако». Шепард сняла блокировку и распахнула дверь.
— «Нормандии» еще нет на месте, — сообщила она. — Покатаемся?
Кажется, еще ни одной ее шутке окружающие не смеялись так искренне.
15.
— Когда группа возвращается с задания, коммандер, латать в основном приходится почему-то именно вас, — с осуждением сказала доктор Чаквас, поднося шприц к предплечью Шепард. — Вы себя не бережете.
— Я штурмовик. Это сопряжено с риском.
— Всегда на передовой? — усмехнулась Чаквас. — С тех пор, как я лечила вас после Идена Прайм, шрамов прибавилось. Вы никогда не задумывались о том, чтобы?..
— Нет.
Чаквас служила во флоте много лет и как никто другой знала, что женщинам-солдатам нечасто удается сохранить свою красоту. Лишь немногие не остригают длинные волосы, а случай сменить форму или броню на гражданскую одежду выпадает столь редко, что большинство забывает о манерах и походке. Война изнутри выжигает всё, что может гореть. Но когда Шепард коснулась зарубцевавшейся царапины, наискось перечеркнувшей висок, доктор подумала, что коммандер красива вопреки всему.
— Почему нет? — спросила Чаквас.
Шепард пожала плечами и потерла зудящий след, оставленный шприцом.
— Это как зарубки на память. Вы ведь родились на Земле, доктор?
— Да. Но я уже много лет не была дома. Почему вы спрашиваете?
— Так. Не берите в голову.
Шепард соскочила с койки и направилась к двери, не прощаясь. Шаг ее был легким, спина — напряженно прямой.
— Мы возвращаемся на Цитадель, коммандер? — спросила Чаквас, глядя ей вслед.
— Некоторые из наших... гостей намеревались сойти. А мне все равно нужно уладить дела с Советом.
— Мне будет не хватать их, — призналась Чаквас. — Гарруса. Тали. Рекса... А вам?
— Они были хорошей командой.
Чаквас кивнула, вздохнув. Стоило ли ждать более откровенного ответа?
— Осторожнее с рукой, коммандер. Яд оказался сильнее, чем я думала поначалу. Подвижность полностью восстановится только через несколько дней.
За спиной Шепард сомкнулись двери. Чаквас включила компьютер и принялась вносить данные в ее медицинскую карту, но через минуту снова услышала голос коммандера, негромко переговаривавшейся с Гаррусом, и волей-неволей прислушалась к их разговору:
— Вы так ничего и не сказали по поводу моего решения, Шепард, — заметил Гаррус.
— А вы, поди, ждете, когда я поглажу вас по шерстке? Да пожалуйста. Вы будете отличным Спектром, Вакариан. Правда.
— Вы действительно так считаете?
— Ну конечно я так не считаю! — Шепард в очередной раз вспылила. — Вы будете отвратительным Спектром, потому что рано или поздно не захотите играть по тем правилам, что вам предложит Совет. Но я тоже, в конце концов, Спектр так себе.
Чаквас набрала несколько строчек и свернула голографический интерфейс, не переставая улыбаться.
16.
Шепард разблокировала дверь и шагнула вперед, оставляя позади горящий коридор, залитый красным светом сигнала тревоги. Верхнюю часть первой палубы снесло взрывом. Над ней простирался непривычно близкий космос. Огромная голубая планета, закрывающая почти весь обзор, нависала над «Нормандией» так низко, что касалось, будто она готова сорваться. Пытаясь совладать с невесомостью, Шепард сделала несколько шагов вперед. Медленно. Слишком медленно.
— Я не брошу «Нормандию», пока есть шанс спасти ее. Вам понадобится лассо правды, чтобы стащить меня с места, — заявил ей Джокер, когда она наконец добралась до рубки.
— Идиот!..
— У каждой уважающей себя Чудо-Женщины должно быть лассо правды, — стоял на своем он. И вдруг выпалил, бросив взгляд за иллюминатор: — Они разворачиваются для следующей атаки, коммандер.
Огненный луч легко смял оболочку корабля и, вспоров обшивку, пламенеющим торнадо пронесся по мостику. Следующий удар вывел из строя двигатели. Голографическая панель пилота погасла, лишив Джокера доступа к управлению. Значит, другие системы тоже отказали. Еще немного, поняла Шепард, и от «Нормандии» останется только груда бесполезных обломков. Не церемонясь, она рванула Джокера с места.
— Осторожно, рука! — взвыл он.
Странно. Скольких солдат она потеряла на Торфане и сколько — после него? А теперь рискует жизнью ради собственного пилота, понадеявшегося спасти обреченный корабль. «Точно также я рискнула бы ради любого другого из своей команды», — вдруг подумала она, чувствуя, как обрушивается оглушающим водопадом кристальная ясность мыслей, столь чужеродная сейчас. К счастью, Рекса, Тали и Гарруса уже не было на корабле. Лиара в спасательной капсуле. Кайден... Выполняет приказ, как и положено хорошему офицеру.
Мысль, вспыхнув, мелькнула на краю сознания и погасла, как метеор. Очередной взрыв разбросал Шепард и Джокера в разные стороны. Она почувствовала, что ноги потеряли опору, и схватилась за покореженный край обшивки, беспомощно барахтаясь в невесомости. Пальцы все еще слушались хуже, чем обычно, держаться было трудно, и следующая взрывная волна безжалостно швырнула ее в открытый космос.
Со времен учебки Элизабет знала, что тело, получившее ускорение в вакууме, будет двигаться до тех пор, пока не встретит преграду. С трудом разбирая, где верх, где низ, она взглянула на гигантский диск незнакомой планеты, понимая, что в конце концов гравитация протащит ее сквозь атмосферу вместе с обломками «Нормандии», и представила, каково это — гореть заживо.
В космосе не было звуков. Она осталась наедине со звездной пылью, мерцающей на расстоянии тысяч световых лет, слушая свое сбившееся дыхание. Какие-то из этих звезд давно остыли, другие превратились в сверхновые, но их свет по-прежнему несся через Вселенную, пронзая ее насквозь тонкими лучами. Шепард на мгновение прикрыла глаза, вслушиваясь в новую, незнакомую тишину вакуума, в равнодушное молчание космического пространства, а когда открыла их, то обнаружила, что на визоре шлема мигают красные цифры, сменяя одна другую. Процент оставшегося кислорода. Баллон был пробит — значит, воздух закончится раньше, чем ускорение толкнет ее в безжалостные тиски гравитации.
Задыхаясь от недостатка кислорода, она чувствовала, что падает в пропасть, в звезды, в небо чужой планеты, и хотя внутренний голос приказывал ей бороться даже тогда, когда на убывающие цифры на визоре достигли нуля, кружащий голову холод свел это сопротивление на нет.
Хлопья снега падали на поверхность Алкеры, и вместе с ними падал с небес серый пепел.
17.
18.
— Знаешь, это даже забавно. Все давно забросили поиски: Совет, Альянс, ее сослуживцы... Все, кроме одной маленькой девочки. — Когда королева Омеги кончиками пальцев коснулась ее подбородка, заставляя поднять голову, Лиара против воли встретилась с ней взглядом и, завороженная бесстрастной улыбкой на чернильно-лиловых губах, не нашла сил отвернуться, хотя смотреть Арии в глаза было почти невыносимо. — Потому что только маленькие девочки не верят в смерть.
— Я знаю, что тебе тяжело смириться с этим, — произнес Ферон за спиной Лиары, — но Ария права. Прислушайся к ней, пока не стало слишком поздно. Шепард мертва. Если ты... если бы оба встанем на пути Теневого брокера, то разделим ее участь, только и всего.
— Я не остановлюсь, — Лиара покачала головой. В дрожащем голосе звучала спокойная уверенность человека, знающего, что поздно поворачивать назад. От накопившейся усталости ее знобило; холод, разраставшийся внутри, выстудил все чувства, кроме тупого отчаяния, заставлявшего из последних сил двигаться дальше. — Чего бы это ни стоило, я найду ее.
— Ее тело, ты хочешь сказать, — заметила Ария. — Не питай иллюзий.
Чернильные пальцы, скользнув по щеке Лиары, оставили на коже угасающий теплый росчерк.
— Мне любопытно, — продолжила Ария, с высоты своего пьедестала созерцая суматошное мельтешение людской массы, наполняющей танцевальную площадки «Загробной жизни». От музыки, доносящейся из динамиков, вздрагивал воздух, но голос Арии, спокойный и ровный, можно было без труда различить даже в какофонии грубых басов. — Почему ты не сдаешься? Что она значила для тебя, эта коммандер Шепард?
— Это не ваше дело, — с вызовом произнесла Лиара, не поднимая глаз.
— Не мое, — согласилась Ария со спокойной усмешкой. — Но раз так случилось, что устанавливаю правила здесь я... Ответ за ответ.
Лиара думала, что будет говорить сбивчиво и не сможет удержаться от слез, но слова лились легко и спокойно. Она рассказала Арии о своей жизни на Теруме, о том, как впервые встретилась с Шепард, и о том, как та бросила ей свой пистолет, когда на выходе из руин они столкнулись с кроганом. В тот раз Лиара не решилась выстрелить — от страха она, привыкшая к уединенной работе среди руин и костей, едва могла пошевелиться, и только через несколько недель постоянных тренировок Шепард согласилась включить ее в группу высадки. Тогда над Лиарой впервые распахнулось красное, будто в дыму, небо с двумя лунами, освещающими безжизненные скалы. Оно так разительно отличалось от неба над Тессией, которую Лиара считала своим домом, и Терумом, где она, казалось, нашла свое призвание, что в груди замирало дыхание.
И вот она стоит у престола королевы Омеги, надеясь на ее милость.
— Пока я не встретила ее, то не знала, насколько мир огромен, — закончила Лиара свой рассказ. — Этого вам достаточно?
— Огромен... и опасен. — Ария откинулась на спинку дивана. — Надеюсь, она и этому тебя научила. Те, кого ты ищешь, будут на нижнем уровне Омеги. Старый завод по переработке руды. Иди, маленькая бесстрашная девочка. Иди.
Переступив порог «Загробной жизни», Лиара сняла с предохранителя пистолет. «Сдавайтесь... или не сдавайтесь, так веселее», — голос крогана с Терума эхом отдался в голове и растаял в звуке сотрясавших пол басов, ощутимых даже здесь, за дверью клуба. Лиара с улыбкой проверила термозаряды на своей «Гарпии», и несколько батарианцев, толпившихся у входа, с испугом отпрянули от нее.
— Чему ты улыбаешься, позволь узнать? — спросил Ферон.
Лиара пожала плечами. Выиграют они или проиграют, она знала одно...
— Ты когда-нибудь встречался с азари-коммандос, Ферон?
Будет весело.
8.
Рекс знавал многих азари, и некоторых, пожалуй, ближе, чем хотелось бы, но похожие на Лиару ему до недавнего времени не встречались. То, что Шепард не вышвырнула девчонку с корабля при первом заходе «Нормандии» в порт, порядком его озадачило, но кроган смолчал: если капитану хочется иметь под боком археолога на коротком поводке, так тому и быть. Рекс не возразил и тогда, когда Шепард пропустила несколько их спаррингов подряд, уча Т’Сони обращаться с пистолетом. В конце концов стало очевидно, что усилия того стоили: у новенькой оказался неплохой биотический потенциал, и на Новерии Лиара, еще не научившаяся стрелять по людям, но уже с легкостью убивающая рахни, была для них хорошим подспорьем в бою. До Шепард ей было, само собой разумеется, далеко, и уж тем более Т’Сони не могла сравниться с кроганским боевым мастером, но Рекс, не выпускавший ее из поля зрения в течение всей миссии, с немалым удивлением отметил, что при должных тренировках малышка не только сравнится по мощи со своей матерью, но и превзойдет ее задолго до того, как станет матриархом.
Лиара редко покидала свою комнатку за медицинским отсеком и почти не общалась с экипажем. Она сдружилась с доктором Чаквас, однако большую часть времени коротала в одиночестве, продолжая начатые на Теруме исследования. Рекс, служивший бок о бок с азари-наемницами и немало глазевший на синекожих танцовщиц в барах, сперва пришел к выводу, что если глубоко внутри Лиары когда-то и существовала жажда новизны, заставлявшая ее соотечественниц покидать родной мир в поисках приключений, то вряд ли ей суждено однажды пробудиться к жизни. Потом, исподволь наблюдая за Т’Сони, он обнаружил, что первое мнение было ошибочным. Да, она отличалась от большинства азари, бесцельно тративших молодые годы в богом забытых барах, и подчас поражала окружающих наивностью суждений, но Рекс не мог отрицать очевидное: Лиаре не хватало жизненного опыта, но ум ее был острым, а сердце — храбрым, и если Шепард раньше него заметила эти достоинства, оставалось только молча отдать должное ее прозорливости.
— Мне бы хотелось побывать на Тучанке, — произнесла Лиара, нарушив молчание. — Вы скучаете по ней?
— Если думать о том, что оставляешь позади, далеко не уйдешь, Т’Сони, — бросил Рекс, заглядывая в очередную пустую комнату, встретившуюся им по дороге. — На Тучанке ты бы увидела кучу бесплодных камней да горсть никчемных дураков. И то, и другого в Галактике везде хватает.
— Но это же ваш дом, — возразила Лиара. — После Новерии я часто думаю о том, что мне придется вернуться на Тессию, хочу я того или нет... Теперь, когда матери нет в живых, кто-то должен заняться завещанием. Привести дом в порядок. Как вы думаете, коммандер Шепард ведь поймет, если я попрошу — как это называется?.. — увольнительную?
— Коммандеру Шепард будет плевать, — откликнулся Рекс с ухмылкой. — Что на тебя, что на меня, что на кого еще... Учись с легкостью отпускать людей, покуда есть достойный пример перед глазами. Авось научишься.
— Я так и не смогла попрощаться с мамой. — Лиара печально покачала головой. — Мы были так близки во времена моего детства, что... Часть меня до сих пор верит, что стоит мне переступить порог нашего дома — и она встретит меня, как встречала тысячу раз.
— Это худшая часть тебя, Т’Сони. Но не переживай. Она умрет так быстро, что ты и не заметишь.
— Мне кажется, я еще не готова расстаться с этим.
— Ну надо же, — фыркнул Рекс. — Никто не бывает готов. Но в твоем возрасте мир меняется быстро. Пройдет пару лет — и ты обнаружишь, что не помнишь толком уже ни Новерии, ни «Нормандии», ни прежней себя... Можно только позавидовать.
— Вы убили собственного отца, — с дрожью в голосе сказала Лиара. — Сколько лет понадобилось, что бы забыли об этом?
— Тот, кого я убил, уже не был моим отцом. Я попрощался с ним задолго до этого, как и ты попрощалась с Бенезией. В этом единственное сходство между нами. Других не ищи.
— Но вы так и не вернулись домой.
— Я достаточно говорил об этом с Шепард. Не вижу причин говорить еще и с тобой.
— Я вас не осуждаю. — Лиара ответила на резкость столь мягко, что Рекс укорил себя за грубость. Шепард с ее деланым спокойствием могла выдержать и куда более тяжелый разговор, но в обществе Т’Сони стоило подбирать другие слова. — Я просто хочу понять... Сколько пройдет лет, прежде чем я забуду. Не смирюсь, не вычеркну из памяти... Забуду по-настоящему.
— Столько не живут, — просто сказал Рекс. — Ни кроганы, ни азари.
Лиара больше не проронила ни слова. Они шли по коридору уже достаточно долго, открывая все попадающиеся на пути двери и заглядывая в пустующие комнаты, разоренные временем, но так ничего и не нашли, а судя по тому, что динамики молчали, поиски Шепард и Кайдена тоже не увенчались успехом. Наконец, когда они потеряли надежду отыскать маяк, в конце коридора забрезжил неестественно яркий свет. Рекс остановился в нескольких метрах от выхода, сжимая крошечную руку Юты, и в облаках танцующей пыли увидел впереди поднимающийся к потолку шпиль. Лиара подняла голову и посмотрела на него с таким нетерпением во взгляде, что Рексу оставалось лишь вновь признать свою ошибку. В этой девочке изнутри разгоралось такое пламя, что ни одна другая азари, за исключением разве что Алины, не могла сравниться с ней.
— Штука не в том, чтобы забыть, — обратился он к Лиаре, не отрывая взгляда от протеанского маяка. — Ты получаешь шрамы и учишься жить с ними. А если учишься скверно... Проще подохнуть в первой же канаве. «Отбросить коньки» — слыхал я как-то такое выражение от Шепард.
— Я запомню, — откликнулась Лиара с улыбкой.
Вместе они шагнули в сияющий прямоугольник света, которым заканчивалось широкое устье коридора. Солнечные лучи падали сквозь прорехи в потолке, сплетая вокруг маяка золотой узор. Задрав голову вверх, Рекс увидел тронутую близящимся закатом синеву неба, и подивился неожиданной смене погоды: всего четверть часа назад на улице назревала гроза. Но когда он с недоумением повернулся к Лиаре, чтобы поделиться своим наблюдением, то обнаружил, что молодой азари уже нет за его спиной, как нет и прохода, через который они вышли. Позади простирались каменистые равнины Тучанки, обагренные клонящимся к горизонту солнцем.
Лиара редко покидала свою комнатку за медицинским отсеком и почти не общалась с экипажем. Она сдружилась с доктором Чаквас, однако большую часть времени коротала в одиночестве, продолжая начатые на Теруме исследования. Рекс, служивший бок о бок с азари-наемницами и немало глазевший на синекожих танцовщиц в барах, сперва пришел к выводу, что если глубоко внутри Лиары когда-то и существовала жажда новизны, заставлявшая ее соотечественниц покидать родной мир в поисках приключений, то вряд ли ей суждено однажды пробудиться к жизни. Потом, исподволь наблюдая за Т’Сони, он обнаружил, что первое мнение было ошибочным. Да, она отличалась от большинства азари, бесцельно тративших молодые годы в богом забытых барах, и подчас поражала окружающих наивностью суждений, но Рекс не мог отрицать очевидное: Лиаре не хватало жизненного опыта, но ум ее был острым, а сердце — храбрым, и если Шепард раньше него заметила эти достоинства, оставалось только молча отдать должное ее прозорливости.
— Мне бы хотелось побывать на Тучанке, — произнесла Лиара, нарушив молчание. — Вы скучаете по ней?
— Если думать о том, что оставляешь позади, далеко не уйдешь, Т’Сони, — бросил Рекс, заглядывая в очередную пустую комнату, встретившуюся им по дороге. — На Тучанке ты бы увидела кучу бесплодных камней да горсть никчемных дураков. И то, и другого в Галактике везде хватает.
— Но это же ваш дом, — возразила Лиара. — После Новерии я часто думаю о том, что мне придется вернуться на Тессию, хочу я того или нет... Теперь, когда матери нет в живых, кто-то должен заняться завещанием. Привести дом в порядок. Как вы думаете, коммандер Шепард ведь поймет, если я попрошу — как это называется?.. — увольнительную?
— Коммандеру Шепард будет плевать, — откликнулся Рекс с ухмылкой. — Что на тебя, что на меня, что на кого еще... Учись с легкостью отпускать людей, покуда есть достойный пример перед глазами. Авось научишься.
— Я так и не смогла попрощаться с мамой. — Лиара печально покачала головой. — Мы были так близки во времена моего детства, что... Часть меня до сих пор верит, что стоит мне переступить порог нашего дома — и она встретит меня, как встречала тысячу раз.
— Это худшая часть тебя, Т’Сони. Но не переживай. Она умрет так быстро, что ты и не заметишь.
— Мне кажется, я еще не готова расстаться с этим.
— Ну надо же, — фыркнул Рекс. — Никто не бывает готов. Но в твоем возрасте мир меняется быстро. Пройдет пару лет — и ты обнаружишь, что не помнишь толком уже ни Новерии, ни «Нормандии», ни прежней себя... Можно только позавидовать.
— Вы убили собственного отца, — с дрожью в голосе сказала Лиара. — Сколько лет понадобилось, что бы забыли об этом?
— Тот, кого я убил, уже не был моим отцом. Я попрощался с ним задолго до этого, как и ты попрощалась с Бенезией. В этом единственное сходство между нами. Других не ищи.
— Но вы так и не вернулись домой.
— Я достаточно говорил об этом с Шепард. Не вижу причин говорить еще и с тобой.
— Я вас не осуждаю. — Лиара ответила на резкость столь мягко, что Рекс укорил себя за грубость. Шепард с ее деланым спокойствием могла выдержать и куда более тяжелый разговор, но в обществе Т’Сони стоило подбирать другие слова. — Я просто хочу понять... Сколько пройдет лет, прежде чем я забуду. Не смирюсь, не вычеркну из памяти... Забуду по-настоящему.
— Столько не живут, — просто сказал Рекс. — Ни кроганы, ни азари.
Лиара больше не проронила ни слова. Они шли по коридору уже достаточно долго, открывая все попадающиеся на пути двери и заглядывая в пустующие комнаты, разоренные временем, но так ничего и не нашли, а судя по тому, что динамики молчали, поиски Шепард и Кайдена тоже не увенчались успехом. Наконец, когда они потеряли надежду отыскать маяк, в конце коридора забрезжил неестественно яркий свет. Рекс остановился в нескольких метрах от выхода, сжимая крошечную руку Юты, и в облаках танцующей пыли увидел впереди поднимающийся к потолку шпиль. Лиара подняла голову и посмотрела на него с таким нетерпением во взгляде, что Рексу оставалось лишь вновь признать свою ошибку. В этой девочке изнутри разгоралось такое пламя, что ни одна другая азари, за исключением разве что Алины, не могла сравниться с ней.
— Штука не в том, чтобы забыть, — обратился он к Лиаре, не отрывая взгляда от протеанского маяка. — Ты получаешь шрамы и учишься жить с ними. А если учишься скверно... Проще подохнуть в первой же канаве. «Отбросить коньки» — слыхал я как-то такое выражение от Шепард.
— Я запомню, — откликнулась Лиара с улыбкой.
Вместе они шагнули в сияющий прямоугольник света, которым заканчивалось широкое устье коридора. Солнечные лучи падали сквозь прорехи в потолке, сплетая вокруг маяка золотой узор. Задрав голову вверх, Рекс увидел тронутую близящимся закатом синеву неба, и подивился неожиданной смене погоды: всего четверть часа назад на улице назревала гроза. Но когда он с недоумением повернулся к Лиаре, чтобы поделиться своим наблюдением, то обнаружил, что молодой азари уже нет за его спиной, как нет и прохода, через который они вышли. Позади простирались каменистые равнины Тучанки, обагренные клонящимся к горизонту солнцем.
9.
9.
Кайден и Шепард в молчании шли через анфиладу перетекающих друг в друга комнат. Некоторые были просторны, как залы, другие узки, будто клетки. По стенам из темно-зеленого малахита, украшенного прозрачными разводами патины, вились трещины. Застоявшийся воздух казался густым, тишина — почти осязаемой. Пятьдесят тысяч лет изнутри точившая здание, она давным-давно ждала, чтобы ее нарушили, и Кайден, смирившийся с тем, что Шепард не собирается вступать в разговор, начал первым:
— Коммандер, если я должен взять свои слова обратно, чтобы вы перестали отмалчиваться в моем присутствии, я это сделаю.
— Вы хоть понимаете, что сейчас я вас ненавижу даже сильнее обычного? — спросила Шепард с неподражаемым самообладанием, изо дня в день восхищавшим его. — Потому что извиняться должны не вы.
— Не я, — согласился Кайден спокойно.
Ей действительно стоило принести извинения за с такой легкостью брошенный упрек в трусости — не только потому, что Кайден ничем не заслужил его, но и потому, что Шепард прекрасно знала: сложно придумать обвинение, которое сильнее ранило бы его гордость. За долгие часы, проведенные на «Нормандии» за разговорами, она могла убедиться, что Альянс как символ всего, чему они служили и за что сражались, имеет для него не меньшее значение, чем для нее самой. Впрочем, Кайден не винил ее. В какой-то момент он понял, что прекрасно улавливает разницу между тем, что Шепард говорит, и тем, что думает.
Через несколько метров узкий коридор расширялся, образуя вытянутую в длину каплевидную комнату, у правой стены которой лежали, одно на другом, два обезображенных тела. В них с трудом можно было узнать кроганов: плоть рваными ошметками свисала с их обглоданных костей, а там, где на трупах сохранилась кожа, можно было различить высохшие кровавые язвы. Шепард попробовала вызвать по радиосвязи Рекса, но ни он, ни Т’Сони не отвечали.
— Я бы сказала, что эти парни послужили кому-то добрым обедом, — сказала она, с раздражением отключая связь, — но что-то не могу представить животное, которому под силу справиться с кроганом. Тем более — с двумя. Достаньте-ка пистолет, лейтенант.
— А вам ведь это нравится, — заметил Кайден, глядя ей в спину.
— Еще как.
Луч света, вспыхнув над головой Шепард, внезапно вздрогнул и рассыпался на множество маленьких искр, словно прошел через водную гладь. Приглядевшись, Кайден увидел, что комнату делит на две части прозрачная стена, но прежде чем он успел предупредить коммандера, в двух шагах от мертвых кроганов невидимая сила подкинула ее в воздух, как перед маяком на Идене Прайм. Он бросился к ней, не отдавая себе отчета в необдуманности этого поступка, и тут же почувствовал, как капкан света смыкается вокруг, до боли слепя глаза.
10.
10.
Начался прилив. Когда Лиара обернулась, то увидела, как волны слизывают с влажного песка длинную вереницу следов. Еще несколько мгновений, несколько тихих всплесков, накативших один за другим, — и берег, пустой и призрачный в туманных облаках лунного света, снова выглядел так, будто уже тысячу лет по нему не ступало ни одно живое существо. Плавно изогнувшаяся линия песчаных отмелей исчезала вдали за нагромождением усыпанных ракушками скал, у подножия которых ласково перешептывалось море. Эхо его шепота доносилось до Лиары сквозь теплую мглу летней ночи, сотканной из соленого дыхания ветра и хрупкого узора звезд, светивших над нею. Она понимала, что звук этот — лишь шум прилива, но сотни разных нот сплетались в нем так чисто, и неразделимо, и ясно, будто с ней голосом моря говорила Вселенная.
Лиара запрокинула голову и, глядя на распахнувшееся в вышине черное небо, не заметила, как наступила на что-то острое — как осколок стекла. Охнув, она замерла на месте. Мамины пальцы выскользнули из ее разжатой ладони.
— Что случилось, Крылышко мое? — спросила мать, оборачиваясь. Высокая, тонкая фигура, плоть от плоти самой ночи, чернела над колышущейся позади нее зеленоватой тканью моря.
Лиара шмыгнула носом.
— Гляди-ка... — Мать склонилась к ней. — Ракушка. Наверное, вынесло на берег прошлым приливом.
Бенезия опустилась рядом с дочерью на колени и взяла в руки большую продолговатую раковину с пустым щербатым нутром. От зазубренного устья в разные стороны расходились костяные лучи.
— Ступай осторожно, Лиара. Здесь таких может быть много.
— А что это?
— Эта ракушка была для кого-то домом, — пояснила Бенезия. — Раньше внутри нее жило живое существо.
— А где оно теперь?
— Ушло. Но куда — никто не сможет тебе сказать.
Лиара нахмурилась, глядя в спокойные глаза матери, на дне которых притаилась пустота: не страшная, но чужая, незнакомая ей пустота грусти, обреченности, одиночества.
— Всем нам рано или поздно приходится покинуть свой дом, — успокоила ее Бенезия в ответ на немой вопрос. — Однажды ты вырастешь, Лиара, и улетишь с Тессии, чтобы найти свое место среди звезд. Так наши предки уходили в море на кораблях, чтобы исследовать неизвестность, лежащую за горизонтом. Так теперь мы оставляем наш дом, чтобы увидеть космос. Ты удивишься, когда узнаешь, насколько тесен мир, в котором ты родилась... и насколько огромен тот, что ждет тебя впереди.
— Но мое место — рядом с тобой, — сказала Лиара с упрямством, какое знакомо лишь детям. — Я не улечу. Я тебя не оставлю. Ни за что тебя не оставлю!
— Маленькое мое Крылышко... Давай, прислони ее к уху. Слышишь?
Лиара поднесла к лицу тяжелую раковину и закрыла глаза. В темной утробе нарастал шелест: словно тяжелые волны одна за другой накатывались на пологий берег.
— Шумит... как море, — произнесла она, вслушиваясь в далекий звук, поселивший тревогу в ее сердце.
— Вселенная говорит с тобой тем же голосом, что и океан, — сказала Бенезия, сжимая маленькую ладонь дочери. — Она звала нас еще в то время, когда мы не знали, как строить корабли, и зовет теперь.
Бенезия простерла руку к горизонту. Две падающие звезды расчертили небосклон пламенеющими голубыми хвостами и погасли там, где небо сливалось с морем.
— Представь, сколько в ней тайн, которые тебе предстоит разгадать, сколько людей, которых ты повстречаешь, столько миров, которые ждут твоего прихода... Однажды ты поймешь, что не можешь сопротивляться этому зову, и отправишься в путь.
— Но я не хочу уходить, — замотала головой Лиара. — Я хочу остаться с тобой.
— Мы расстанемся не навсегда, — постаралась утешить ее Бенезия, видя, что дочь дрожит. — В одном из этих дальних миров мы однажды встретимся снова, я обещаю тебе. Я клянусь тебе самой нерушимой клятвой: за нашим прощанием всегда последует новая встреча. Мы встретимся — и я буду любить тебя так, как прежде, и поцелую, как всегда целовала, и мы проведем столько времени вместе, вдвоем, сколько ты захочешь... Тысяча лет — это долгий срок, Лиара. Тысяча лет любви, тысяча лет сожалений, тысяча лет радости. Но сколько бы ни прошло времени, сколь далеко мы ни были бы друг от друга, я и через столетия протяну тебе руку... и скажу, как я горжусь тобой, мое Крылышко.
— Но тот, кто жил в этой раковине... Он ведь не вернется, — тихо сказала Лиара, еще не зная, но уже чувствуя, что бывают дороги без возврата и разлуки, которым нет конца. — А вдруг я тоже не смогу вернуться к тебе? Вдруг я не найду тебя?
Она вложила руку в ладонь Бенезии, и они, рука в руке, долго стояли, глядя на небо. Звезды загорались и гасли в бесконечной мгле, существующей с начала времен. Они рождались, а затем умирали, унося во тьму тысячи безымянных миров, не дождавшихся отважного мореплавателя, который нанесет их на карту. Но все эти миры, все эти чужие солнца, согревающие своими лучами пустоши далеких планет, не стоили даже крупицы времени, проведенного с матерью — всегда родной и всегда незнакомой.
Единственная дорога, по которой Лиара хотела идти, пролегала по этому пустынному берегу, принадлежащему скорее царству мертвых, нежели миру живых, и вела к дому.
— Тогда не уходи, — просто сказала мать. — Останься со мной.
«...я всегда так гордилась тобой, маленькое мое Крылышко...»
— Мама!
11.
11.
— Вам нужна помощь, коммандер?
Шепард обернулась, взглянула на него снизу вверх, устало махнула рукой и, откинувшись назад, прислонилась спиной к металлическому шкафчику.
— Замок заело, — недовольно буркнула она, хлопнув по дверце ладонью.
— Давайте я посмотрю, — предложил Кайден. — С ними это бывает.
— Да к черту. Хотела перебрать свое оружие, но проку от него теперь никакого.
— Еще не поздно всё исправить. В конце концов, мы подчиняемся Альянсу, а не Совету, и…
— Какой вы оптимист, надо же. Ну и что вы собираетесь делать, позвольте спросить?
Кайден опустился на пол рядом с Шепард. Голоса их гулко раздавались в тишине, ненадолго дарованной им или перед боем, или перед смертью. Игра теней в обволакивающем полумраке палубы вырисовывала тонкий профиль женщины, сидевшей с ним рядом, и смягчала ее черты, стирая личину солдата. Через сколько трупов бы она ни перешагнула, не оглядываясь, сколько бы битв ни выиграла в одиночку, сейчас ей был нужен друг.
— То же, что и вы, — пожал Кайден плечами. — Бороться.
— Только вот с идиотами бороться сложнее, чем с Сареном и гетами, — усмехнулась Шепард. — Мне бы вашу отвагу, лейтенант. Ну и что, по-вашему, мы победим?
— Да. Думаю, да, — ответил Кайден.
После этих слов, в которые он сам едва верил, надолго воцарилось молчание — печальная, спокойная и почти безмятежная тишина, не оставлявшая саднящего чувства в груди.
— Столько людей погибло, пока Сарен искал канал… Подопытные в его лабораториях… простые гражданские… колонисты на Феросе. Уильямс. — Ее усмешка стала горькой. — Чего ради? Мы сложа руки торчим в доках. Проиграть, даже не вступив в бой, — вот что по-настоящему страшно.
— Вы считаете, что мы проиграем?
— Мы проиграли битву, но битва — это еще не вся война... — Шепард запрокинула голову, глядя в потолок, как всегда делала, когда задумывалась, и на сей раз недолгая пауза в разговоре показалась Кайдену почти вечностью. Он знал, что она чувствует, но не мог разделить с ней эту горечь заранее обреченной на поражение войны. — Я не знаю. Впервые в жизни я не знаю вообще ни черта. Я втянула вас в войну с крохотным шансом на победу. И даже если мы остановим Сарена — это будет просто отсрочка. Затишье, после которого начнется такая буря, что...
— Вы справитесь.
Кайден коснулся тыльной стороны ее руки, накрывая ее своей, но лишь на несколько мгновений почувствовал тепло. Шепард поднялась на ноги и напряженно произнесла, меряя шагами лоскут света перед шкафчиками, вырванный тусклыми лампами у чернильно-синего мрака:
— Я не люблю — никогда не любила — проигрывать, потому что поражения задевали мою гордость. И не проигрывала. Ни разу, чего бы это ни стоило. Но оказалось, куда сложнее делать ставки, когда речь о чем-то большем, нежели моя долбаная гордость.
Он поднялся за ней следом. Шепард, договорив, остановилась и замерла, прислонившись лбом к шкафчику. Кайден смотрел, как она, неподвижная, стоит на месте, касаясь рукой металлических пластин, и сделал шаг вперед, не отдавая себе отчета в том, что собирается сделать. Его губы коснулись нижнего позвонка над примятым воротом формы. Шепард не шевельнулась. Волосы ее после Вирмайра, почувствовал Кайден, еще пахли солнцем и солью.
— Мы не проиграем, — произнес он, щекоча дыханием покрывшуюся мурашками кожу.
— Кайден.
— Я буду с тобой, куда бы ты ни пошла. Обещаю.
На губах остался вкус морской соли, и Кайден, закрыв глаза, вдруг вспомнил, что так и не сказал этих слов. Память была слишком горькой и слишком сильной. Он медлил, а когда наконец решился, на них обрушился, неестественно громкий в тишине, голос Джокера, передавшего сообщение от Андерсена. И то, что сейчас эти слова наконец звучали, что женщина, которую он любил, по-прежнему стояла рядом, не могло быть правдой. Видение неслучившегося прошлого было сладким до тянущей боли, но он с легкостью променял бы его на настоящее — холодное, горькое настоящее, которое заслужил.
12.
12.
Багровое, будто налитое кровью солнце низко стояло над горизонтом. Свет его, падающий на громоздящиеся друг на друга камни, заставлял глубокие тени вытягиваться в длину, превращая мертвые обелиски над могилами предков в подобия солнечных часов, отсчитывающих срок, отведенный живым. Рексу всегда казалось, что кроганам отпущено слишком много: когда твоя жизнь длинна, когда ты не замечаешь ее медленного, но неминуемого приближения к концу, куда проще растратить тысячу лет на глупые ошибки и пустые сожаления о них, надеясь, что останется время исправить сделанное. Но большинство подходило к краю с пустыми руками. Что такое тысяча лет, если неизбежный их итог — еще один шаг к неизбежному вымиранию твоего народа? Растения отживают свой век и умирают, освобождая место молодой поросли, пробивающейся из-под земли. Кроганы умирают, оставляя после себя бесплодную почву. И сейчас, глядя со взгорья на кладбище, затопленное солнцем, как кровью, Рекс подумал о том, что настанет день, когда вся Тучанка превратится в разоренный памятник его народу — в огромный некрополь среди руин так и не восстановленных ими городов, где однажды перестанут появляться новые могилы.
Он спустился вниз по крутому склону и вошел в долину. Один. Впервые за многие годы — безоружный. Здесь, в месте захоронения предков, где пустые глазницы их черепов наблюдали за ныне живущими, было не место насилию и вражде. Оставленные на обелисках как напоминание о том, откуда произошли кроганы и куда лежит их путь, черепа, казалось, насквозь видели каждого, кто представал пред их мертвыми очами. Рекс слишком чтил традиции своего народа, чтобы осквернять память предков оружием, принесенным в священное место захоронения.
За облаками песка, которые во время бурь до белизны шлифовали кости умерших, он различил силуэты облаченного в броню отца и его людей. Беспощадно красное солнце искажало их огромные тени. На мгновение Рексу показалось, что это лишь мираж, которым дурачит его пустыня, но стоило, приблизившись, заглянуть отцу в глаза, чтобы понять: нет, не вина в том пустыни, что лишь один из них уйдет сегодня живым.
— Мой сын.
Джаррод был уже стар, но годы не склонили его к земле и не умалили грозной силы, по-прежнему кипевшей в кряжистом теле, сросшемся за годы войны с изрытой пулями и осколками снарядов броней. На поясе у него висел нож, за спиной — дробовик.
— Отец.
Они обменялись сухими приветствиями и замерли друг против друга, не произнося ни слова. По правую руку от отца стоял Рив. Не отрывая от них взгляда, Рекс скорее почувствовал, чем увидел, как позади возникли, в назначенный срок исполняя просьбу, члены его собственного кранта. Те, что много лет назад сражались за него во время посвящения. Те, что теперь готовы были опустить оружие за ним следом, чтобы не допустить новой войны, грозящей уничтожить всё, что осталось от кроганской расы.
Если Джаррод, поставив свою ненависть выше разума, решит пойти против Совета Цитадели, у кроганов не останется сил для восстановления своего мира. Рекс понимал это лучше прочих. Он знал, что в бою Джаррод беспощаден и жесток. Рекс годами учился у него, перенимая отцовские умения и повадки, благодаря которым впоследствии смог прославиться далеко за пределами клана. Именно отец научил его ценить хорошую честную схватку. Он растил сына, способного управлять Урднотами не хуже, чем он сам. Но теперь, когда ненависть до того слепила Джарроду глаза, что лишь кровь могла утолить снедавшую его боль — боль побежденного, поверженного воина, — их пути расходились. Рекс понимал, что война ослабит кроганов, и без того оказавшихся на грани выживания. Если не направить все силы на борьбу с генофагом, болезнь сотрет с лица Тучанки любое напоминание о том, что некогда ее населял бесстрашный и грозный народ.
Он пытался убедить другие кланы в том, что необходимо заняться земледелием и возродить экологию Тучанки, так и не восстановившуюся после ядерной зимы. Чтобы выжить, они должны были обратиться к своим корням и попытаться вернуть то, что утратили столетия назад. После Рахнийских войн кроганы привыкли жить подачками саларианцев, получая в качестве благодарности оружие, земли и технологии. Всё равно что хищники, питающиеся падалью, говорил Рекс. Его речам внимали, не перебивая, лидеры кланов, их славные воины и мудрые шаманы... Но как победить врага, если оружие против него бессильно?
Кроганы разучились строить и созидать. Только воевать, как хотел того Джаррод, они по-прежнему умели.
— Зачем ты позвал меня, отец?
— Чтобы попытаться образумить тебя, сын. — Глаза Джаррода были красны, как заходящее солнце. — В последний раз. — С этими словами он простер руку и широким движением указал на собравшихся позади него воинов, пришедших поддержать своего воеводу. — Ты был бы ценным дополнением к моему войску, Рекс. Не дай упрямству погубить тебя.
— Упрямишься ты, — огрызнулся Рекс. — Вы собираетесь воевать с расами Совета тем оружием, что они вам дали, и надеетесь победить.
— Кроганы — гордый народ. Война докажет саларианцам, что нас не сломить болезнью.
— Мертвецам гордость ни к чему.
— Мы все равно обречены, — отрывисто бросил Джаррод. — Скажи, хоть одно зерно, брошенное вами, взросло в почве Тучанки? Наши традиции, наша наука... Ничего не осталось. То, что мы не уничтожили сами, нам помогли уничтожить другие. И они поплатятся за это страданиями куда большими, чем те, что обрушили на нас.
В плотно сомкнутых рядах за его спиной раздался гул одобрения.
— Рекс, брось свою затею, пока не поздно, — попытался урезонить брата Рив. — Мы должны выйти на войну плечом к плечу, как Урдноты выходили веками. Всем кланом. Отец поведет нас в битву, и мы, пусть и пролив немало крови, вернемся домой с победой.
— А когда я умру — а моя смерть близка, сын, — ты займешь трон, принадлежащий тебе по праву. В конце концов вся Тучанка склонится пред тобой. Если кто и способен объединить ее, так это ты.
«Не много чести в том, чтобы править мертвецами», — подумал Рекс, оглядываясь назад. Войско отца значительно превосходило по численности его небольшой крант. Если будет бой, все, кто решится выступить против Джаррода, погибнут. Но неужели отец решится поднять оружие в священном месте, оскорбив память предков?
Окидывая взглядом пришедших с отцом воинов, Рекс понял, что пытается выиграть давно уже проигранную войну. Он не мог вести за собой тех, кто видел высшую доблесть в том, чтобы умереть в сражении за попранную честь и сломленную гордость. Отец победил, как побеждал всегда. Никому нет дела до выживания их народа. До будущего детей, которым предстоит жить на разоренной земле. Рекс надеялся, что со временем убедит отца и клан в своей правоте... Что ж, он ошибался.
— Выбирай, Рекс, — произнес отец, пристально глядя на него. — Или ты пойдешь с нами сражаться против общего врага... Или погибнешь сейчас, сражаясь против своих.
— Кроганы не убивают друг друга на священной земле, — тяжело ответил Рекс, встретив его взгляд.
— Ты дурак, если веришь, будто у нас осталось хоть что-то святое, — зло бросил Джаррод. — Выбор за тобой. Умереть в неравном бою, подняв руку на отца... Или править Тучанкой.
Окровавленное солнце сияло в небе, уже наполовину скрывшись за горизонтом. Ветер гнал по земле багровые облака пыли и песка. Если сегодня у могил предков прольется кровь, никто не увидит в красной пустыне ее следов.
Рекс снова оглянулся на своих людей, потом перевел взгляд на отца и брата. Черепа, увенчивающие обелиски, взирали на живых с безразличием и усталостью. Даже для них традиции, в течение многих тысячелетий остававшиеся незыблемыми в сознании всех обитателей Тучанки, уже ничего не значили.
Отец сказал: «Выбирай». Вернись в лоно своего клана, к семье, взрастившей и по-прежнему ждущей тебя, — или умри, из последних сил цепляясь за тающую надежду построить иное будущее.
Рексу показалось, что он никогда не делал выбора проще.
Он поднял голову, чтобы ответить отцу, но тут мягкий женский голос, приносящий одновременно и боль, и свет, позвал его с другой стороны пустыни, снова и снова называя по имени:
— Рекс... Рекс!
13.
13.
Кайден рванулся вперед, чувствуя, как лопаются плотные нити окутавшей его паутины. Коммандер лежала на полу, спеленатая по рукам и ногам тонкой прозрачной субстанцией с белыми клейкими прожилками. Он разорвал кокон, едва отдавая себе отчет в том, что сам только что очнулся в подобном, и тут же задрал рукав формы Шепард, пытаясь нащупать на ее запястье биение пульса.
Пульс был в порядке, но она некоторое время не приходила в себя и открыла глаза только тогда, когда Кайден сильно тряхнул ее за плечи.
— Что за черт?..
Коммандер приподнялась, опираясь на руку, и осторожно выглянула из-за плеча склонившегося над ней Кайдена.
— Обернитесь, лейтенант. Медленно.
Но он, вопреки ее предостережению, обернулся слишком резко, и притаившийся у стены силуэт одним движением метнулся вперед, им навстречу. Кайден рефлекторно возвел барьер, выбросив руку, и прижал Шепард к земле. Биотическое поле остановило струю ядовитой жидкости всего в полуметре от них. Тягучие капли стекали по мерцающему щиту, образовывая на каменном полу клейкую лужу. Немного поодаль, в мутном пятне падающего сквозь узкую прорезь окна света, замер многоногий паук с гибкими лапами, покрытыми прозрачной шерстью. Он настороженно следил за своими жертвами десятками хищно блестевших глаз, которыми было усеяно его угольно-черное тело. Кайден пригляделся и различил позади хищника сотни подобных отблесков — вся паучья стая, скрытая тенью, ждала решения своего вожака.
Шепард сняла с предохранителя пистолет. Следом за ней потянулся к оружию и Кайден.
Пауки двигались с молниеносной быстротой, зажимая их в кольцо, и почти не оставляли пространства для маневра. Даже биотические поля лишь ненадолго оттесняли их. Одна волна сменяла другую, следом за крупными особями появлялись орды их детенышей, и скоро все помещение покрылось живым ковром жаждущих крови тварей. Шерстяные покровы поблескивали в разреженных лучах сочащегося снаружи солнца.
Десятью минутами позже Шепард и Кайден, израсходовав добрую половину термозарядов, привалились к стене, окруженные десятками трупов. Вымотанные до предела короткой, но стремительной схваткой, они оба тяжело дышали.
— Всё?
— Вы добили последнего, коммандер.
— Одна из этих тварей меня укусила, — недовольно сказала Шепард, потирая две розовые точки у локтевого сгиба. — Что за дрянь здесь вообще происходит?
— Дайте я посмотрю.
— Ерунда.
Шепард было вывернулась, но Кайден удержал ее. Осмотрев след укуса, набухающий чуть выше локтя, он машинально снял лоскут паутины с подвернутого рукава ее формы и, подняв голову, встретился с Элизабет взглядом.
— Вам нужно к доктору Чаквас, и лучше поскорей.
— Вы определенно не помогаете мне сохранять боевой дух, — фыркнула Шепард, глядя на него снизу вверх. — Думаете, я на самом деле свалюсь из-за небольшого укуса? Да я бессмертна, как Бласто.
— Вы вообще когда-нибудь боялись смерти, коммандер?
— Это я иронию слышу в ваших словах? Ну неужели.
Шепард едва заметно усмехнулась и, на ходу меняя термозаряд в пистолете, пошла дальше по коридору. Звук ее шагов гулко отражался от стен, покрытых липкими ошметками паутины, и поднимался вверх по узким, как колокольни, арочным пролетам. Только потом, обернувшись, она добавила:
— Если бы я всеми способами не цеплялась за жизнь, я бы тут с вами не стояла. Смерть — это то, к чему солдаты вынуждены, даже обязаны в конце концов привыкнуть. Вы вступили в армию, зная об этом. Я тоже. Но привыкнуть и смириться — разные вещи.
Она сняла с шеи цепочку с армейским жетоном. Серебристая бляшка с вытравленными на металле буквами и цифрами матово переливалась в лучах рассеянного света, льющегося сквозь прорехи на стыке между стенами и потолком.
— Зачем нам дают их, по-вашему?
— Чтобы опознавать тела погибших в ходе военных действий... и не хоронить солдат в безымянных могилах.
— Эта штука напоминает мне о том, что я смертна, — с невеселой улыбкой сказала Шепард. — Прошло немало времени, прежде чем я свыклась с мыслью, что стою одной ногой в могиле. Я помню об этом. Всегда. И о Уильямс, черт вас подери, тоже помню.
Когда она подняла голову и посмотрела Кайдену в глаза, он впервые почувствовал, что она уязвима не меньше его самого, будто сейчас их роднила смерть, в конечном счете неизбежная для обоих.
— Как вы оказались во флоте? — задал вопрос Кайден, пытаясь совладать с собой. Он знал, что Шепард лет росла на улице, но никогда не спрашивал о том, что привело ее в армию.
— Пыталась выбраться из болота, — коротко ответила Шепард. Замолчала. Затем, пройдя несколько десятков метров по излучине круто повернувшего коридора, нехотя продолжила: — В отличие от вас, лейтенант, я никогда не думала о службе в армии как о чем-то... большем. Я была уверена, что это работа не хуже и не лучше прочих. Работа — и всё.
— То есть вы считаете, что в этом я ошибался, — заключил Кайден. — Что все принципы, из-за которых я пошел служить в армию, все идеалы Альянсы...
— Нет, — спокойно перебила его Шепард. — Вы были правы. Ошибалась я.
Новое:
14.
14.
Они нашли Рекса и Лиару в зале с протеанским маяком, остроконечный шпиль которого уходил к потолку. Он показался Элизабет больше того, что они нашли на Идене Прайм, и походил скорее на тонкую иглу, чем на обелиск. Лиара помогала Рексу подняться; маленькая Юта сидела в отдалении, наблюдая за ними с не по-детски серьезным выражением лица.
— Шепард! — с облегчением воскликнула Лиара, обернувшись. — Я боялась, что с вами могло что-то случиться. Слава богине, вы в порядке.
— Скорее что-то случилось с вами, — заметил Кайден. — Мы пытались выйти на связь, но вы не отвечали.
— Я помню свет, — призналась Лиара, вдруг замявшись. Несколько мгновений она казалась оцепеневшей, будто воспоминания о том, что произошло, обладали над ней непреодолимой властью. — А потом — темноту и странный сон о забытом дне из моего детства... Я так хотела остаться там, остаться навсегда, что сейчас мне становится страшно.
— Ты крепче, чем кажешься, — произнес Рекс, положив ей руку на плечо. — Крепче, чем сама привыкла считать. Я тоже видел какую-то дрянь, Шепард.
— Полагаю, мы все что-то видели, — хмуро заключила Элизабет, подходя к протеанскому маяку. Она провела рукой по его поверхности, стирая слой грязи. Под ней обнажился металл, покрытый светящимися синими прожилками. Спустя пятьдесят тысяч лет маяк еще работал, но она не ощутила ничего похожего на то, что испытала несколько месяцев назад на Идене Прайм.
«Радиус действия больше, — поняла она, сопоставив слова Лиары с собственными догадками. — Нас всех зацепило на одинаковом расстоянии от маяка... Но почему я не увидела то же, что и раньше?»
Запись с протеанского маяка осела в подсознании ночными кошмарами: медленные, тихие, безмолвные, они бросали тень на каждый ее сон, и чем сильнее Шепард боролась, пытаясь плыть против течения, тем сильнее затягивал водоворот чужих воспоминаний. Но то, что она увидела, пока лежала в паучьем коконе, не имело с протеанским видением ничего общего. Сон выпотрошил ее, выворачивая наизнанку мысли, желания, мечты — и оставляя скребущуюся пустоту.
Металл, едва ощутимо вибрируя, впитывал тепло пальцев, но оставался холодным. Что же видели остальные? Из всех них только Лиара решилась рассказать о своем сне. Пока Шепард изучала маяк, та несмело поведала о привидевшейся ей встрече с матерью, постоянно сбиваясь и замолкая, но все же с облегчением делясь своей болью. «Не помню, кто стрелял последним, — рассеяно подумала Элизабет, вспоминая Новерию. — Я. Рекс. Или она сама?»
— Только ты, похоже, не видела ничего, — мягко произнесла Лиара, присаживаясь на корточки перед Ютой. Маленькая кроганка подняла на нее задумчивый взгляд. — Тебе можно только позавидовать, малышка. У тебя нет мечты, которая не исполнилась... Ошибок, которые ты хотела бы исправить... Сомнений и сожалений.
— Это ненадолго, — угрюмо пообещал Рекс.
Шепард наконец добилась того, чего хотела: провела по поверхности маяка в том месте, нажатие на которое включило голографический интерфейс. Буквы на долю секунды показались незнакомыми, но она потом она с легкостью принялась читать одну надпись за другой.
— Я могу вам чем-то помочь, коммандер? — спросила Лиара, не осмеливаясь подойти ближе.
— Можете посмотреть, если хотите, — пожала плечами Шепард. — Но только я понимаю язык.
— Кто-то явно перенастроил этот маяк. Попробуйте найти логи, если сможете, — посоветовал Кайден.
— Уж я бы сообразила, лейтенант.
Записям, которые она читала, было пятьдесят тысяч лет. Вот и всё, что осталось от цивилизации, некогда населявшей даже отдаленные уголки Галактики, — руины да хроника на мертвом языке. Сперва шли короткие и лаконичные пометки о регулярной настройке маяка, потом Шепард вышла на базу сообщений и отыскала записи о начале вторжения Жнецов. «В один прекрасный день ты увидишь, как небо твоего мира горит в огне», — вспомнила она недавний разговор с Рексом. Остановить их не смогли протеане, не смогут, скорее всего, и люди. Если один Властелин уничтожил столько кораблей, какой понадобится флот, чтобы противостоять всем Жнецам, когда те вернутся на поле жатвы?
Она обернулась на Лиару, Кайдена и Рекса, стоящих в отдалении, и вдруг успокоилась. В программах новостей только и говорили о том, какой невероятный подвиг совершила команда «Нормандии», но в действительности эти битвы, изрядно приукрашенные журналистами, дались ей легко. Выживание на Торфане в одиночку, когда приходилось ползти по мертвым телам своих же солдат, вдыхая запах опаленной кожи и сгоревшего мяса, — вот что оставило шрамы. Теперь то время отдалилось, поблекло, и хотя Шепард была не из тех, кто мучается раскаянием или виной, она с облегчением почувствовала, что стальная хватка последних двадцати лет жизни, взрастившей ее таким человеком, каким она пришла к этой черте, наконец ослабевает.
Потратив десять минут на пролистывание ровных колонок текста, она нашла то, что искала.
«Катаан понес огромные потери в первые же несколько дней, — гласила запись. — Наши попытки оказать сопротивление бесполезны. Поняв, что не можем бороться, мы собрали всех, кого смогли, в этом храме. Люди измучены страхом. Чтобы облегчить ужас обрушившегося на нас несчастья, было решено перепрограммировать один из последних сохранившихся в городе маяков. С их помощью мы всегда передавали информацию из разума в разум, связывая миры и их обитателей друг с другом, но наш век кончен. Мы обречены погибнуть. Единственное, что нам остается, — найти убежище в прошлом, в мечтах и воспоминаниях об утраченной жизни, сладостных настолько, что мы не ощутим страданий неизбежного конца».
— Мы нашли еще одно тело, Шепард, — подала вдруг голос Лиара из другого конца помещения. — В соседней комнате.
— Не тело, — поправил Рекс. — Кости.
Шепард коснулась маяка в последний раз. Голографическая панель поблекла и погасла.
— Готова поспорить — обглоданные, — предположила она.
Прочтенное почему-то оставило осадок грусти, а не гнева. Протеане должны были сражаться до конца, до последнего вздоха, но разве могла она их винить — и разве это имело значение теперь, когда все они пятьдесят тысяч лет как мертвы?
— Отличный способ охоты для хищника, — продолжила Шепард, пытаясь обобщить факты. — Маяк — готовая ловушка. Что может быть проще, чем сожрать замечтавшуюся жертву?.. Эта штука заслуживает того, чтобы ее взорвали ко всем чертям.
— Коммандер! — встрепенулась Лиара. — Это единственный в своем роде протеанский артефакт, и пока мы не разберемся, какой цели он служит, мы не можем...
Шепард сжала в руке пульт управления, и гранаты детонировали, окутав иглу маяка облаком пламени. Мощности оказалось недостаточно, чтобы разрушить его, но поверхность пошла крупными трещинами, и голубое свечение погасло. Вместе с ним погасло, растаяло всё остальное: стены зала, сама ратуша, гряда руин над холмами... Оглянувшись, Шепард обнаружила, что стоит на выжженной земле, покрытой невысокой бурой травой. Вокруг маяка, возвышавшегося в центре пустоши, лежало множество обглоданных скелетов. С серого низкого неба лился мутный свет, распугавший пауков. Вдали кое-где можно было различить остовы протеанских зданий. От былого великолепия руин Катаана не осталось ничего.
Потом Шепард поняла, что исчезла и Юта.
— Ничего этого не было, — произнесла Лиара отстраненно. — Ни-че-го.
Элизабет сухо пересказала спутникам то, что узнала из хроники, и потом все они долго молчали, думая каждый о своем. «Даже эти цветы, которые я собирала, были похожи на васильки. Я так давно не была дома... Потому что считала, будто дома у меня нет. Но есть Земля. Разве этого мало?» Обелиск воплотил то, чего она втайне желала, и сделал эту грезу осязаемой для всех, соткав иллюзию из несбывшегося, потерянного, забытого и утраченного. Каждому, кто приближался к нему, он щедро преподносил тот же дар, что и своим создателям-протеанам, — сладкий сон, за которым следовала легкая смерть.
Перебирая воспоминания, как рассыпавшиеся с порванной нити бусины, Шепард не заметила, как впереди замаячил «Мако». Рекс и Лиара шли позади, негромко болтая. Коммандер прислушалась.
— Я подумала, Рекс... Раз вы каждый день тренируетесь в грузовом отсеке с Шепард, то, возможно, согласитесь дать пару уроков и мне?
— Если только пару, — усмехнулся кроган. — По правде говоря, я не уверен, что задержусь на «Нормандии», малышка. Ничего, набьешь пару шишек — сама научишься. Ты способная.
Над землей клубились черные, как сажа, тучи. Упали первые капли дождя, скользнув по серебристой поверхности «Мако». Шепард сняла блокировку и распахнула дверь.
— «Нормандии» еще нет на месте, — сообщила она. — Покатаемся?
Кажется, еще ни одной ее шутке окружающие не смеялись так искренне.
15.
15.
— Когда группа возвращается с задания, коммандер, латать в основном приходится почему-то именно вас, — с осуждением сказала доктор Чаквас, поднося шприц к предплечью Шепард. — Вы себя не бережете.
— Я штурмовик. Это сопряжено с риском.
— Всегда на передовой? — усмехнулась Чаквас. — С тех пор, как я лечила вас после Идена Прайм, шрамов прибавилось. Вы никогда не задумывались о том, чтобы?..
— Нет.
Чаквас служила во флоте много лет и как никто другой знала, что женщинам-солдатам нечасто удается сохранить свою красоту. Лишь немногие не остригают длинные волосы, а случай сменить форму или броню на гражданскую одежду выпадает столь редко, что большинство забывает о манерах и походке. Война изнутри выжигает всё, что может гореть. Но когда Шепард коснулась зарубцевавшейся царапины, наискось перечеркнувшей висок, доктор подумала, что коммандер красива вопреки всему.
— Почему нет? — спросила Чаквас.
Шепард пожала плечами и потерла зудящий след, оставленный шприцом.
— Это как зарубки на память. Вы ведь родились на Земле, доктор?
— Да. Но я уже много лет не была дома. Почему вы спрашиваете?
— Так. Не берите в голову.
Шепард соскочила с койки и направилась к двери, не прощаясь. Шаг ее был легким, спина — напряженно прямой.
— Мы возвращаемся на Цитадель, коммандер? — спросила Чаквас, глядя ей вслед.
— Некоторые из наших... гостей намеревались сойти. А мне все равно нужно уладить дела с Советом.
— Мне будет не хватать их, — призналась Чаквас. — Гарруса. Тали. Рекса... А вам?
— Они были хорошей командой.
Чаквас кивнула, вздохнув. Стоило ли ждать более откровенного ответа?
— Осторожнее с рукой, коммандер. Яд оказался сильнее, чем я думала поначалу. Подвижность полностью восстановится только через несколько дней.
За спиной Шепард сомкнулись двери. Чаквас включила компьютер и принялась вносить данные в ее медицинскую карту, но через минуту снова услышала голос коммандера, негромко переговаривавшейся с Гаррусом, и волей-неволей прислушалась к их разговору:
— Вы так ничего и не сказали по поводу моего решения, Шепард, — заметил Гаррус.
— А вы, поди, ждете, когда я поглажу вас по шерстке? Да пожалуйста. Вы будете отличным Спектром, Вакариан. Правда.
— Вы действительно так считаете?
— Ну конечно я так не считаю! — Шепард в очередной раз вспылила. — Вы будете отвратительным Спектром, потому что рано или поздно не захотите играть по тем правилам, что вам предложит Совет. Но я тоже, в конце концов, Спектр так себе.
Чаквас набрала несколько строчек и свернула голографический интерфейс, не переставая улыбаться.
16.
16.
Шепард разблокировала дверь и шагнула вперед, оставляя позади горящий коридор, залитый красным светом сигнала тревоги. Верхнюю часть первой палубы снесло взрывом. Над ней простирался непривычно близкий космос. Огромная голубая планета, закрывающая почти весь обзор, нависала над «Нормандией» так низко, что касалось, будто она готова сорваться. Пытаясь совладать с невесомостью, Шепард сделала несколько шагов вперед. Медленно. Слишком медленно.
— Я не брошу «Нормандию», пока есть шанс спасти ее. Вам понадобится лассо правды, чтобы стащить меня с места, — заявил ей Джокер, когда она наконец добралась до рубки.
— Идиот!..
— У каждой уважающей себя Чудо-Женщины должно быть лассо правды, — стоял на своем он. И вдруг выпалил, бросив взгляд за иллюминатор: — Они разворачиваются для следующей атаки, коммандер.
Огненный луч легко смял оболочку корабля и, вспоров обшивку, пламенеющим торнадо пронесся по мостику. Следующий удар вывел из строя двигатели. Голографическая панель пилота погасла, лишив Джокера доступа к управлению. Значит, другие системы тоже отказали. Еще немного, поняла Шепард, и от «Нормандии» останется только груда бесполезных обломков. Не церемонясь, она рванула Джокера с места.
— Осторожно, рука! — взвыл он.
Странно. Скольких солдат она потеряла на Торфане и сколько — после него? А теперь рискует жизнью ради собственного пилота, понадеявшегося спасти обреченный корабль. «Точно также я рискнула бы ради любого другого из своей команды», — вдруг подумала она, чувствуя, как обрушивается оглушающим водопадом кристальная ясность мыслей, столь чужеродная сейчас. К счастью, Рекса, Тали и Гарруса уже не было на корабле. Лиара в спасательной капсуле. Кайден... Выполняет приказ, как и положено хорошему офицеру.
Мысль, вспыхнув, мелькнула на краю сознания и погасла, как метеор. Очередной взрыв разбросал Шепард и Джокера в разные стороны. Она почувствовала, что ноги потеряли опору, и схватилась за покореженный край обшивки, беспомощно барахтаясь в невесомости. Пальцы все еще слушались хуже, чем обычно, держаться было трудно, и следующая взрывная волна безжалостно швырнула ее в открытый космос.
Со времен учебки Элизабет знала, что тело, получившее ускорение в вакууме, будет двигаться до тех пор, пока не встретит преграду. С трудом разбирая, где верх, где низ, она взглянула на гигантский диск незнакомой планеты, понимая, что в конце концов гравитация протащит ее сквозь атмосферу вместе с обломками «Нормандии», и представила, каково это — гореть заживо.
В космосе не было звуков. Она осталась наедине со звездной пылью, мерцающей на расстоянии тысяч световых лет, слушая свое сбившееся дыхание. Какие-то из этих звезд давно остыли, другие превратились в сверхновые, но их свет по-прежнему несся через Вселенную, пронзая ее насквозь тонкими лучами. Шепард на мгновение прикрыла глаза, вслушиваясь в новую, незнакомую тишину вакуума, в равнодушное молчание космического пространства, а когда открыла их, то обнаружила, что на визоре шлема мигают красные цифры, сменяя одна другую. Процент оставшегося кислорода. Баллон был пробит — значит, воздух закончится раньше, чем ускорение толкнет ее в безжалостные тиски гравитации.
Задыхаясь от недостатка кислорода, она чувствовала, что падает в пропасть, в звезды, в небо чужой планеты, и хотя внутренний голос приказывал ей бороться даже тогда, когда на убывающие цифры на визоре достигли нуля, кружащий голову холод свел это сопротивление на нет.
Хлопья снега падали на поверхность Алкеры, и вместе с ними падал с небес серый пепел.
17.
17.
Президиум, пострадавший от недавнего нападения на Цитадель, стремительно восстанавливался. Его широкие аллеи снова дышали зеленью, спокойствием и светом. Но Кайден помнил их в огне: с развороченными, оплавленными до черноты плитами, на которых стремительно разлагаются трупы хасков; в потеках — реках — крови, сбегающих к мутной серой воде; в кратерах от разорвавшихся гранат.
Пытаясь выбросить из головы эти воспоминания, Кайден перешагнул порог необжитого кабинета советника Андерсона. Вот уже два с половиной месяца капитан занимал эту должность, и за два с половиной месяца ни одна вещь в офисе, кажется, не поменяла своего положения. Будто хозяин помещения был незваным гостем, без приглашения заявившимся в чужое жилище.
— Лейтенант, — бросил сдержанное приветствие Андерсон. — Рад, что вы пришли. Вам не кажется, что ваша увольнительная несколько... затянулась?
Кайден покачал головой. Он не знал, сколько еще потребуется времени, чтобы рассосалась саднящая пустота, сковывавшая его изнутри: каждую мысль, каждое движение, каждое воспоминание. Андерсон тяжело вздохнул и, сжимая в руках тонкую пластинку пада, отошел к окну. В Президиуме неторопливо, размеренно текла жизнь. Кружевные тени деревьев неподвижно лежали на земле.
Советник вздохнул снова, и Кайден в очередной раз подумал, что их встреча бессмысленна. Ему просто нужно было время. Чтобы смириться. Чтобы проститься с той, кому он надеялся никогда не говорить «прощай». Чтобы сделать шаг вперед. Он надеялся, что время перетрет боль в пепел, как жернова перемалывают зерно в муку.
Андерсон не понимал и, кажется, не хотел понимать этого.
— Коммандер Шепард... — начал капитан вдруг, прерывая затянувшееся молчание. Видно было, что ему нелегко далось это имя. — Незадолго до своей смерти коммандер составила записку, где рекомендовала присвоить вам знание лейтенанта-коммандера. Полагаю, вам она об этом не сказала.
— Нет, — покачал головой Кайден.
— Коммандер считала, что у вас есть перспективы, а я привык доверять ее мнению. Поэтому сейчас единственное, что мне нужно, — это ваше согласие.
— Вы обратились не к тому человеку. Я все еще не могу поверить, что...
Шепард, которая остановила Сарена и предотвратила возвращение Жнецов. Которая даже из неравных схваток, где перевес сил противника не оставлял ни малейшей надежды на победу, выходила невредимой.
Как она могла погибнуть, когда война закончилась?
Андерсон понимающе взглянул на него:
— Война никогда не заканчивается, лейтенант. Заботимся ли мы о жизнях наших близких ценой своей собственной, охраняем ли мир в Галактике, боремся ли за свои принципы... Это всегда война. Все, кто погибает на службе, погибают не напрасно.
— Я не подхожу для той работы, которую вы собираетесь мне предложить.
— Большинство из нас не подходят для того, чем нам приходится заниматься, — с печальной усмешкой ответил Андерсон. — Посмотрите на меня. Первый представитель человечества в Совете Цитадели! Как вы думаете, подхожу я для этой работы? Когда я передавал Шепард «Нормандию»... Ей я этого не сказал, но вам могу признаться: я чертовски боялся, что она не справится. Шепард была отвратительным командиром. Невнимательная к подчиненным, жесткая, требовательная сверх меры. Циничная, если хотите. Люди с таким характером не созданы для того, чтобы быть лидерами. Они работают в одиночку. Но...
— Но есть вещи, с которыми в одиночку не справиться. Я понимаю.
Кайден вышел из дипломатического корпуса навстречу неподвижно застывшей зелени Президиума, раскинувшейся над погруженными в тишину аллеями. Светлое небо отражалось в зеркальной поверхности пруда. Он коснулся висящего на шее армейского жетона. Металл обжигал холодом, как осколок звезды. По поверхности пластины бежала, ощутимая под пальцами, рябь. Имя. Звание. Личный номер. То, что определяло его место в этом мире.
Круговорот войн, влекущих одна другую, никогда не закончится, а ни один из поднявших оружие не доживет до победы, подумал он. Мир не изменится; не изменятся и те, кто его населяет. Можно победить наемников — но не алчность, которая толкает их на преступление. Можно разбить вражескую армию, но останутся жажда власти, и жестокость, и злоба. Есть ли цель у войны, в которой даже выигрыш оборачивается поражением?
Наверное, нет. Но сейчас он знал наверняка: иногда сама борьба важнее цели.
Пытаясь выбросить из головы эти воспоминания, Кайден перешагнул порог необжитого кабинета советника Андерсона. Вот уже два с половиной месяца капитан занимал эту должность, и за два с половиной месяца ни одна вещь в офисе, кажется, не поменяла своего положения. Будто хозяин помещения был незваным гостем, без приглашения заявившимся в чужое жилище.
— Лейтенант, — бросил сдержанное приветствие Андерсон. — Рад, что вы пришли. Вам не кажется, что ваша увольнительная несколько... затянулась?
Кайден покачал головой. Он не знал, сколько еще потребуется времени, чтобы рассосалась саднящая пустота, сковывавшая его изнутри: каждую мысль, каждое движение, каждое воспоминание. Андерсон тяжело вздохнул и, сжимая в руках тонкую пластинку пада, отошел к окну. В Президиуме неторопливо, размеренно текла жизнь. Кружевные тени деревьев неподвижно лежали на земле.
Советник вздохнул снова, и Кайден в очередной раз подумал, что их встреча бессмысленна. Ему просто нужно было время. Чтобы смириться. Чтобы проститься с той, кому он надеялся никогда не говорить «прощай». Чтобы сделать шаг вперед. Он надеялся, что время перетрет боль в пепел, как жернова перемалывают зерно в муку.
Андерсон не понимал и, кажется, не хотел понимать этого.
— Коммандер Шепард... — начал капитан вдруг, прерывая затянувшееся молчание. Видно было, что ему нелегко далось это имя. — Незадолго до своей смерти коммандер составила записку, где рекомендовала присвоить вам знание лейтенанта-коммандера. Полагаю, вам она об этом не сказала.
— Нет, — покачал головой Кайден.
— Коммандер считала, что у вас есть перспективы, а я привык доверять ее мнению. Поэтому сейчас единственное, что мне нужно, — это ваше согласие.
— Вы обратились не к тому человеку. Я все еще не могу поверить, что...
Шепард, которая остановила Сарена и предотвратила возвращение Жнецов. Которая даже из неравных схваток, где перевес сил противника не оставлял ни малейшей надежды на победу, выходила невредимой.
Как она могла погибнуть, когда война закончилась?
Андерсон понимающе взглянул на него:
— Война никогда не заканчивается, лейтенант. Заботимся ли мы о жизнях наших близких ценой своей собственной, охраняем ли мир в Галактике, боремся ли за свои принципы... Это всегда война. Все, кто погибает на службе, погибают не напрасно.
— Я не подхожу для той работы, которую вы собираетесь мне предложить.
— Большинство из нас не подходят для того, чем нам приходится заниматься, — с печальной усмешкой ответил Андерсон. — Посмотрите на меня. Первый представитель человечества в Совете Цитадели! Как вы думаете, подхожу я для этой работы? Когда я передавал Шепард «Нормандию»... Ей я этого не сказал, но вам могу признаться: я чертовски боялся, что она не справится. Шепард была отвратительным командиром. Невнимательная к подчиненным, жесткая, требовательная сверх меры. Циничная, если хотите. Люди с таким характером не созданы для того, чтобы быть лидерами. Они работают в одиночку. Но...
— Но есть вещи, с которыми в одиночку не справиться. Я понимаю.
Кайден вышел из дипломатического корпуса навстречу неподвижно застывшей зелени Президиума, раскинувшейся над погруженными в тишину аллеями. Светлое небо отражалось в зеркальной поверхности пруда. Он коснулся висящего на шее армейского жетона. Металл обжигал холодом, как осколок звезды. По поверхности пластины бежала, ощутимая под пальцами, рябь. Имя. Звание. Личный номер. То, что определяло его место в этом мире.
Круговорот войн, влекущих одна другую, никогда не закончится, а ни один из поднявших оружие не доживет до победы, подумал он. Мир не изменится; не изменятся и те, кто его населяет. Можно победить наемников — но не алчность, которая толкает их на преступление. Можно разбить вражескую армию, но останутся жажда власти, и жестокость, и злоба. Есть ли цель у войны, в которой даже выигрыш оборачивается поражением?
Наверное, нет. Но сейчас он знал наверняка: иногда сама борьба важнее цели.
18.
18.
— Знаешь, это даже забавно. Все давно забросили поиски: Совет, Альянс, ее сослуживцы... Все, кроме одной маленькой девочки. — Когда королева Омеги кончиками пальцев коснулась ее подбородка, заставляя поднять голову, Лиара против воли встретилась с ней взглядом и, завороженная бесстрастной улыбкой на чернильно-лиловых губах, не нашла сил отвернуться, хотя смотреть Арии в глаза было почти невыносимо. — Потому что только маленькие девочки не верят в смерть.
— Я знаю, что тебе тяжело смириться с этим, — произнес Ферон за спиной Лиары, — но Ария права. Прислушайся к ней, пока не стало слишком поздно. Шепард мертва. Если ты... если бы оба встанем на пути Теневого брокера, то разделим ее участь, только и всего.
— Я не остановлюсь, — Лиара покачала головой. В дрожащем голосе звучала спокойная уверенность человека, знающего, что поздно поворачивать назад. От накопившейся усталости ее знобило; холод, разраставшийся внутри, выстудил все чувства, кроме тупого отчаяния, заставлявшего из последних сил двигаться дальше. — Чего бы это ни стоило, я найду ее.
— Ее тело, ты хочешь сказать, — заметила Ария. — Не питай иллюзий.
Чернильные пальцы, скользнув по щеке Лиары, оставили на коже угасающий теплый росчерк.
— Мне любопытно, — продолжила Ария, с высоты своего пьедестала созерцая суматошное мельтешение людской массы, наполняющей танцевальную площадки «Загробной жизни». От музыки, доносящейся из динамиков, вздрагивал воздух, но голос Арии, спокойный и ровный, можно было без труда различить даже в какофонии грубых басов. — Почему ты не сдаешься? Что она значила для тебя, эта коммандер Шепард?
— Это не ваше дело, — с вызовом произнесла Лиара, не поднимая глаз.
— Не мое, — согласилась Ария со спокойной усмешкой. — Но раз так случилось, что устанавливаю правила здесь я... Ответ за ответ.
Лиара думала, что будет говорить сбивчиво и не сможет удержаться от слез, но слова лились легко и спокойно. Она рассказала Арии о своей жизни на Теруме, о том, как впервые встретилась с Шепард, и о том, как та бросила ей свой пистолет, когда на выходе из руин они столкнулись с кроганом. В тот раз Лиара не решилась выстрелить — от страха она, привыкшая к уединенной работе среди руин и костей, едва могла пошевелиться, и только через несколько недель постоянных тренировок Шепард согласилась включить ее в группу высадки. Тогда над Лиарой впервые распахнулось красное, будто в дыму, небо с двумя лунами, освещающими безжизненные скалы. Оно так разительно отличалось от неба над Тессией, которую Лиара считала своим домом, и Терумом, где она, казалось, нашла свое призвание, что в груди замирало дыхание.
И вот она стоит у престола королевы Омеги, надеясь на ее милость.
— Пока я не встретила ее, то не знала, насколько мир огромен, — закончила Лиара свой рассказ. — Этого вам достаточно?
— Огромен... и опасен. — Ария откинулась на спинку дивана. — Надеюсь, она и этому тебя научила. Те, кого ты ищешь, будут на нижнем уровне Омеги. Старый завод по переработке руды. Иди, маленькая бесстрашная девочка. Иди.
Переступив порог «Загробной жизни», Лиара сняла с предохранителя пистолет. «Сдавайтесь... или не сдавайтесь, так веселее», — голос крогана с Терума эхом отдался в голове и растаял в звуке сотрясавших пол басов, ощутимых даже здесь, за дверью клуба. Лиара с улыбкой проверила термозаряды на своей «Гарпии», и несколько батарианцев, толпившихся у входа, с испугом отпрянули от нее.
— Чему ты улыбаешься, позволь узнать? — спросил Ферон.
Лиара пожала плечами. Выиграют они или проиграют, она знала одно...
— Ты когда-нибудь встречался с азари-коммандос, Ферон?
Будет весело.
@темы: фики, Mass Effect, игры
...м-да.
Вообще, читать это мне было очень сложно. Во-первых, из-за сложности с Шепард. Наверное, дело в том, что я очень редко читала произведения с такими... реальными, что ли, героями. Кто у нас обычно Шеп? Либо полный святой парагон, либо похотливый ренегад с манией переспать со всем кораблём. И — всегда! — он прекрасный стратег, лидер и вообще, не смотря на жуткий характер, со всеми дружит, ко всем найдёт ключик и подход. Тут Шепард несколько иная... Да что "несколько"!! Тут Шепард вообще не списывается ни в один её образ, виденный мною ранее. Она сложная, почти непредсказуемая — ну, лично для меня — циничная, ехидная, саркастическая, с грубыми шуточками. Да и сама она как будто обдувает читателя волной чего-то твёрдого и колючего... В общем, это был весьма интересный опыт. Спасибо за него.
Во-вторых, глубокая эмоциональная окраска. Все твои фанфики, до которых добрались мои загребушшие глазки, такие. И все эти эмоции тяжелым грузом давят на плечи. Этой... особенность пропитан сам стиль письма. Вроде бы и сижу я с комнате, на тёплом стуле, с кружкой чая и весело болтающим телевизором в соседней комнате, но, как только начинаю тебя читать — всё. Как будто всё остальное отключается или я отключаюсь. Я же почувствовала и тяжелый воздух, и грустные мысли Лиары и бремя вины Рекса, и... Да, только сейчас заметила, что все мои впечатления так или иначе связаны с "наваливанием" на читателя. А ведь действительно, та частичка мира, которую ты создаёшь в фиках захватывает читателя, как большая капля муравья: не выберешься (пока не выпьешь, то есть, не прочитаешь). Поэтому нельзя тебя читать частями. Только целиком, только всё сразу, чтобы придавиться к стулу, а в голове осталось одно "вау" с привкусом солоноватой горечи.
Могу только сказать огромное спасибо за подобные встряски. Спасибо!
Я там несколько очепяток обнаружила... В основном, в окончаниях.
Шепард, наверное, самая реалистичная и проработанная из всех созданных мною персонажей (а ведь их было великое множество!). Это, конечно, не отменяет того, что она прекрасный стратег, сильный лидер, красавица, спортсменка, комсомолка и просто любимица толпы, как любая добропорядочная спасительница Галактики, но большая часть этого дается ей путем больших усилий, преодоления своих худших качеств и неуклонного мучительного развития. Я ей горжусь и болею душой за ее будущее в надежде, что перечисленные тобой качества в итоге смягчатся и будут меньше давить и на нее саму, и на окружающих.
Когда я немного отдохну от текста, то попробую перечитать его (желательно на бумаге, а не с экрана) и подредактировать. Мысль про опечатки буду держать в уме, спасибо. ) Проглядели мы, значит...
Особенно если учесть, что это действительно очень важный для меня фик — я вложила в него огромную часть моих переживаний относительно ME, копившихся больше года, и всяческой жизненной рефлексии...
Это чувствуется... О-очень сильно.
Шепард, наверное, самая реалистичная и проработанная из всех созданных мною персонажей (а ведь их было великое множество!). Это, конечно, не отменяет того, что она прекрасный стратег, сильный лидер, красавица, спортсменка, комсомолка и просто любимица толпы, как любая добропорядочная спасительница Галактики, но большая часть этого дается ей путем больших усилий, преодоления своих худших качеств и неуклонного мучительного развития.
И это чувствуется. В любой реплике видно, что ей не комфортно на месте капитана. И вообще в компании, где больше одного. Единственное её "просветление", которое мне удалось уловить, — это момент в мечте Кайдена. Шеп действительно слегка расслабилась или это было лишь искажения восприятия Аленко?
Я ей горжусь и болею душой за ее будущее в надежде, что перечисленные тобой качества в итоге смягчатся и будут меньше давить и на нее саму, и на окружающих.
Мне почему-то кажется, что она должна была смягчиться уже во второй части МЕ... Вот, не знаю, почему. С одной стороны, ситуация куда напряжённее — Коллекционеры, Призрак, вечная слежка. Но с другой — это не совсем армия. А точнее, совсем не армия. Субординация совершенно другая и больше похожа не на себя саму, а на корпоративную этику: "Уважай начальника, но он всего лишь человек, а не царь, не Бог, не мама и не папа (в отличие от вышестоящего офицера в Альянсе, например х))".
Ну, не знаю. Это просто ощущение на уровне интуитивного восприятия.
Шеп действительно слегка расслабилась или это было лишь искажения восприятия Аленко?
Элизабет в самом деле очень хорошо рядом с Кайденом. Потому что он надежный, как скала, спокойный и уравновешенный, то есть полная ей противоположность. Самое смешное, что оба это видят и понимают, но Шепард подобное в новинку, а Кайден, как всегда, тормозит. К третьей части у них всё устаканится, думаю.
Мне почему-то кажется, что она должна была смягчиться уже во второй части МЕ...
Это обманчиво. ) Во второй части ей приходится еще хуже. Как раз потому, что для Элизабет армейский устав и субординация были жизненным стержнем на протяжении десяти с лишним лет. Служба в Альянсе чертовски много для нее значила, помогала привести жизнь в порядок. Поэтому из-за работы на «Цербер», к тому же в о-очень сомнительном коллективе из маргинальных элементов, у Шепард, как у истинного контрол-фрика с жестким представлением о командой цепочке, слетают тормоза. Для полной гармонии ей нужны Кайден, возвращение в Альянс и Жнецы под боком — чтобы не сидеть без дела. ))
ага, если какой-нибудь исследователь моего творчества из далекого будущего возьмется за подробный его анализ, то увидит меня всю как на ладони. Хотя мы с Шепард очень разные: я-то спокойна, как танк, и мила, как Мэри Сью... Но рефлексия всё равно сквозит из всех щелей.
Ох, мечты... *сладко прикрывает глаза* х3
Элизабет в самом деле очень хорошо рядом с Кайденом. Потому что он надежный, как скала, спокойный и уравновешенный, то есть полная ей противоположность. Самое смешное, что оба это видят и понимают, но Шепард подобное в новинку, а Кайден, как всегда, тормозит. К третьей части у них всё устаканится, думаю.
Будем болеть за это. А то проскользнуло такое ощущение, что Шеп Кайдена — внезапно! — боится. Ну, или опасается. Хотя, это, наверное, просто раздражение на его извечное спокойствие и своё отсутствие привычки к эмоциональным контактам.
Это обманчиво. ) Во второй части ей приходится еще хуже. Как раз потому, что для Элизабет армейский устав и субординация были жизненным стержнем на протяжении десяти с лишним лет. Служба в Альянсе чертовски много для нее значила, помогала привести жизнь в порядок. Поэтому из-за работы на «Цербер», к тому же в о-очень сомнительном коллективе из маргинальных элементов, у Шепард, как у истинного контрол-фрика с жестким представлением о командой цепочке, слетают тормоза. Для полной гармонии ей нужны Кайден, возвращение в Альянс и Жнецы под боком — чтобы не сидеть без дела. ))
Ом... Ну, да. Ну, да. Об этом я как-то не подумала...
Интересно, хоть что-нибудь сможет вытравить из неё солдафонку?
Кроме варианта с изнасилованием Кайдена. Или, тем более, Кайденом xDДа так оно и есть. Точнее — не то чтобы Кайдена, скорее того, что ей рядом с ним хорошо и спокойно. Что они могут долго разговаривать, что их друг к другу тянет... У девочки, которая выросла в уличной банде, вряд ли могут быть сформированы понятия о том, как выглядят здоровые отношения между мужчиной и женщиной, зато у солдата Альянса есть четкое понимание того, что fraternization на службе — это нарушение устава.
Интересно, хоть что-нибудь сможет вытравить из неё солдафонку?
Я бы не сказала, что она солдафонка, — потому что вопреки службе в армии остается женщиной до мозга костей. Пускай и женщиной-солдатом, да... Пускай и одержимой субординацией.
Если моя калькуляция верна, то Кайден в третьей части должен стать старше Шепард по званию. Я очень на это надеюсь. Кто будет рулить Нормандией и войной со Жнецами — это понятно. Кто будет рулить в варианте с изнасилованием — это еще вопрос. )) Причем довольно скабрезный...
Да так оно и есть. Точнее — не то чтобы Кайдена, скорее того, что ей рядом с ним хорошо и спокойно. Что они могут долго разговаривать, что их друг к другу тянет... У девочки, которая выросла в уличной банде, вряд ли могут быть сформированы понятия о том, как выглядят здоровые отношения между мужчиной и женщиной, зато у солдата Альянса есть четкое понимание того, что fraternization на службе — это нарушение устава.
*мерзко хихикает* Прошу прощения, не удержалась х)
Я бы не сказала, что она солдафонка, — потому что вопреки службе в армии остается женщиной до мозга костей. Пускай и женщиной-солдатом, да... Пускай и одержимой субординацией.
Немного напоминает девушку-подростка во взрослом теле... Опять мои дурацкие ассоциации.
Если моя калькуляция верна, то Кайден в третьей части должен стать старше Шепард по званию.
Вроде как, "штабс-коммандор". И, вроде как, приставка "штабс" делает звание выше. Во всяком случае, Джокер тоже лейтенант, но Аленко, будучи штабс-лейтнантом, был выше его по званию. Вечно путаюсь в военных чинах.
Я очень на это надеюсь.
*опять мерзкое хихиканье* Уверена, не ты одна... Всё-таки, щекотливость подобных ситуаций навсегда останется любимой классикой тысяч и тысяч женских особей. Кто бы что ни говорил.
Кто будет рулить в варианте с изнасилованием — это еще вопрос. )) Причем довольно скабрезный...
...нельзя мне перед сном на такие темы хихикать...
Если Эшли ко времени третьей части перепрыгнула через звание и стала 2nd lieutenant, Кайден должен был стать staff commander, да... В то время как Шепард с первой части осталась lieutenant commander. Не факт, правда, что ее не повысят в звании. Было бы досадно. Понятно, что героине каждой компьютерной игры приходится взваливать на плечи непосильный груз и быть командиром, но именно поэтому небольшая смена ролей ей не помешала бы. Кайден и Спектр еще теперь — тоже приятно. Я в этом смысле типичная женская особь, а что делать?
А Мордин, как мы знаем из второй части, знает множество интересных приемов для парочки биотиков. :P
alisa0797.beon.ru/36112-767-mass-effect-pepel.z...
У меня сейчас оба выпадут. От анимешной картинки в основном.
Не знала, какой поставить смайлик, поставила все. )
Будем ждать ответа от «аффтора». Может, ещё одумается.
Спасибо, я бы сама вряд ли на такое наткнулась. Сижу теперь радуюсь. Ы-ы.
оО"
Впервые вижу человека, который так на это реагирует...
С другой стороны: действительно приятно. Гадость бы не крали.
Испытывая ужаснейший нехваток дискуссий про Mass Effect (и мучаясь от осознания, что кто-то знает всё, а мне страдать еще три долгих месяца), я перечитала все твои игровые записи, а потом решила, что терять мне нечего — и села за «Пепел». И выключилась на долгих... много минут.) Выключилась, спешу заметить, в наиприятнейшем смысле — полностью погрузилась в текст, перестав замечать течение времени и обстановку вокруг.
Прежде всего, я хочу похвалить твой слог (но, признайся, ты ведь и сама знаешь о своем таланте, не так ли?
Я думаю, ты и сама в какой-то мере догадываешься об этом, но скажу: сколь меня восхищают, столь и отталкивают такие люди как Элизабет. Я смогла бы отыграть подобного персонажа, но мне не хватило бы силы воли; я смогла бы существовать рядом с таким человеком, но не смогла бы подружиться (и явно — не из-за отсутствия моего желания). Именно поэтому читать мне было несколько тяжело, особенно сначала. Это потом уже покатилась по наклонной, я свыклась... и вдруг осознала, как мало знала о ней — даже жадно проглатывая все твои посты про ME. Элизабет — полнокровный, живой, беспощадный, но чисто по-женски ранимый солдат. И я думаю, что подобный «неправильный капитан» заслуживает звания «Спаситель Галактики» не меньше добродетельных парагонов, словно сошедших с экранов голливудских блокбастеров (а то и больше).
Спасибо, что показала ее пусть не со всех, но с очень многих сторон.
Отдельной строкой хочется отметить их юст с Кайденом. На его «видении» я, кажется, задрожала — сколько в этом касании губами позвонка любви, заботы, нерастраченной нежности! Сколько нереализованных желаний и отчаяния! Всего одно предложение — а сколько эмоций. Восхитительно.
Немного расстроило почти полное отсутствие в рассказе Гарруса и Тали, не из-за моей любви к первому, а из-за желания увидеть их отношения с Элизабет. И если с Гаррусом все более-менее понятно по фразе «Мне погладить тебя по шерстке?» (прошу прощения, не дословно), то Тали остается под вопросом. Конечно, я могу додумать сама, но ведь и почитать-то хочется!)
Словом — жаль, что так мало.
Ого, какой я отзыв накатала! Я редко пишу столь подробные комментарии на понравившиеся мне вещи. Думаю, это кое о чем говорит.
Ты большая умница
<=
Знаешь, я бы все-таки не назвала Элизабет ранимой. Или мы по-разному понимаем значение этого слова? Она, бесспорно, остается до мозга костей женщиной, притом довольно остро реагирующей на определенные вещи (посмотри, как ее выводят из себя и генофаг, и пассивность кроганов, и по этой же причине Рекс), но ранимость в моем представлении связана с уязвимостью. А Лиз способна 90% своих проблем и переживаний переварить самостоятельно в весьма короткий срок ( в противном случае она идет к Хакетту, Андерсону или Джокеру). И когда Ша'ира говорит I see your skin, though as the scales on any turian, unyielding, она не ошибается.
Я рада, что ты смогла рассмотреть Лиз поближе. ) Это невероятно важный для меня персонаж. И Шепард сама по себе, и ее долгий путь к тому, чтобы стать наконец «правильным капитаном»... Ей тяжело сближаться с людьми, потому что последние десять лет она либо подчинялась приказам, либо их отдавала, опять-таки, как сказала Ша'ира, отделенная от окружающих нерушимой стеной. Я сама иногда устаю писать про нее, говорить, думать! Что уж говорить о бедном экипаже «Нормандии», которому приходится с ней жить.
Но магия таких прямолинейных и жестковатых людей, как ни странно, в том, что тебе невероятно хочется быть поглаженным по шерстке именно ими. Одобрение Шепард тем дороже, чем оно реже. Гаррус после этого разговора, думаю, остался в очень хорошем настроении, хотя и в смешанных чувствах. Это уже на второй «Нормандии» непробиваемая самоуверенность Элизабет начала его бесить...
Что до Тали, то освещать там, наверное, и нечего. Я очень надеюсь, что сейчас во время прохождения первой части окончательно оформлю и в голове, и на бумаге фик про Лиару, и вот по нему станет ясно: хотя Лиара и Тали находятся в одинаковом положении, потому что обе юны и неопытны, с первой Шепард много возилась, а вторая безвылазно торчала в инженерном отсеке. Лиару Элизабет толкнула на тот путь, который привел ее сперва на Иллиум, а потом на базу Теневого брокера, и они близки, как сестры — старшая и младшая. Я поняла это, когда пыталась разобраться с тем, какие именно
чувства Лиара испытывает к своему капитану — потому что прописываемая по дефолту романтическая подоплека мне не нравится, это один Кайден такой безумный.
Лиара приходит на «Нормандию» девочкой-археологом, а уходит, прекрасно владея пистолетом и умея использовать биотику как оружие. Тали уходит не изменившейся. Она сразу оттолкнула от себя Шепард фразой «Ошибкой было создание гетов, а не война с ними», Лиз ее недолюбливает и обе части держит на расстоянии. К тому же боевая единица из Тали так себе.
А Кайден... Кайден, с одной стороны, дурак, потому что надо было тогда осмелиться, не промолчать и не ограничиться одним поцелуем. Наверное, его чувства после смерти Шепард были бы в таком случае менее горькими. С другой стороны, он всё сделал правильно: Элизабет нужно куда больше времени, чтобы созреть для серьезных отношений, ее не нужно торопить и тем более не нужно давать лакомый кусочек в руки, пусть мучается. )
Почему-то только один человек спросил меня, что видела Шепард и почему я об этом не написала. Не написала, конечно, специально, но думаю, видела она примерно то же, что и Кайден, только рейтинг был ближе к NC-17.
I knew it!!
Прости, все время забываю написать сюда ответ. Стремительно исправляюсь!
Спасибо за комплименты, и особенно за те, что предназначаются слогу... Это мое больное место, потому что на самом деле я не уверена, что он так уж хорош. Ну, я человек такой, я всегда, за редким исключением, не уверена по поводу слога, сюжета, диалогов и т. д., и у меня комплексы в отношении собственного творчества. ) Поэтому я нуждаюсь в поглаживаниях по шерстке.
Хочешь, я буду каждый божий день слать тебе по у-мылу с комплиментами?
Знаешь, я бы все-таки не назвала Элизабет ранимой. Или мы по-разному понимаем значение этого слова?
У меня сложилось впечатление, что Элизабет лишь хочет казаться толстокожей — так привычнее, так безопаснее, так не обидят и не предадут. Мне показалось, что ее жесткость — это не столько черта характера, сколько защитная реакция. Она импульсивна, а потому уязвима, и пытается с этой уязвимостью справиться. Лучшая защита — нападение, не так ли?
Прошу прощения, если мои догадки неверны.
Я рада, что ты смогла рассмотреть Лиз поближе. ) Это невероятно важный для меня персонаж.
Я очень хорошо знаю, что такое родной персонаж.)
Но магия таких прямолинейных и жестковатых людей, как ни странно, в том, что тебе невероятно хочется быть поглаженным по шерстке именно ими. Одобрение Шепард тем дороже, чем оно реже.
Всецело согласна. Выстраданная награда много лучше той, что принесена на блюдечке. Мотивирует. С этой точки зрения Элизабет — очень хороший командир.
Спасибо, что разъяснила мне тонкости их взаимоотношений с Тали — в моем каноне происходит почти то же самое. Мэриан не позволяет себе испытывать неприязнь к членам команды, поскольку уверена: хорошие (или, по крайней мере, ровные) отношения — один из необходимых пунктов для достижения успеха. Но она категорически не принимает точку зрения Тали и отнюдь не в восторге от того, что та, получив данные для Паломничества, мигом охладела к их миссии. Словом, профессиональные отношения и только, хотя во второй части лед немного подтаял.
С Лиарой тоже схожая ситуация. Кто еще будет учить ее стрелять?)
Почему-то только один человек спросил меня, что видела Шепард и почему я об этом не написала.
А я думала, думала об этом! Только написать забыла, дуреха. И все-таки: что она видела?) Я требую подробностей!)
Я могу возгордиться раньше, чем тебе надоест. ) Лучше шли мне каждый день по пинку! Сессия началась, работа почти закончилась, а я так и не дописала ни одного фика, и комплименты тут менее эффективны, чем пинки, увы...
Мне показалось, что ее жесткость — это не столько черта характера, сколько защитная реакция. Она импульсивна, а потому уязвима, и пытается с этой уязвимостью справиться. Лучшая защита — нападение, не так ли?
Смотря когда. То, что Элизабет катит бочку на Кайдена вместо того, чтобы спокойно разобраться в отношениях или хотя бы в себе, — это, конечно, признак того, что она не может справиться с собственными эмоциями. Она это знает. Он это знает. Иногда, как в случае с Рексом, она порет горячку, потому что убеждена — уж она-то в курсе, как правильно, а все остальные дураки.
В действительности большую часть времени Лиз сдержанна и спокойна, как полагается хорошему офицеру: это ко времени «Пепла» у нее начинают шалить нервы из-за бездействия Совета и натянутых отношений с Кайденом.
Я бы все-таки сказала, что жесткость, а вместе с ней прямолинейность, — определенно черта характера. Это не оболочка, под которой скрывается нежная уязвимая женщина. И если Мэриан раскрывается благодаря любви Гарруса... Ох, нет, это не наш случай. )
С этой точки зрения Элизабет — очень хороший командир.
На то вся «Нормандия» и держится, видимо. Лиз очень волевой человек, и к ее уровню неосознанно тянутся все остальные, пытаясь выдать лучшие результаты. На корабле не царит атмосфера комфорта, но какой уж комфорт во время войны.
И все-таки: что она видела?) Я требую подробностей!)
Мне в подробностях расписать жесткий секс у шкафчиков?
У меня были другие, менее эротичные варианты, и я осознанно не стала выбирать из них каноничный. Но Рекс думает о генофаге и получает видение про отца и Тучанку (вот, кстати, один из самых сложных моментов для меня как фикрайтера), Лиара думает о матери и видит Бенезию... Кайден и Элизабет думают друг о друге, и первому достается искаженное воспоминание, а второй — почти такое же, но с более далеким от правды финалом.
Лучше шли мне каждый день по пинку!
В таком случае — вот тебе первый виртуальный пинок!
В действительности большую часть времени Лиз сдержанна и спокойна, как полагается хорошему офицеру: это ко времени «Пепла» у нее начинают шалить нервы из-за бездействия Совета и натянутых отношений с Кайденом.
О, вот оно как. «Пепел»-то меня и ввел в заблуждение. Помнишь, что я писала, что Элизабет открылась для меня с новой стороны? Так вот, я была не в курсе всей подоплеки и подумала, что она ведет себя так всегда. Каюсь.)
Я бы все-таки сказала, что жесткость, а вместе с ней прямолинейность, — определенно черта характера. Это не оболочка, под которой скрывается нежная уязвимая женщина. И если Мэриан раскрывается благодаря любви Гарруса... Ох, нет, это не наш случай. )
Ну, нельзя сказать, что на Мэриан повлиял только Гаррус.) Скажем так: он стал последним рубежом. Кайден в этом плане больше постарался, хотя отношения с ним сложно назвать таковыми. Не уверена, что Мэриан и Гаррус сошлись бы, не случись того, что... случилось.
О, это явно нужно отрефлексировать.
Мне в подробностях расписать жесткий секс у шкафчиков?
А ЧО БЫ НЕТ, СОБСТВЕННО
У меня были другие, менее эротичные варианты
А можно узнать, какие?
Спасибо. С тех пор, как начался этот ужасный последний семестр, я не написала, кажется, ни одной толковой строчки.
Так вот, я была не в курсе всей подоплеки и подумала, что она ведет себя так всегда.
Смотря что иметь в виду под «так».
Джокер же говорит, что ей надо или пустить в кого-нибудь пару пуль, или начать собирать кораблики. Бездействие накладывается на нервы, и вот что получается. Но я бы не воспринимала это поведение как ранимость и уязвимость. У людей такого склада характера иногда щелкает в голове — и их несет, несет, несет, не остановиться... Тормоза срывает.
О, это явно нужно отрефлексировать.
Давай! Очень интересная тема для рефлексии. ) Занятный у тебя в каноне получается... ну, не треугольник любовный, но что-то вроде.
А можно узнать, какие?
Про детство. Про ее друга, который погиб в первый год их службы. Я продумывала детали, но это было уже год назад, так что, признаться, не помню. Это, наверное, и правильно. Вот у Рекса есть глубоко засевшая стародавняя заноза — предательство отца и бегство с Тучанки, — а у Лиз нет. Она живет настоящим. И более того — она им довольна. Вот еще бы Кайдена зажать у шкафчиков... или лучше — быть зажатой?..
Третья часть должна стать для нее парадоксально счастливой. Кайден в койке. Жнецы в Галактике (а это хорошо, это — долгожданное действие). Только на фоне сопартийцы мрут как мухи, вот что плохо. Да и у Кайдена... э-э... сложности, divided loyalties и все такое.
А как же твои замечательные посты о прохождении? Подозреваю, что ты не считаешь их творчеством. А вот и зря, между прочим.
Смотря что иметь в виду под «так».
Я имела в виду импульсивность и жесткость Элизабет, иногда граничащую с невежливостью. В «Пепле» она представляется очень резкой, вспыльчивой, едва ли не агрессивной. Но спасибо за разъяснения, теперь картинка стала яснее.
Но я бы не воспринимала это поведение как ранимость и уязвимость. У людей такого склада характера иногда щелкает в голове — и их несет, несет, несет, не остановиться... Тормоза срывает.
Разве это — не уязвимость? Мне казалось, что любой out of control (особенно у контрол-фриков) — это тушите свет. Легко наломать дров, легко подставиться.
Хочу уточнить, что под «уязвимостью» я подразумеваю не только ранимость (которая, опять-таки, не одними обидами исчисляется), но и невозможность защититься. Человек, пребывающий в депрессии/на нервах очень легкая мишень.
Занятный у тебя в каноне получается... ну, не треугольник любовный, но что-то вроде.
Раньше я писала, что вполне допускаю, что Мэриан вернется к Кайдену. Теперь же я думаю, что она определенно будет думать об этом, но вряд ли вернется. Кайден — хороший парень и хорошая пара для нее, но он не сможет дать ей многое из того, в чем она нуждается.
читать дальше
Третья часть должна стать для нее парадоксально счастливой.
И это удивительно, учитывая происходящие в ней события.)) Но Лиз — человек действия, и это нормально, что я ее не понимаю
Они определенно дети творческого порыва, но... Я бы затруднилась отнести их к какому-нибудь жанру, потому что это и не худлит, и не публицистика, а вообще фиг знает что. А у меня лежат два незаконченных хороших фика по DAO, и это грустно. (
Я имела в виду импульсивность и жесткость Элизабет, иногда граничащую с невежливостью. В «Пепле» она представляется очень резкой, вспыльчивой, едва ли не агрессивной.
Иногда граничащую — это слабо сказано. Она может быть и грубой, и резкой, и вспыльчивой, но это — обратная сторона самоконтроля, сдержанности и собранности. Видимо, вспыльчивость как раз и прокладывает между ними грань, потому что вспышка гнева моментально и полностью отключает самоконтроль. Ненадолго — и потом Элизабет в состоянии даже извиниться, признать свою неправоту и оценить ситуацию. Через пару минут тормоза начинают работать снова, поэтому за дело она обычно берется уже в состоянии трезвого ума. Это как раз к вопросу об уязвимости. ) По-хорошему, конечно, ей нужен человек вроде Кайдена, который сумел бы ее вовремя остановить. Он ведь и в самой игре говорит, что тяжело смотреть на человека, стоящего на самом краю и готового сорваться.
Сложно объяснить. Это даже не монета, у которой две стороны, это октаэдр какой-то. Всё перечисленное сочетается с ненавязчивой ироничностью, с манерой высказывать претензии в обманчиво-мягкой манере, с холодностью (а не наоборот, как можно было бы подумать), с тем, что она военный, — а это означает непременную профдеформацию...
Хотя Рексу она всё правильно высказала, я считаю.
Результат — у Рекса стали мозги на место, и он вернулся на Тучанку. Очень неплохо.
Неправильно только к Кайдену цеплялась, но тут unresolved sexual tension, сама понимаешь.
Теперь же я думаю, что она определенно будет думать об этом, но вряд ли вернется.
После Горизонта и того, что делает Кайден в третьей части, мало кто захочет к нему вернуться, думаю. И я малодушно этому рада, потому что относительно Кайдена у меня силен, как ни странно, собственнический инстинкт. Или будет счастлив в моей вселенной с Лиз, или — ни с кем и никогда! :Р
В общем, у Мэриан явно будут поводы переболеть этими отношениями и окончательно укрепиться в любви к Гаррусу. ) А для тисканья Кайдена всегда можно создать АУшку... Собираюсь же я потискать Вегу, в конце концов.
Кайден, по-моему, хорошая пара для ренегата. Не такого, конечно, который бросается на всех пришельцев и мечтает о службе в «Цербере», а такого, как Лиз. Кайден до такой степени парагон, что я плохо вижу его в сочетании с другим убежденным парагоном. Он выигрывает на контрасте. Это, конечно, мое скромное мнение и не совсем скромные заморочки, но вот так. )
С Гаррусом возможны партнерские отношения, как мне кажется. Кайден должен или вести, или быть ведомым.
Хорошие тексты это, вот что :Р
Не печалься, душа моя, вернется к тебе твоя муза, дай ей нагуляться.)
Хотя Рексу она всё правильно высказала, я считаю.
Я тоже так считаю.) Стоит сказать, мне вообще импонирует прямолинейность Элизабет — наверное, потому что я сама такая же. На выпускном вечере младшей школы мне дали «медаль» за вежливость; теперь, я боюсь, эта медаль превратилась бы в награду за вежливость, старательно смягчающую грубоватую прямолинейность. Синклер немало слез со мной пролил, потому что я не умею и не хочу молчать. В общем, от этого моя симпатия к Лиз особенно глубока.)
А для тисканья Кайдена всегда можно создать АУшку... Собираюсь же я потискать Вегу, в конце концов.
Я всерьез задумалась об AU'шке — даже песню повесила в дневник
Кайден, по-моему, хорошая пара для ренегата. Не такого, конечно, который бросается на всех пришельцев и мечтает о службе в «Цербере», а такого, как Лиз.
О, полностью согласна!
Забавно — Гаррусу, в противовес ему, очень нужна терпеливая Шепард-парагон. Ну, на мой субъективный взгляд.)
С Гаррусом возможны партнерские отношения, как мне кажется. Кайден должен или вести, или быть ведомым.
То-то и оно.) Именно это — желание быть на равных — и стало одной из главных причин душевного беспокойства Мэриан.)
Дело не столько в музе, сколько в наличии свободного времени. Университет и работа его сожрали.
Мне остается только с надеждой смотреть в следующее полугодие. ) Спасибо за поддержку! Поскольку у меня обычно не требуют «проды», я вынуждена ограничиваться виртуальными пинками и поглаживаниями.
я не умею и не хочу молчать
Ценное, хотя и опасное качество.
Элизабет не повезло быть его обладательницей: это совсем, совсем не то, чего ждут от тебя в армии. А как смолчать в присутствии адмирала Михайловича, например? Так и тянет высказать всё прямо!
Я как Кайден больше — вся в себе, пока не припрет пора «встать, как идиоту». Или пока меня не доведут.
Забавно — Гаррусу, в противовес ему, очень нужна терпеливая Шепард-парагон.
Ага. Роль плохого парня, которому нужен стоп-кран, в данном случае играет он. Но это действительно такой товарищеский стоп-кран... Мне сложно представить Гарруса ведущим и не легче — ведомым. Поэтому хорошо, что они с Лиз ограничились своей странной дружбой на соперничестве — все равно ничего не вышло бы. А ей важно хоть в одной жизненной сфере побыть на вторых ролях.
Я буду с большим интересом следить за вашими коллизиями. ) Большинство людей, с которыми мне случалось общаться по поводу ME, — гордые обладатели одного-единственного ЛИ и далеки даже от подобия любовных треугольников. Я, конечно, устроила своему стражу линии с Мирандой и Лиарой, но это не то же самое, что чей-то родной, продуманный и прописанный персонаж.
Да не за что.)
У нас, кстати, тоже перестали просить продолжение, да и вообще фидбека маловато по сравнению с предыдущими главами. Думается мне, народу надоело читать фанфик, обновляющийся раз в сто лет
А как смолчать в присутствии адмирала Михайловича, например? Так и тянет высказать всё прямо!
Да! Я прямо чувствовала, как Мэриан хочется закрежетать зубами и рявкнуть, что это не его собачье дело! Даже жаль, что ей не позволяет этого воспитание и выдержка.)
Я буду с большим интересом следить за вашими коллизиями. ) Большинство людей, с которыми мне случалось общаться по поводу ME, — гордые обладатели одного-единственного ЛИ и далеки даже от подобия любовных треугольников. Я, конечно, устроила своему стражу линии с Мирандой и Лиарой, но это не то же самое, что чей-то родной, продуманный и прописанный персонаж.
Если я таки вернусь к своему горе-Джону, то у меня будет еще один вариант, но гораздо более... эээ... ядерный — Эшли/Миранда
По-моему, вы вполне своевременно обновляетесь. ) Не каждую же неделю выдавать на-гора роман...
Просто время для публикации прошлой главы выдалось не совсем удачное — выборы, политический бум, страна на грани не пойми чего. Не знаю, как основная масса ваших читателей, а я была о-очень далека от виртуального мира и большую часть дня мониторила новости.
Я пытаюсь приучить себя к мысли, что могла бы начать выкладывать «Пандору» по частям, но не выходит. (
Даже жаль, что ей не позволяет этого воспитание и выдержка.
...и субординация! субординация тоже не позволяет!
Хочу возвращения адмирала в ME3. Будет на пару с турианским советником бубнить.
Эшли/Миранда
Оу!
Хотя мне не верится в то, что сцены ревности и выяснения отношений будут сильно различаться по накалу в зависимости от персонажей. Ну и ладно, я своего Ричарда всё равно собираюсь скормить тому из наших будущих ЛИ, который гей, пусть Миранда и Лиара
удавятсяпоплачут вместе. )О, а ведь и вправду. Совсем вылетело из головы.
Я пытаюсь приучить себя к мысли, что могла бы начать выкладывать «Пандору» по частям, но не выходит. (
А почему нет? В этом способе выкладки есть свои плюсы и минусы, попробуй — вдруг придется по вкусу?
Ну и ладно, я своего Ричарда всё равно собираюсь скормить тому из наших будущих ЛИ, который гей, пусть Миранда и Лиара
удавятсяпоплачут вместе. )Ого!
Не, Вегу я намерена романсить женщиной. Скорее всего — Лиз, если в аушном прохождении хватит сил бросить Кайдена (был же у нее роман с Гаррусом и частично — с Тейном). Но кроме него еще есть некий пилот Стив, который вроде бы даже не би, а вовсе гей. Если в таком неурезанном виде намеченные би, гей и лесбиянка дойдут до релиза, я озабочусь тем, чтобы каждому из них найти парочку. :P
«Если б да кабы»... :Р Ты не узнаешь, пока не попробуешь.
Но кроме него еще есть некий пилот Стив, который вроде бы даже не би, а вовсе гей.
Ого!