ME2-марафон # 5 | The Field Where I Died

<Архив «Цербера», дело коммандера Э. Дж. Шепард, расшифровка аудиозаписи # 53>

Дж. М. Вот почему я не завожу романов на службе.
Ш. У нас не было романа, Джефф.
Дж. М. Ага. Кэп, пол-экипажа ставки делали на то, когда Аленко наконец затащит вас в койку.
Ш. Какая мерзость. И на что ставил ты, интересно?
Дж. М. Обижаете! Я не ставил... Я принимал.
Ш. О, так мы сорвали вам пари.
Дж. М. Здорово он вас допек, да? Глаза у вас такие жуткие, у-у-у. Мне даже страшно стало.
Ш. Я всякое слышала в свой адрес, пока служила, но не такое. Ну конечно! Пока коммандер Аленко получает одно за другим повышения на своей уютненькой службе, я здесь пытаюсь сделать хоть что-то.
Дж. М. Вы и «Цербер». (Пауза.) Вы бы могли посмотреть ему в лицо и сказать, что это неправда? Что вы по-прежнему верны Альянсу. Могли бы?
Ш. Мы с тобой вместе в этой трясине, мой дорогой.
Дж. М. Что-то не очень похоже на «да».

***

Hey, look... there's a war on — and maybe you and me'll never happen — but I needed you to know that. 'Cause that's how we get past Horizon.

Помню, когда я в первый раз добралась до Горизонта и Призрак спросил, успел ли Мордин разработать защиту, я запаниковала. Мордин не успел! Жуки нас сожрут! Но Мордин — чудо, он не только волшебник в лаборатории, но еще и отважный боец, готовый проверить собственное изобретение в полевых условиях. Вместе с Гаррусом и Шепард он отправляется на защиту атакованной человеческой колонии. Эта миссия прекрасна двумя событиями — знакомством с неподражаемым Предвестником («Он как менеджер среднего звена, — сказал тут Антон, — всё хочет, хочет чего-то, а никак не получается») и встречей со старым... другом? сослуживцем? Первое из этих событий — приятное («Хорошо наконец встретиться с врагом лицом к лицу»), а второе — горькое, только вот разве не должно быть наоборот?

(At times I almost dream.)

Впрочем, я не из тех, для кого Горизонт — это драма.

Иногда мне кажется, что игроки склонны забывать, за кого играют, и приписывать свои эмоциональные реакции персонажу. Я всегда стараюсь держать в памяти, что Шепард не просто женщина вполне бальзаковского возраста; в отличие от меня, она еще и солдат. Если некий отдельно взятый Шепард опечален и уязвлен до такой степени, что, не в силах простить Эшли или Кайдена, ищет утешения в объятиях другого ЛИ, — это понятно. Но клеймить бывших товарищей предателями? О нет, если кто здесь и предатель, так это Шепард. Поскольку случаев воскресения из мертвых не наблюдалось в земной истории примерно с тех пор, как Христос повелел восстать Лазарю из Вифании, двухлетнее исчезновение, объясненное смертью, при столь же внезапном возвращении смахивает скорее на дезертирство и очень сомнительный ход конем. Даже несмотря на то, что фактически это не так, наш герой, добровольно или вынужденный обстоятельствами, всё равно сотрудничает с организацией, которую в Альянсе позиционируют как террористическую. Если их связь будет доказана, наиболее вероятный исход — трибунал и смертная казнь. Так что Кайден, задачей которого было лишь найти подтверждение слухам, но не задержать преступницу, и Хакетт, запрещающий брать Шепард под арест, и Совет, готовый восстановить ее в звании Спектра, и Андерсон — все они на удивление лояльны. Если бы не эти люди, шестеренки военно-бюрократической машины перемололи бы нашего протагониста задолго до Омеги-4 — что и начинает происходить, по всей видимости, в прологе ME3.

Когда в пример приводят Гарруса или Тали, не отказавшихся идти за Шепард следом, то забывают — они не были связаны присягой. Присягу не нарушают потому, что так хочется, или потому, что тебя тянет к любимому человеку, или потому, что ты видишь резон в поступках бывшего командира. Она диктует свои требования, и в таких обстоятельствах, какие складываются во второй части, не остается ничего другого, кроме как подчиниться. Почему негодует Шепард, я могу понять. А что игрокам-то не нравится? Мне вот не по душе размер диалога — слишком короткий, малоэмоциональный (явно не хватает ругани!) и потому невнятный — да еще это жуткое письмо, которое заставляет усомниться в душевном здоровье его сочинившего, но и только.

Shepard. I can see you won't listen to reason.
Kaidan. You show up after two years and tell me you're working with Cerberus. What does reason figure into any of this?

Элизабет и Кайдена роднит то, что последние годы они оба строили жизнь вокруг Альянса. Каким бы он ни был, у этих двоих не получилось отыскать иной смысл — и пришлось наделить им единственную организацию, которая приняла их обоих — биотика, не знающего, где его место, и уличную девчонку, пытающуюся выбраться из своего болота. Да, это Альянс, который якшается с «Цербером», да, это Альянс, где пускает корни ксенофобия... Но если в нем есть образцовые офицеры — то вот они. Стоят на Горизонте друг против друга, оказавшись по разные стороны баррикад.

В качестве молчаливого извинения Шепард вскоре получает координаты Алкеры — планеты, где огненный луч незнакомого корабля прочертил границу между двумя эпохами ее жизни. Кому захочется возвращаться на место, где потерял так много, ничего не приобретя взамен? Но Элизабет решает спуститься, и ее рука мягко, с капитанской нежностью касается клочьев обшивки, стирая снег с виднеющейся подо льдом буквы N. Ей даже хочется захватить с собой маленький осколок корабля — одну падающую звезду из тех, что с прощальной лаской укутал снегопад, — и эта непростительная сентиментальность длится целое мгновение. Почти вечность.

Оставить свой выщербленный огнем шлем вмерзать в поверхность Алкеры она все-таки не может.

...В «Секретных материалах» есть серия, которая называется «The Field Where I Died» — «Поле, на котором я умер». В ней Малдер дважды обращается к английской поэзии, цитируя «Парацельс» Роберта Браунинга:

At times I almost dream.
I too have spent a life the sages' way,
And tread once more familiar paths. Perchance
I perished in an arrogant self-reliance
An age ago; and in that act, a prayer
For one more chance went up so earnest, so
Instinct with better light let in by Death,
That life was blotted out — not so completely
But scattered wrecks enough of it remain,
Dim memories; as now, when seems once more,
The goal in sight again.

К сожалению, поэма Браунинга если и переведена на русский, то мне не доступна, поэтому я могу дать только подстрочник, нечто среднее между вариантами из озвучки и субтитров, — надеюсь, вы простите горе-переводчиками опущения, неточности и погрешности:

(Перевод.)

Иногда я почти брежу.
Я прожил жизнь как мудрец
И теперь иду уже знакомыми тропами.
Столетие назад я умер из-за своей надменной самоуверенности
И со всей искренностью взмолился о том,
Чтобы получить ещё один шанс, —
В надежде, что смерть даст новый свет,
Что жизнь исчезла не окончательно.
Её разбросанные осколки навевают
Неясные воспоминания. Сейчас, когда возник ещё один,
Цель снова кажется достижимой.

Несколькими неделями позже в архиве Теневого брокера Шепард находит переписку Хакетта, где тот отклоняет прошение об ее аресте. Потом она получает от Лиары переданный адмиралом жетон и даже на время примиряется со своим положением, хотя не может не сказать: «Я устала. Устала иметь дело с “Цербером”, устала от того, что Совет не слушает меня, что мои друзья не доверяют мне...» Устала, потому что не могу с гордостью носить свои знаки отличия и форму.

А перед тем, как вернуться в свой новый дом, Лиара кинется ей на шею, обнимая на прощание с неловкостью и застенчивостью той самой девочки-археолога с Терума, и Шепард — нет, не подумает, но почувствует: да, цель достижима. Снова.

@темы: Mass Effect

---

«Как по мне, в фанфикшене полно искусства, несмотря на то, что многие хотели бы всех в этом разубедить. Для многих писателей фики — средство развития своих навыков. Они точат зубы, играясь в чужой песочнице, перед тем, как смастерить собственную, и вдобавок получают прекрасную возможность разделить свою любовь с другими фанатами. Да, да, над этим часто смеются, и хотя есть зерно правды в том, что кругом полно плохого фанфикшена, то же можно сказать о любой другой области, где полно новичков с большими надеждами. Чего вы хотите? Они же учатся. Если я и могу что-то покритиковать, то это стремление многих авторов фанфикшена спрятаться в безопасном коконе восторженной публики от критики, необходимой для роста. В этом нет ничего плохого; не каждому охота расти в качестве автора, но те, кто все же где-то находят эту критику, могут однажды стать по-настоящему фантастическими писателями».
© Дэвид Гейдер

(Мысли на всякий случай под кат.)

Гейдер приятно удивил, особенно если вспомнить о том, насколько резок в отношении фанфикшена тот же Мартин (пусть они даже писатели совершенно разных уровней). Я, конечно, всецело понимаю последнего (мало кто захочет, чтобы в его песочницу лезли c грязными ногами и замшелым чувством языка; я бы не захотела), а игры — сфера совершенно особая уже потому, что это коллективное творчество, где ты волей-неволей должен абстрагироваться от собственных представлений о сюжетах и персонажах, но.... Все-таки биоваровцы с большой нежностью относятся к отклику своих фанатов, и творческому в том числе. Их можно поблагодарить за то, что я начала писать после очень долгого затишья, хотя с тех пор так и не попала в мейнстрим, о-о. За прогресс можно поблагодарить себя одну — я вижу, что он есть, — а за толчок спасибо им. Занятие, конечно, довольно бесполезное (а много ли полезных на свете?), но очищающее, как любое творчество, и помогающее в работе, как ни странно. Не знаю, согласились бы со мной боги редакторского анализа во главе с Мильчиным, но редактору, особенно имеющему дело с художественной литературой, важно иметь за спиной опыт писательства. Совсем не обязательно — успешный. Мой вот очень прискорбный, судя по всему. Зато благодаря ему понимаешь, что представляет из себя создание текста и как тесно связан получившийся результат с чувствительными струнками автора. Последние несколько лет, вычитывая по номеру в месяц, я регулярно сочиняла письма молодым, пожилым и совсем уж дряхлым дарованиям. Вежливые и обходительные формулировки, похоже, навсегда въелись в мой слог, как паразиты какие-то, черт бы их побрал. При этом людей, благодарных за «вдумчивую правку», можно пересчитать по пальцам одной руки, всё больше недовольных ворчунов, ну да ладно, не в этом суть... Суть в том, что редакторская рецензия на прочитанное должна начинаться с похвальбы, а заканчиваться замечаниями по сути. Они обсуждаются, и конкретное произведение становится лучше. А вот чтобы при участии сердитого критика лучше становился автор — такого мне видеть не доводилось. В конечном счете дарование растет над собой само — с каждым прожитым годом, с каждой крупицей опыта, с каждым пережитым катарсисом. Чтобы редактор ему в этом напрямую помог — единичный случай. Так, окольными путям.

Я тут выудила на свет божий наброски старого фанфика по NWN2. О-хо-хо! Как страшно жить! Впрочем, первые фанфики по ME я вообще открывать не рискну. Свежо предание... Не ошибки бросаются в глаза, не провисания, но какая-то общая детскость построения, бр-р-р. И не удалить же.

Помнится, рассказывали нам про писателя, который в детские или отроческие годы перелопатил всю библиотеку в доме, а потом пресытился и больше никогда ничего не читал. Ни единой книги. До какой-то степени он прав. Багажа было достаточно, чтобы сформировать слог, а потом уже никакие игрища современных гениев не мешали ему сосредоточиться на собственном незамутненном творчестве. Жил человек в кристально ясном литературном пространстве.

Так что с чужим творчеством — как с мертвыми людьми, ей-богу. Либо хорошо, либо ничего. Не скажешь же бедному старичку или юной гимназистке, что пора искать другое занятие.

Хм. Чем ближе будет экзамен, тем меньше, видимо, в моей речи останется своих слов и тем больше появится цитат из хрестоматии Сикорского. Я думаю, Маша, если она читает сейчас этот пост, меня поймет. Как говорил выдающийся редактор В. И. Ленин в статье «Партийная организация и партийная литература»...

@темы: жизнь как ситком

---

Удивительно, но мой любимый роман в компьютерных играх создали не BioWare, а Obsidian. Впрочем, то ли это слово — «любимый»? Он что-то вроде саднящей занозы. Большинство утверждают, что это и не роман вовсе. В нем нет ни признаний в любви, ни проведенной вместе ночи; есть только предательство и неизбежная смерть. Но кто сказал, что все истории должны заканчиваться хорошо?

Игра эта, вторые «Ночи Невервинтера», крайне посредственная. Старая, как мир, сказка о безвестном герое, который берет в руки меч и идет спасать мир от зла. DAO благодаря великолепной реализации, блестящим диалогам и вниманию к деталям не паразитирует на этой кальке — в ней придается невиданный по силе размах тому, что было описано уже десятки раз незадачливыми писателями, мастерами настольных ролевок и обладающими не слишком богатой фантазией сценаристами. Прохождение NWN же, где один персонаж площе другого, мне скрашивали только мои товарищи по мультиплееру, Антон и Лёша. Сейчас мысль о том, чтобы в нее переиграть, вызывает легкие судороги. Тоска-а-а.

(Про любовь.)

Но роман... Но сам Бишоп... Может, это мое воображение рисует то, чего нет на самом деле... Я думаю об этом персонаже уже несколько лет и по-прежнему вижу в нем, хаотично-злом рейнджере-одиночке, небывалый потенциал. Его можно было раскрыть лучше, но и того, что есть, вполне хватает — в конце концов, у Бишопа в сюжете совершенно особая, хотя и не слишком приглядная роль. Он раскрывается через поступки так, как ни один персонаж в NWN; многие игроки ненавидят его до зубовного скрежета (есть за что: то еще беспринципное циничное хамло), а девочки, неравнодушные к плохим мальчикам, втайне пишут романтически фики, где, на мой взгляд, неприлично много глав и неприлично мало смысла.

Моя любовь к нему сродни любви к Теону. Обоих, признаться, любить не за что. «Предатель» — это не единственный ярлык, которым каждого из них можно заклеймить. Но в том и шик. Это — я, кажется, уже писала — очень цветаевская любовь. К побежденному. К проигравшему.

Что Бишоп в конце концов оказывается в Стене Неверующих, что ему не пережить последней битвы — это не самое страшное. Он проигрывает другую схватку. Всю игру он беспощадно борется со своей любовью — сперва по привычке играя с огнем, а потом вдруг понимая, что превратился в мотылька, которого влечет к пламени. Эту тягу ему не преодолеть, эти цепи не разрушить. «Признайся, тебе просто нужна девка, как и всем нам», — надсмехается он над паладином Касавиром, когда они говорят о Носительнице осколка. Стрела пролетает мимо цели. Быть может, над его соперником, праведником и благородным воином, действительно властны желание и страсть (не зря же имела место вырезанная линия с Офалой), но что управляет Бишопом?

Когда Хезебель в убежище Джерро скажет главной героине: «Подумать только, что такое невзрачное существо может считать себя красивым», рейнджер вдруг вступится за нее. И проницательная демонесса ударит в самое больное место: «Сколько лет прошло с тех пор, как ты защищал женщину — вот как сейчас? Или в твоей жизни было только рабство, заговоры и сужающееся кольцо врагов? На одного героя приходится тысяча трусов... На каждого, рожденного в Западной Гавани, приходится тысяча слабаков, которые с позором бегут из своих домов. Это так скучно — когда такое происходит. Но что делает мою жизнь сладкой, что делает сладким само мое существование — так это те, кто отвечает ударом на удар. Те, кого каждое доброе дело жжет, как удар бича. Твоя подруга даже не понимает, что значит для тебя защищать ее, путешествовать вместе с ней...»

Касавир придет на крепостную стену объясняться главной героине в любви — потому что оба они могут не пережить битву, которую принесет с собой рассвет. «Я хочу защитить тебя», — неловко произнесет паладин, не найдя силы открыть свое сердце. Бишоп не честнее его. Каждая мысль о Носительнице осколка всё равно что удар бича. Впервые в жизни ему нужна не распутная девка — ему нужна любящая, открытая, свободная женщина. Эти кандалы тяжелее, чем долг перед Дунканом, спасшим его жизнь, а для человека, привыкшего во главу угла ставить свободу, они и вовсе невыносимы. Любовь ранит острее меча; она делает человека беспомощным, уязвимым, смешным. Прежде чем лечить такие раны, их нужно прижигать огнем.

«И поэтому, когда они приказали мне сжечь деревню, я увидел в этом возможность убить лусканцев и уничтожить место, которое произвело на свет этого доброго и честного человека, стоящего перед тобой...» — в порыве последней откровенности расскажет Бишоп героине. И признается: «Подумать только, я был готов сражаться за тебя — и даже умереть за тебя…»

Обескураживающая и страшная честность. Хезебель знала, о чем говорит.

@темы: игры

---

Двойная лояльность

Купи платья, шептала мне моя гламурная половина. Больше, больше купи.
Купи твердотельник, новую мышь и звуковую карту, твердила геймерская.
Давай потратим всю твою зарплату и соберем компьютер мечты с двумя видеокартами, заманивал папа.

Со счетом 3:0 (три девайса против нуля платьев) победила геймерская половина, с чем я ее и поздравляю. Но гламурная-то тоже своего не упустит...

---

ME2-марафон # 4 | All good things

В данный момент моя единственная мечта очень незатейлива — хочется вернуться с защиты практики, поиграть в демку, через два дня сдать экзамен и приняться за диплом за клип. К концу марафона я его (увы, все-таки не диплом!), глядишь, и закончила бы. Но вернемся к делам насущным... У меня вдруг родился очень размышлятельный и неожиданно прочувствованный марафонский пост о о башмаках и сургуче, капусте, королях капитанах, важности доверия и роли карточных игр в научной фантастике.

“I know one person idiotic enough to try and rescue three dead man from a Magog hive.”
“That’s me, captain idiot!”

(And the sky's the limit.)

Я люблю ME еще и потому, что эта игра дала мне возможность вжиться в типаж капитана космического корабля. За сколькими из них я наблюдала! Кирк, Пикард, Дженвей, Арчер, Сиско, Синклер, Мэл, Шеридан, Локли, Дилан Хант и даже, на худой конец, Стэнли Твидл. Из них как лидер мне больше всего импонирует Джеффри Синклер, первый командир «Вавилона 5». Это рациональный, сдержанный и сильный мужчина, способный дать жесткий отпор, когда это требуется, но при этом не перегибающий палку. Несмотря на жесткость и даже некоторое коварство, он остается на удивление хорошим и приятным человеком с отличным чувством юмора. Это пример капитана в высшей степени сбалансированного — ни прибавить, ни отнять.

Сейчас я потихоньку смотрю «Андромеду» и изучаю Дилана Ханта. Конфликт, который он, верный офицер уже не существующего Содружества, испытывает из-за резкой смены экипажа, во многом схож с тем, что переживает на борту новой «Нормандии» Шепард. Дилану предстоит спасать Галактику от магогов при помощи того сброда, который ему достался, и ладно бы все ограничивалось тем, что эти товарищи не горят желанием отдавать ему честь, — они просто-напросто не самое надежное подспорье в борьбе за высокие идеалы. За одними он вынужден постоянно следить краем глаза. Другим учится просто верить. Третьи волей-неволей меняются с ним рядом. Так и коммандер Шепард. Достойной поддержки у нее нет и еще долго не будет, а защищать мир во всем мире надо уже сейчас. Повезло Мэлу! У него тоже команда состояла из всякого сброда, но на их плечах хотя бы не лежала забота о судьбах Галактики...

Я воспитана идеями Джина Родденберри. Они пришли в мою жизнь довольно поздно — я уже училась в университете и давно не была подходящим материалом для воспитания, — но укоренились, вросли в мировоззрение так, что теперь я при всем желании не смогла бы от них избавиться. А вместе с ними пришло представление о том, что команда для капитана — это семья, о которой он заботится.

Худшего героя, чем Элизабет, для воплощения этого постулата не придумаешь. Ей не хватает мягкости, желания идти на контакт, внимательности к подчиненным. «Tali' Zorah, you served on my ship. You know what I do to people who threaten me», — одернет она Тали на Прогрессе Свободы. Тали на мгновение станет страшно: она знает. Все, кто служил на «Нормандии», знают. Шепард защищает идеалы, за которые в ее мире стоять глупо и даже опасно, но при этом она была и остается ruthless. Управленческой работой за нее сперва занимался Прессли, после него — Миранда, а психологическим климатом на борту второй «Нормандии» заведует и вовсе Келли Чемберс. Почему же корабль еще не пошел ко дну? Почему Призрак потратил на воскрешение одного-единственного человека сумму денег столь огромную, что можно было нанять армию?

Шепард в первую очередь лидер, во вторую — солдат. И какого бы персонажа вы ни отыгрывали, какие решения бы ни принимали, одно остается неоспоримым фактом: если герой выживает в конце второй части вместе с большей частью команды — значит, его лидерские и боевые качества дают настолько мощную комбинацию, что Призраку грех жалеть о потраченных деньгах. Самара, считающая Шепард идеальной наживкой для Моринт, проницательно говорит, что ее искусство — на поле боя, и не ошибается. Это не зависит от пола героя, или от класса, или от предыстории — это некая выведенная Биоваром константа, которую игрок принимает как должное.

Вот Лиз понемногу и справляется. Ей не по душе церберовская «Нормандия» (впрочем, спасибо за шикарную каюту, хмыкает она про себя, я даже не возражаю, если какой-нибудь жучок-камера позволит вам, товарищ Призрак, смотреть вместе со мной «Бласто», enjoy yourself), и она ни к одному из ее обитателей, кроме Джокера, Чаквас да Гарруса, не рискует поворачиваться спиной. Честь ей отдает один лишь Джейкоб. Всё, что она знала о командовании, всё, на что опиралась, служа в Альянсе, — где оно теперь? Приходится брать себя в руки и идти по стопам капитана Ханта. Наблюдать, верить, завоевывать веру.

Однажды Шепард бросит Миранде — мол, помните, who is in charge (простите мою помесь английского с нижегородским). А как же, ответит мисс Лоусон, помню и вам советую не забывать, капитан. Я отлично знаю, благодаря кому мы все здесь. Их отношения и так не заладились с первой встречи, а после этого разговора и вовсе дали трещину. Насколько я люблю Миранду, настолько не любит ее Элизабет. За связь с «Цербером», за манеру поведения, за то, как она себя ставит, за ту злосчастную фразу про образование... Но именно Миранда становится тем человеком, который рядом с Шепард меняется, как рядом с Диланом меняется Бэка. «Была бы я здесь, если бы не верила в то, что он делает?»

Шепард засовывает свою неприязнь подальше, помогает обустроить жизнь Орианы, даже подталкивает к разговору с ней — и к финалу они, капитан и первый офицер, придут, благодарные одна другой. Не примирившиеся, не подружившиеся — но иногда взаимоуважение имеет значение не меньшее, чем привязанность.

Элизабет не привыкла к тому, что у нее просят помощи, еще меньше она привыкла ее оказывать, но теперь приходится. Пройдя через это, научившись мириться с чужими слабостями и с тем, что даже солдаты остаются людьми, к третьей части она станет по-настоящему хорошим капитаном. Только на «Нормандии» будет уже слишком мало людей, способных это оценить.

Я как-то сказала шутя, что одна из основных тем главного сериала моей жизни, TNG, — это семилетний путь капитана Пикарда к покерному столу. Пока старшие офицеры собираются вместе за очередной партией, их командир в своей каюте читает Джойса и играет на флейте. Только в последней сцене последней серии он понимает, что людей важнее, чем эти, нет и никогда не будет в его жизни, — и берет в руки карты со словами «Я должен был сделать это давным-давно». Потом он добавляет, устанавливая правила следующего тура: «So, five-card stud, nothing wild... And the sky's the limit», и камера поднимается над покерным столом, заканчивая самую удивительную из виденных мною фантастических историй... Перевести на русский последнюю фразу практически невозможно — это одновременно и покерный сленг, и лучшее описание того, что ждет впереди «Энтерпрайз», — безграничности неба и бесконечности космоса.

I know you have your doubts about me... about each other... about the ship. All I can say is that although we have only been together for a short time, I know that you are the finest crew in the fleet and I would trust each of you with my life. So, I am asking you for a leap of faith... and to trust me.

Очаровательные инженеры «Нормандии», Кеннет и Гэбби, осмелятся пригласить капитана присоединиться к ним за партией в покер. «Наслаждайтесь без меня», — снисходительно махнет рукой Элизабет вместо того, чтобы отчитать их за азартные игры на борту корабля. Чем занимаются подчиненные в свободное время, не ее забота. И я думала, подвиг Пикарда ей уже не повторить, — пока не узнала, что в третьей части должна быть сцена, где в карты играют

маленький спойлер

Кайден и Вега. Попроси ее Кайден — она, наверное, не отказала бы. Если спойлеры меня не обманывают и на обновленной «Нормандии» есть покерный стол... Вот тут я заплачу, наверное. Для меня эта сцена с Пикардом слишком много значит. Сама я в последний раз садилась за покер лет десять назад, но после TNG карты, космос и чувство родства капитана и команды для меня крепко связаны в одно целое.

Goodbye, Jean-Luc. I'm gonna miss you...you had such potential. But then again, all good things must come to an end.

В жизни нужно все попробовать — так обычно говорят о приеме наркотиков. Элизабет Шепард в тридцать с небольшим впервые идет на свидание и играет со своим экипажем в карты.

That’s me, captain idiot.

@темы: Mass Effect

---

Рыцарь

Всё к лучшему в этом лучшем из миров, как говорил один вольтеровский герой.

[J]Feuille Morte[/J]: <a href="http://feuillemorte.diary.ru/p172300167.htm">фик «Рыцарь»</a> (фем!Эдукан/Горим, Белен/Рика, Огрен).

Название: Рыцарь
Фандом: Dragon Age
Рейтинг: PG-13
Персонажи: фем!Эдукан/Горим, Белен/Рика, Огрен
Жанр: ангст
Аннотация: сказка воплотилась в жизнь, но не так, как ожидала принцесса.

— Твоя сказка, случайно, не про любовь? — с подозрением спросил Бран. — Ходор такие не очень-то любит. Он любит, когда рыцари сражаются с чудовищами.
— Рыцари иногда тоже бывают чудовищами, Бран.
Дж. Мартин, «Буря мечей»

— Многие желали зла славной принцессе из Орзаммара, — продолжает страшную сказку нянюшка, переходя на шепот. — Чудовища ночью скреблись в двери ее светлицы, а порождения тьмы подстерегали принцессу, куда бы она ни пошла... Когти у них были остры, как кинжалы, а зубами они могли вырвать человеческое сердце из груди.

— Она не боялась? — спрашивает Брианна, крепко стиснув руку Горима.

— Нет, дитя мое, — ласково отвечает нянюшка, наклоняясь к маленькой воспитаннице, чтобы погладить ее по волосам, сияющим белым золотом в полумраке горницы. — Никогда.

— Наверное, она была очень храброй?

— Это была храбрая и добрая принцесса, — кивает сказочница. — Но подчас боятся даже самые храбрые. И принцесса Айголь непременно испугалась бы чудовищ, не знай она, что на помощь ей всегда придет ее верный рыцарь...

(Читать дальше...)

***

Долог путь от Орзаммара до Денерима: он ведет путника через города и сёла по мощеным дорогам и теряющимся в пыли невидимым тропинкам, ведет через леса, где человека подстерегает зверь, и студеные реки, несущие воды в море... В годину Мора он воздвигает впереди сожженные остовы деревень и преданные огню поля. Целый день бредут по разоренным землям усталые странники, стаптывая сапоги, — с того мига, когда облака пронзает первый луч, и до предночного часа, когда красное солнце целует на прощание горизонт. Не раз острый серп луны в черноте небес сменяется диском.

Брианна долго глотала горькую обиду на отца, не простившего ее даже на смертном одре, и брата, чье предательство привело ее под изменчивое небо верхнего мира. Корона Бранки предназначалась ей — самой смелой, умной и храброй из детей Эндрина. Но отныне венец Совершенной будет носить Белен, пока не лишится его в тот день, который изберет его сын, решивший, что отец зажился на свете. Брат вернется в камень, к предкам, а ее тело однажды сожгут на погребальном костре по людскому обычаю, взметая пепел к облакам. Принцесса без королевства, без рода и имени, она не заслуживала возможности обрести покой в Орзаммаре.

Она вспомнила, как кинула корону Белену под ноги, и та, покатившись по ступеням, легла у мысков его латных сапог. Отблеск пламени, слепя глаза, очертил на обруче огненный полукруг. Брианна вскинула голову и проговорила спокойно и гордо, не позволив грубой насмешке просочиться в слова:

— Она твоя, брат.

«Наклонись и возьми ее», — сказал ее взгляд. Она не станет королевой Орзаммара, но сделает так, чтобы сотни свидетелей помнили: Белен получил не благословение, а подачку. Садясь на трон, он будет знать, какой ценой досталась ему власть над последним из гномьих городов. Даже если она погибнет, пытаясь остановить Мор, а Белен будет править королевством до конца своих дней, сказание о его коронации переживет их обоих. Легенды долговечнее людей. Когда-нибудь седой летописец возьмется за краски, и на пергаменте возникнет, фрагмент за фрагментом, эта картина: принцесса Эдукан с волосами светлыми, как белое пламя, стоит на пороге Алмазных залов напротив своего кровного брата, опустившегося на одно колено, и венец Совершенной Бранки, мерцающий на полу в огнях свечей, навсегда разделяет их, детей одного отца, стеной унижения.

Белен получил корону и Наковальню пустоты, но он проиграл.

Когда-то, детьми, они любили друг друга. Но любовь быстротечна: схлынет, как вода, и оставит песок да голые кости. Один брат Брианны был мертв по вине другого, а второй предал ее, очернив в глазах отца. Она потеряла всех, кому нашлось место в ее сердце. Остался только один...

«Мой рыцарь».

***

— Я жду, Брианна, — повторяет король. Его терпение на исходе. — Слуги искали вас весь день. Что моя дочь и ее оруженосец забыли в кишащих червями казематах?

— Это моя вина, Ваше Величество, — отвечает Горим. На поясе у него висит деревянный меч: сталь в руках детей опасна, и пройдет еще несколько лет, прежде чем молодому оруженосцу доверят настоящее оружие.

— Ничья не вина, — буркает Брианна, с обидой глядя на отца. — Мы искали тайный ход в тейги.

— Будь добра объясниться. Наш дом сегодня принимал важных гостей, и я хочу знать, что за причина помешала моей дочери появиться на встрече, от которой зависит вся внешняя торговля Орзаммара в следующие несколько лет.

— Ваше Величество, мы...

— Помолчи, Горим! — нетерпеливо обрывает принцесса. — Проход ведь существует, отец?

— Кто забил тебе голову этими сказками? Он существовал много лет назад, но теперь завален. Старые тейги полны порождений тьмы. — Король, хмурясь, наконец поясняет причину своего недовольства: — Подземелья дворца не место для тебя, Брианна. Твои братья никогда не стали бы подвергать себя такой опасности.

— Вот потому я и буду королевой, — заявляет она с серьезностью. — Я найду в тейгах корону первых королей Орзаммара, понятно?

— Что еще за сказки?

— Ее охраняют чудовища, но мне всё равно, — продолжает Брианна, видя прячущуюся за усами улыбку отца. — Пока со мной верный рыцарь, я смогу победить... кого хочешь. Если покажется архидемон — то и его тоже!

— И много ли архидемонов сегодня поразил твой меч, храбрый оруженосец? — усмехается король Эндрин.

— Ни одного. — Горим шмыгает носом и поправляет деревяшку на поясе. — Только крысу, мой господин.

***

Долог путь от Орзаммара до Денерима, а кажется еще дольше, если одни путники на дух не могут выносить других. От рыжеволосого гнома по имени Огрен всегда разило перегаром и потом. Алкогольный душок, по крепости с которым мало какой запах способен был сравниться, возвещал о присутствии могучего воина, как аромат духов возвещает о присутствии знатной дамы. Наконец одним ранним утром Серый Страж Алистер, наблюдая за тем, как Огрен без всякого стеснения пытается потушить костер стародавним мужицким способом, не выдержал и заявил, зная, что выражает всеобщее мнение:

— Ты чудовище, Огрен, ты об этом знаешь?

— Дятлов тебе в задницу!

В остальном Огрен был неплохим товарищем. Он обладал пусть и грубоватым, но чувством юмора, допекал Морриган, не опасаясь того, что ведьма превратит его в лягушку, умел мариновать мясо в эле так, что из жесткого оно чудесным образом становилось мягким, иногда делился с братьями по оружию выпивкой, если не хотел напиваться в одиночестве, а главное — скрашивал дни леди Эдукан. Она по-прежнему держала себя как истинная наследница королевского рода, с первых лет жизни привыкшая говорить каждому встречному: «Я твоя принцесса. На колени». В ее обществе Огрен вспоминал о правилах приличия и пытался, пускай и тщетно, выжать из себя остатки давно пропитых хороших манер. Для остальных перипетии орзаммарской политики ничего не значили, и Брианну именовали принцессой скорее в шутку: так родители называют избалованных дочек. Но Огрен, этот вечно пьяный вояка, высоко чтил оказавшуюся с ним в одной лодке наследницу королевского рода, и всякий раз, когда выпитый на пустой желудок алкоголь просился наружу, гном деликатно шествовал в кусты, если Страж оказывалась рядом.

Однажды, когда Брианна выгребала из кошелька последние медяки, чтобы купить в дорогу припасы, худой лысый торговец с высоты своего немалого роста склонился к ней, разглядывая прохудившуюся одежду, и бросил с усмешкой:

— Не старайся. Я не торгую с нищими побирушками. Во время Мора несложно найти тех, кто даст за мой товар больше двух грошей.

— Ты как разговариваешь с принцессой Эдукан, мужлан?! — Кулак Огрена вдруг с размаху опустился на прилавок. — Ну-ка гони сюда свои травы, вонючий наземник! Сделка будет выгодная. Мы забираем твой товар, а ты не собираешь зубы с пола, уяснил?

— Да ты на ногах едва стоишь, пьянь, — фыркнул торговец. — Просохни сперва. Надо же, побирушка и пьяница! Пугай мелюзгу по деревням, гном.

Золотые зубы наверняка обошлись ему в сумму, существенно превышавшую выручку за месяц. Алистер решил, что Огрен, в сущности, неплох.

***

— Я никогда не смогу победить Триана на мечах, — сокрушенно произносит Брианна, снимая перевязь. — Сколько бы ни учил меня наш оружейный мастер, Триан сильнее.

— Вы огорчены, моя леди.

— У Орзаммара должен быть сильный король, — вздыхает она. — Триан сильнее меня, а Белен — умнее. Помнишь, когда мы были маленькими, то хотели найти корону первых королей Орзаммара? Я хотела доказать всем, что я храбрая и мудрая, как принцесса Айголь...

— Принц Триан стал наследником вашего отца по праву старшинства, — напоминает Горим. — Но вы — любимая дочь короля. Вас любят и знать, и простонародье, потому что сердце у вас благороднее, чем у ваших братьев.

— Но один из них станет королем, а я выйду замуж за какого-нибудь знатного толстосума, который не решится меня поколачивать только потому, что я королевская дочь.

— И можете дать сдачи, — добавляет Горим с улыбкой. — Увы, моя леди. Мы не вольны сами творить нашу судьбу. Но знайте: вы всегда были и будете сильнее своих братьев уже потому, что у вас два меча против одного. Ваш... и мой.

— Ты лучший оруженосец на свете, мой друг. — Она бросает на постель стянутую перчатку и касается щеки Горима кончиками пальцев. — Мой рыцарь.

Свечи гаснут в покоях принцессы Эдукан.

***

Долог путь от Орзаммара до Денерима, но и ему наступает конец. Распахиваются перед путниками ворота столицы, и когда птичий гомон умолкает за спинами, на них обрушиваются звуки города: перебранки между соседками, стирающими белье, лай собак, проповеди церковников, песни трубадуров и выкрики рыночных торговцев:

— Лучшие гномьи изделия из кузниц самого Орзаммара!..

Брианна подняла с прилавка меч и залюбовалась тем, как танцует на острие утреннее солнце.

— Горим, мой друг... Когда-то ты предпочитал использовать оружие по назначению, а не продавать его.

Пытаясь холодностью речи обуздать горячий стук сердца, она встретилась со своим оруженосцем взглядом, и царящий на площади гвалт в тот же миг умолк. Сквозь шум крови в ушах она услышала возглас Горима: «Леди Эдукан!..»

— Я верил, что вы живы, миледи. Оставалось лишь надеяться на то, что изменчивый мир наземников позволит нам встретиться снова... Я рад, что надежда не оказалась напрасной.

— Как рада и я. — Она позволила легкой улыбке коснуться губ. — Воевать с порождениями тьмы нелегко, если рядом нет оруженосца. Надеюсь, ты не растерял свои навыки. Я уже не наследница трона, но Серому Стражу соратник нужен не меньше.

Ее улыбка не нашла отражения в его глазах.

— Боюсь, я оказался бы бесполезен вам, госпожа. Путешествуя по поверхности, я сломал ногу... Она срослась, но плохо, и я никогда больше не смогу сражаться.

— Я встречала хороших целителей. Если ты отправишься со мной...

— Я не могу, — покачал головой Горим, прервав ее. И наконец, найдя смелость, пояснил: — Моя жизнь слишком изменилась, миледи. Я повстречал женщину, которую полюбил, на которой женился. Она дочь лучшего кузнеца в Денериме... В конце зимы мы ждем первенца.

— Горим.

— Мы всегда знали, что у нас нет будущего, — мягко произнес оруженосец в ответ на ее невысказанный вопрос. Он читал в душе Брианны с той же легкостью, что и прежде, и никакая броня не послужила бы ему преградой. — Вы оказали мне честь, и в моем сердце навсегда останется место для вас, но теперь... Вы принцесса, а я больше не воин и не рыцарь.

Брианне показалось, что черные тучи затмили свет. На мгновение ей захотелось увидеть, как Мор сжигает дотла и этот город, и дом, где живет Горим, и кузню его тестя; увидеть, как окрашиваются кровью топоры и мечи, как рушится под натиском войны чужое счастье. Но мгновение минуло, и она нашла силы задать последний вопрос:

— Я перестала быть принцессой. Потеряла свой трон и свой меч. Но был ли ты рыцарем хоть когда-нибудь, мой друг?

***

— Ты хочешь сделать членом нашего дома шлюху из Пыльного города, — презрительно поджимает губы Брианна. — Я видела ее в твоих покоях, Белен. История из тех, которыми любят тешить себя неприкасаемые и продажные девки... Только помни: даже если ты вытравишь краску с ее лица, с ее прелестного румяного личика, внутри клеймо останется.

— А если я скажу, что люблю ее?

— Только в глаза смотри. Говори, брат. Давай, скажи это. Младший принц Эдукан любит шлюху. — Слова легко срываются с улыбающихся губ Брианны и вспарывают звенящий от напряжения воздух, как охотничий нож — шкуру. — Должно быть, не польстилась другая... Как дорого обходится казне Орзаммара эта твоя любовь?

Белен дергается, как от пощечины.

— На твоем месте я бы следил за каждым своим шагом, — цедит он сквозь сжатые зубы. — Если ты сверзишься со своего пьедестала, это будет долгое падение.

— Я знаю. И знаю, кто толкнет меня в спину.

— В том, что ты слишком близко к краю, нет моей вины. Думаешь, ты чем-то отличаешься от меня? Тогда признайся — только не опускай глаза, дорогая сестра, — как он зовет тебя, когда вы наедине? Моя госпожа? Моя хозяйка?..

И прежде, чем с губ Белена срывается нежное и грубое имя, право на которое имеет только Горим, она заносит руку. Молодой принц сплевывает кровь, бегущую из развороченной мякины рта, принцесса смотрит в его глаза, на дне которых ненависть превращает в лед то немногое, что они по привычке называли чувством родства. Слова замирают у нее в гортани, будто к шее вдруг приставили кинжал, а кровь бьется в барабанных перепонках так громко, что Брианна, вспыхнувшая от ярости и стыда, едва различает голос брата — произносящий то, что она не посмела сказать первой:

— Ты на коленях будешь просить прощения.

***

Долог путь из Орзаммара до Денерима, но еще дольше та дорога, которая уводит за горизонт, скрытый туманом войны.

Когда Огрен воротился в лагерь, солнце давно минуло зенит, и холодные его лучи лились на землю сквозь плотный пепел облаков, не согревая. Стоянка, разбитая неподалеку от Денерима, была пуста. Глубокая тень от крепостной стены легла на палатки и кострище. Чирикали в ольшанике птицы, шумно несла свои воды река.

Увидев вдали принцессу, рыжебородый гном на мгновение остановился. Даже в полумраке ее волосы, у висков заплетенные в тонкие косы, отливали белым солнцем. Брианна сидела у самого края лагеря на поваленном бревне. По опавшим листьям, смягчающим тяжелый шаг, Огрен подошел ближе и разглядел, что принцесса Эдукан, склонившись над чугунным котелком, чистит к ужину редьку. Руки ее, привыкшие держать меч, но не кухонный нож, были черным-черны от грязи.

— Моя леди, — поприветствовал Огрен Брианну, надсадно крякнув. Собственное дыхание казалось забродившим, словно эль.

Доспехи неприятно заскрежетали, стоило гному усесться на бревно. Стянув латную перчатку с правой руки, он зачерпнул пригоршню земли и принялся тереть левую, счищая с нее побуревшие пятна.

— Это кровь? — негромко спросила Брианна. Нож замер в ее пальцах, под грязью стали видны алеющие живой плотью порезы.

— В этом городишке немало рож, которые так и просят, чтобы их начистили! — Рот при воспоминании о недавней потасовке расплылся в улыбке, и гном надеялся, что принцесса, приняв ее за чистую монету, не станет продолжать расспросы. — Кто откажется от хорошей драки?

— Я благодарю тебя, — сказала она церемонно, не поднимая головы. — После того, как мое имя вычеркнули из хроник Орзаммара, я считала, что ни один гном больше не поднимет оружие в защиту моей чести... Что защищать? У принцессы без королевства чести не больше, чем у гулящей девки... Огрен, скажи мне. Ты любил Бранку?

— Хе, к чему вопрос, ваш-высочество?

— Хочу знать, можно ли простить предательство.

Гном, замявшись, покряхтел. Солнце сверкнуло на отполированной глади перчатки.

— Я вот что вам скажу... — Он поскреб пятернёй затылок. — Если б ее преступлений хватило на десять смертных приговоров, я б все равно не хотел видеть, как башка полетит с ее плеч. Знаете чего? Отдал он мне кой-что, ваш оруженосец.

Огрен бросил на землю фамильный щит и снял с пояса меч в богато украшенных ножнах.

— Отыщется вам рыцарь, принцесса. Любой, коли не дурак, сочтет за честь носить оружие дома Эдукан.

Брианна бросила в котелок очищенный клубень редьки и взглянула на гнома, сидевшего рядом. Она увидела пьяницу, усы которого не просыхали от медовухи, грубияна, способного одной фразой вогнать в краску видавших виды вояк, и шута. Потом перевела взгляд на меч, пылившийся у ног, и сказала:

— Оставь, Огрен. Теперь он твой.

Ветер, сорвав с дерева ржавый лист, закрутил его в воздухе и бережно опустил на рукоять.

@темы: фики, Dragon Age

---

Hellboy II: The Golden Army

“Can you save him?”
“It is for you to decide that. It is all the same to me. My heart is filled with dust and sand. But you should know, it is his destiny to bring about the destruction of the Earth. Knowing that, you still want him to live?”

Несмотря на внезапно разгоревшуюся любовь к «Железному человеку» и прекрасным глазам Дауни-младшего, из всех фильмов про супергероев я по-прежнему больше всего люблю второго «Хеллбоя». Заглянула сейчас в статистику и подивилась невысоким сборам: кажется, одна я смотрела его столько раз, что сумма должна была взлететь до небес! Разве устоишь, когда создателем экранизации американского комикса становится режиссер уровня Гильермо дель Торо... Его «Лабиринт Фавна», в отличие от «Героя из пекла» и «Золотой армии», никогда не стремился быть развлекательным кино — это жуткое, по-настоящему страшное переплетение идей Борхеса, чудовищных фантазий Лавкрафта и полотен Босха и Гойи. Их смутные отголоски слышны и в «Хеллбое», но все-таки это фильм о том, как команда отважных супергероев сперва намеревалась не допустить войны, а потом сама ее чуть не развязала, так что уровень серьезности в ней другой.

Зато жутковатая красота — всё та же. Пока герои Marvel’а и DC Comics спасают мир от безумных ученых и коварных злодеев, Хеллбой сражается с изгнанным принцем потерянного королевства, принадлежавшего мифическому народу, давно ушедшему в недра земли — земли, разоренной и испорченной человечеством. То, с какой пронзительной печалью дель Торо рисует и это исчезающее королевство, и его магических обитателей, и рынок троллей, и гибель монстра-цветка, от крови которого асфальт прорастает травой... Нет, что ни говори, я его люблю.

@темы: кино

---

ME2-марафон # 3 | Omega

Омега раскинулась перед ними мириадами огней, открытая для всех, кто скитается по Вселенной в поисках пристанища или убежища. День за днем она поглощала десятки людей, как огромное болото. Язва на теле галактики; потасканная, умудренная годами шлюха, гостеприимно встречающая каждого проходимца…

Рано или поздно жизнь всё равно привела бы Шепард, солдат она, наемник или член шайки, на Омегу. Выходя из дока, Лиз без колебаний принимает правила игры, которая ведется в королевстве Арии. То есть долгожданное, как глоток свежего воздуха, отсутствие любых правил, кроме того самого — don’t fuck with. Тем не менее, ей даже удается внести немного порядка в этот недетерминированный хаос: отвадить мародеров в карантинной зоне («Я убивала за меньшее»), помочь пареньку-кварианцу наладить торговлю, спасти от верной смерти парочку несчастных и даже пробудить в Патриархе подлинно кроганский дух. Что еще? Батарианец-бармен поплатится за то, что вместо стакана водички подсунул яд, но пить отраву Лиз его не заставит. Выстрелить — это расплата честнее. Довести до того, что выстрелит постоялец бара, — что ж, из «Загробной жизни» — прямо в рай! Или в ад, как повезет. На Омеге так легко поймать пулю.

(Humans are a blight on galactic purity. You! And you, human. And you!)

Вот таким королевством правит Ария. Признаться, я ее люблю, не говоря уж о том, что шиплю с Лиарой и прусь от этого в гордом одиночестве. А Шепард... Шепард, вынужденная приспосабливаться к сотрудничеству с «Цербером», вдруг понимает, что с Арией работать легче. Здесь, в сердце свалки, где скапливается мусор из всех уголков обитаемого космоса, они обе на стороне порядка, а не хаоса. Они не друзья, они не враги. Они вдвоем сидят на том самом заборе, где отчаянно пытался усидеть Геральт из Ривии, и понемногу делают свою работу. Кто-то более бескорыстно, кто-то — менее, но сейчас это неважно.

Какие же драгоценности можно найти на этой помойке? Старого ученого, который у дверей клиники в качестве предупреждения вывешивает трупы. Беспринципного наемника-ветерана. Старого друга.

Впрочем, нет. Друг — это не то. «Вы так ничего и не сказали по поводу моего решения, Шепард», — заметит Гаррус в «Пепле», намереваясь уйти в Спектры. «А вы, поди, ждете, когда я поглажу вас по шерстке?» — спросит Элизабет насмешливо. Для нее этот разговор состоялся только вчера; для Гарруса — два года назад. За это время он заматерел, и какие-то там поглаживания его уже не беспокоят (разве что самую капельку).  Shep. как-то спросила, как бы я описала их отношения... Во второй части это «дружба на соперничестве», если мне будет позволено сотворить подобное с терминологией DA2. Шепард привыкла требовать от своей команды беспрекословного подчинения. Служа в армии, она имела на это право. Но вторая «Нормандия» — не армейский корабль, а Гаррус отвык подчиняться. Я уже говорила и повторю снова: Шепард оказала ему медвежью услугу, не дав переступить через трагедию с Сидонисом и развиться как лидеру. Чувствуя, что ошибку нужно исправить, пока не поздно, она доверит Гаррусу командование вторым отрядом на суицидке, хотя предпочла бы, чтобы он прикрывал ей спину. Но до этого!.. Сущий кошмар. Элизабет не терпит критики своих решений, а Гаррус за два года в роли Робин Гуда поднабрался опыта и теперь отнюдь не всегда разделяет ее точку зрения. Правда, конфликт не мешает им чувствовать на «Нормандии» странное одиночество вдвоем — ведь из старой команды никого толком не осталось — и черпать из него силы.

А что же старый ученый? Он признается, что ему нравилось работать на Омеге. Необычный случай, ограниченные ресурсы! Ну и, конечно, помощь людям... Этот фактор Мордин называет последним. Почему ему нравится на «Нормандии»? Случай — интереснее прежнего! Ресурсы — как на пике его карьеры, приятное разнообразие после Омеги. Помощь в борьбе против Жнецов? Тоже неплохо. Ну и люди, конечно, наиприятнейшие. То, что Лиз и Мордин не сходятся в идейных вопросах, не мешает им по-дружески чаевничать в лаборатории.

На самом деле Мордин пытается восстановить нарушенное им вселенское равновесие не меньше, чем Тейн. Просто один делает это мрачно и стильно, а другой — певец, актер, ученый и просто большой шутник (пословица «И жнец, и швец, и на дуде игрец» в ME приобретает зловещий оттенок) — с улыбочкой. Вот такой:

Что насчет ветерана-наемника? Он еще не знает, что подписал себе смертный приговор. «Заид похож на тебя, только принимает чеки», — пошутит Джокер, покривив душой. Так ли это? Границу проведет произошедшее на Зоре.

Ох, будь Элизабет чуть моложе, чуть безрассуднее... Почти все ее любовники были похожи на Заида: «суровые, словно судьба», как выразился бы один мой знакомый писатель. С ними не нужно нежничать, говорить по душам, засыпать в обнимку. Даже просто разговаривать — и то не обязательно. Перестрелка на миссии плечом к плечу, спарринг, койка. Всё.

Вот такая грустная история. Заид мог бы получить много хорошего секса, а получит не самую приятную смерть. Хо-хо. Есть еще шанс, что он не дотянет до конца суицидки или что у Шепард дрогнет рука, но я бы на это не рассчитывала. Не зли женщину, Массани!

С сегодняшнего дня я, пожалуй, завязываю с ME до тех пор, пока не сдам госэкзамен (не считая демки). Вынужденное воздержание не помешает мне писать посты, и не надейтесь; но я хотя бы сбавлю темпы... И, что самое важное, наконец возьмусь за ум и пойду решать задачки про бумагу для форзацев.

@темы: Mass Effect

---

The Incredible Hulk

Вот существуют якобы неженские развлечения: видеоигры, научно-фантастические книги, комиксы, кино про супергероев... А женские, в таком случае, каковы? Потому что если смотреть по моим хобби — я мужик. В данный момент мужик пытается набрать пост, не смазав второй слой лака о клавиатуру.

Между прочим, «Мстителей» снимает и пишет Джосс Уидон, создатель «Светлячка», и это ли не повод для радости?

Но мы остановились на «Халке».

Меня невообразимо трогают истории, где главного героя движет по сюжету тоска по любимой женщине. История Айзека Кларка, снова и снова прослушивающего запись Николь с гибнущей «Ишимуры», и Адама Дженсена, ищущего следы Меган Рид, и Геральта, возвращающегося во втором «Ведьмаке» к воспоминаниям о Йеннифер... Или вот — Брюса Бэннера, Халка, постоянно смотрящего на газетную вырезку с доктором Элизабет Росс. Это только мужчины так могут, по-моему. Я затрудняюсь объяснить, в чем разница: вроде бы любовь дает силу обоим, и печалятся в разлуке тоже оба. Но это мужское стремление оказаться рядом, пройти какое угодно количество дорог... Колоссальная работа души.

Конечно, мужчины бывают как кремень, сама свидетель... А бывают — как Халк. Халк огромен, зелен и прекрасен.

Как ни странно, «Халк» 2008 года — кино о любви. Может, в нем и присутствует громадный зеленый монстр, а если не кривить душой, даже два таких монстра, хороший и плохой... Но это фон. А в центре оказываются Брюс Бэннер и его возлюбленная Бетти Росс. Беглец и беглянка. Чудовище, способное пополам переломить машину, и хрупкая девушка. Чаще всего Бетти (сыгранная Лив Тайлер, которая для меня навсегда останется светлым эльфом Арвен) смотрит на Халка огромными глазами и твердит, что всё либо было, либо есть, любо будет «о’кей». Это страшная халява со стороны сценаристов. Признаться, им не очень удалась драма. Режиссеру не очень удалась динамика. Тем не менее, история в итоге вышла невероятно трогательная — о том, как могут нуждаться друг в друге мужчина и женщина. О том, как иногда важно говорить «о’кей» другому человеку. По-моему, подобные вещи как раз красивее всего смотрятся в глупых фильмах, а не в классике кино и шедеврах артхауса.

Кто еще остался из супергероев-мстителей? Тор, но фильм про него я уже смотрела. Причем садилась с твердой уверенностью: раз такое имечко в названии, то впереди два часа суровой скандинавщины. А оказалось — старая, как мир, история о том, что было у царя два сына: один умный, а другой... другой, собственно, Тор. Фильм, однако ж, милый и хороший — про то, как не такой уж суровый и, строго говоря, не вполне скандинавский бог попадает в наше время. А как известно — нет удачнее эпохи для нахождения любви и приобретения мудрости, чем начало XXI века, и нет лучше места, чем Земля.

@темы: кино

---

ME2-марафон # 2 | The Illusive Man

Недавно, начитавшись спойлеров (опять краем глаза, но много ли надо девичьему сердцу и мятущемуся уму), я подумала, что в каком-то смысле мне жалко Призрака. Не того импозантного дядьку, который, лениво стряхивая пепел с сигареты, предстает перед нами в виде голограммы. Не бессменного главу весьма сомнительной организации «Цербер». Жалко парня по имени Джек Харпер — сомневающегося, мечущегося, ошибающегося. Потому что вот идет война Первого контакта, ты бегаешь туда-сюда, пытаешься из последних спасти хорошую девочку Еву, и перед тобой столько дорог... А вот проходят годы, ты сидишь в своем кресле при свете умирающей звезды, раздаешь указания,

спойлер!

мастеришь себе из Евы киберподружку и принимаешь решения за все человечество с полной уверенностью в том, что прав и имеешь право. Да, бывают моменты, когда сомневаться нельзя, и решения, о которых не стоит жалеть, потому что сожаление тебя уничтожит. Но как далеко надо шагнуть за эту черту, чтобы всё человеческое осталось позади? Думаю, все двадцать с лишним лет, минувших с окончания войны, внутри Призрака что-то медленно умирало. В конце концов не осталось даже имени. Джека Харпера давно нет на свете.

(Don’t turn your back on me, Shepard! I made you. I brought you back from the dead.)

Меня до сих пор удивляют любовные флюиды в адрес «Цербера» и его сотрудников. Я сама неравнодушна к отрицательным героям — есть же в моем сердце уголок для Бишопа, в конце концов, или для Теона, хотя эти двое — те еще мудаки и редкостные придурки. По крайней мере, они это сознают и готовы, в той или иной степени, покаяться. Призрак с Ленгом другого поля ягоды. Их патриотизм самый правильный, их решения — самые верные. Молчать, гусары, самые верные — это мои! :P И это — если отвлечься от того, насколько неуспешной организацией «Цербер» показан в игре... Лузеры!

Еще у меня ощущение, что Призрак Шепард троллит. Или это он флиртует?.. Или троллит, флиртуя? Не разберу, но в его письмах есть что-то подозрительное. «Шепард, мы подобрали Вам новую броню, так уж вышло, что я ВНЕЗАПНО знаю Ваш размер» , «Надеюсь, цвет Вам понравится» и пр.

Как Шепард относится к Призраку — это понятно. Хуже, чем я (я-то вижу, что он, несмотря на некоторые заскоки, в третьей части более очевидные, относительно вменяемый дядька; я даже готова сменить гнев на милость, если мне покажут, что человеческого в нем теплится больше, чем кажется на первый взгляд). Но интересно — как Призрак относится к Шепард? Идеологически они по разные стороны баррикад. К тому же Призрак... ну, не умнее, но мудрее точно, и ему должно быть смешно это «too idealistic from the start». С другой стороны, Шепард привлекательная женщина в расцвете лет, bloody icon, самый крутой человек во вселенной и попросту невероятно ценный ресурс.

Ну, как гласит моя любимая пародия...

Призрак. Добро пожаловать, Шепард. В предыдущей части игры вы приложили все усилия к тому, чтобы разрушить мои коварные планы и убить дюжины моих соратников. Я решил воскресить вас, чтобы вы снова могли действовать мне на нервы.
Шепард. Да пошел ты!
Призрак. 4 миллиарда кредитов потрачены не зря.

То-то и оно. В дополнительном квесте, где нужно решить, кому переслать секретные данные «Цербера», Лиз колеблется — не оставить ли себе? Раздумывает — стоит ли сейчас портить отношения с новоприобретенным «шефом»? Но выбирает Альянс. Всегда. Пусть даже Альянс и «Цербер» — две стороны одной медали...

В моем хэдканоне, кстати, имел место маленький курьез, когда Призраку было до зарезу нужно обсудить с Шепард происходящее (этак, скажем, после корабля коллекционеров), а она, злющая-презлющая, решила, что хрыч не переломится, если подождет часик-другой. Призрак в нетерпении переводит сигнал в ее каюту — ведь есть же там экран, — и застает героиню всея Галактики выходящей из душа в одном только полотенце, с влажными волосами. So embarrassing! И вот смотрят они друг на друга: ТИМ с неизменным стаканом виски (не спится, не спится, не спиться бы мне...) и полуголая Элизабет Шепард.

Призрак, что любопытно, не ксенофоб. Сукин сын себе на уме, неразборчивый в средствах, — это да, хотя я верю в его искреннее желание сделать благо во имя человечества. Но пока он спит с азари, а не пялится на Шепард в полотенце при каждой удобной возможности, уровень ксенофобии у него в пределах нормы.

Слышали, в одном из последних видео он желает Шепард good luck? Обстоятельств не знаю (и не буду знать еще месяц; ей-богу, весна никогда не была столь долгожданным временем года!), но пронимает. А уж после того, как посмотришь в новом ролике на Мартина Шина, и вовсе хочется «обнять и плакать»...

@темы: Mass Effect

---

ME2-марафон # 1 | Awakening

Немного ворчания.

Я начала вторую часть и поняла, что чем дальше, тем меньшее я ее люблю. Стрельба по-прежнему расслабляет, поэтому играю я не без удовольствия, но мне не хочется останавливаться, делать скрины флайкамом и тем более писать посты. Смущает даже не то, что у игры нет сюжета, просто мне тесно в ее границах. Почему научная фантастика должна была превратиться в боевик? Наверное, когда я наконец соберу по сусекам некое подобие команды и перейду к миссиям на лояльность, дело пойдет веселее, все-таки личностный аспект, сопартийцы, все дела... А пока вот так вот. Игра клевая, во многих аспектах сделана лучше предыдущей, но эмоционально она меня не трогает, и если я начну перечислять причины своей нелюбви, мне не хватит пальцев на моих аномально пятипалых руках. Ни уму, ни глазам, ни сердцу. Зато стресс, правда, уходит темпами, которых ни от пиона уклоняющегося, ни от пустырника не добиться. Бдыщ! Бам! Шмяк!

Шепард выглядела в первой части все-таки лучше. Нормальное интеллигентное лицо, уж я-то знаю! А тут странные тени, жесткое освещение — и мне часто жутковато на нее смотреть. Если и в третью часть эта рожица перенесется столь же дивным образом, я плюну на то, сколько времени потратила, пытаясь добиться желаемого результата в редакторе, и просто переделаю с нуля. Нам с этой женщиной еще Галактику спасать часов пятьдесят кряду! А Миранда ей зачем-то в ходе проекта «Лазарь» прическу сменила да скулы прооперировала. Никуда не годится. Плохая девочка, больше так не делай. Выйдет демка — я покажу, как надо.

Еще можно было бы проехаться по русским субтитрам, потому что эту мешанину из слов вообще нельзя читать (жуть, ужас, хоррор!), но я не буду, ладно уж. Пустое ворчание. Перейду-ка лучше к насущным вопросам, пока не расстроилась окончательно.

А панорамы склеиваться не хотят.


...За два года мир не изменился до неузнаваемости — напротив, он вернулся в то самое состояние, в котором был до Идена Прайм, будто бы не происходило никогда ни погони за Сареном, ни битвы за Цитадель. Только человечество теперь имеет своего представителя в Совете, да толку? Судя по тому, что Андерсон вынужден об этом напоминать, это немногим лучшем, чем символические мандаты в Думе для партий, едва прошедших барьер (извините за аналогии на злобу дня). Как в первые дни после выборов у нас все стояли на ушах, предвкушая смену правопорядка, наказание виновных и неизбежное наступление светлого будущего, так и после победы над Властелином легко было поверить в то, что уж теперь-то всё будет иначе. Но главное свойство светлого будущего — просто не наступать.

Правду узнаешь из новостей. Радио бормочет о стипендии имени Шепард, благодаря которой беспризорники на Земле получают шанс пойти в армию или получить образование, и это звучит так трогательно и фальшиво, что Лиз нехорошо до тошноты — незадолго до этого Джейкоб расскажет ей, как ее образ несколько месяцев использовали для рекламной кампании Альянса. Сержанта Уильямс наградили посмертно? Ордена не вернут ее из мертвых. Колония на Феросе набирает новых поселенцев? Good for them, но знает ли кто-нибудь о том, что сделала ExoGeni, или материалы навсегда были похоронены, стерты из архивов?.. Выходит новый фильм про Бласто? Вот ради такого, пожалуй, стоило воскреснуть. Между людьми и инопланетянами отношения потеплели настолько, что турианцы подумывают о выплате репараций пострадавшим на Шаньси?

А ради такого, возможно, стоило умереть.

(She's a hero, a bloody icon.)

Я всё пытаюсь представить, как Шепард чувствует себя на базе проекта «Лазарь». Только-только она приказала Кайдену убираться с корабля, шагнула на мостик гибнущей «Нормандии», вытащила из рубки Джокера, потом взрыв, открытый космос, круговерть звезд гаснет перед глазами — и вот она просыпается в не слишком дружелюбно выглядящем медицинском учреждении, полном запрограммированных на убийство роботов. А уж когда оказывается, что построена база не кем-нибудь, а «Цербером»!.. Я очень осторожно выбираю реплики в начале игры, но суть их сводится к «Чтоб вы сдохли, террористы поганые». Потом Лиз возьмет себя в руки и перестанет хамить всем, кто имеет отношение к этой в высшей степени приятной организации: в конце концов, у Призрака не меньше поводов меня ненавидеть, подумает она, я столько баз его разрушила, на стольких проектах поставила крест, и раз уж он может быть выше этого, я тоже могу... И все равно каждый, кто посмеет обвинить ее в работе на «Цербер», попадает в черный список. Это больное место.

Заполучив в команду сперва Заида (роковая ошибка старого наемника), затем Мордина и потом Гарруса, она получает письмо от встревоженного слухами Андерсона — а паутину слухов умело плетет за ее спиной Призрак — и возвращается на Цитадель. Лишь затем, правда, чтобы невоспитанно послать Совет ко всем чертям. Вот казалось бы, у Шепард ума палата — я серьезно так считаю, она очень умная женщина, — но где ее благоразумие? Статус Спектра развязал бы ей руки, расширил бы предел возможностей, очистил совесть. То, что советница-азари, дай ей бог здоровья, вообще предлагает вернуть Шепард звание сразу после слов «It’s treason, capital offence» (а capital offence — это преступление, караемое, на минуточку, смертью), просто ветвь мира с ее стороны. Но нет, нам ведь не нужно подачек со стороны глупцов и недоумков, по недоразумению оказавшихся у руля лодки, которую еще недавно Лиз пыталась не раскачивать сверх меры.

Чтоб вы затонули со своей дурацкой лодкой, решает она. Справлюсь сама.

Честно говоря, я после перепрохождения первой части стала лучшего мнения о благоразумии своей подопечной и едва не ткнула в одну из верхних строчек на колесе. Но подумала о том, как Шепард злится, о воздушных кавычках и легендарном «Ах да, Жнецы» («Ах да, Шепард!»), а еще о том, что сладкая парочка из двух Спектров — это уж слишком, и оставила решение как есть... Ума палата не мешает людям становиться в позу, в конце концов.

Вторая часть — это маленький шажок к победе. Такой маленький, что и не заметишь: обернешься назад и поймешь, что мир остался прежним. По крайней мере, на первый взгляд. Но это еще и своеобразная буферная зона, где Шепард собирает воедино осколки своей жизни, разлетевшейся вместе со старой «Нормандией». Осколки веры, осколки преданности, осколки дружбы.

Может, выйдет даже лучше, чем было.

@темы: Mass Effect

---

Марафон # 13 | Долгая ночь

Держите меня семеро, я что, за сутки закончила два фика? Похоже, что так... Учитывая, как долго, почти весь семестр, я ничего не писала, ощущения — как от прорвавшейся плотины. Один, посерьезнее, отдала бетить (по DAO), а другой должен завершить мой ME1-марафон длиной в полтора месяца. Если не выкрою время склеить панорамы, так оно и будет (хотя вряд ли, признаем).

Не знаю, стоит ли смело называть эти фрагменты фиком, потому что над фиками я обычно долго и горько плачу, как мышь над кактусом, и если б фики могли плакать, как люди, они бы тоже рыдали от того, что я с ними делаю. На сей раз минимум тропов, сказала я. Минимум лишних слов. Дай себе, наконец, право на опечатку. Не перечитывай десять раз. Отправь пост, я сказала! Не перечитывай, чертова грамма-наци!

Интересно, видит ли кто-нибудь, кроме меня, связующую отрывки смысловую нить?

Итак, Шепард|Лиара, Шепард/Кайден, Лиара/Ария (ну вы поняли).

***

В первую ночь на корабле Лиаре долго не удавалось заснуть.

На Теруме, где она провела в отшельничестве последние годы, единственным звуком было негромкое эхо ее шагов, плутавшее по лабиринтам протеанских руин. Присутствие исследовательницы нарушало застоявшуюся тишину этих мест, но с наступлением сумерек, когда снаружи переставал проникать свет, та брала верх: царившая здесь со времени гибели обитателей планеты, тишина не собиралась уступать владения живому существу, решившемуся тревожить память мертвых. Сперва приняв это безмолвие, затем полюбив его, Лиара теперь не могла привыкнуть к едва слышному ворчанию двигателей «Нормандии», к отголоскам чужих разговоров и гудению интеркомов. Благодаря богиню за, что все капсулы на корабле заняты и ей не придется спать в этом жутковатом подобии гроба, она ворочалась с боку на бок на узкой койке в комнате за медотсеком. Даже когда закончилась смена доктора Чаквас и шорохи за дверью смолкли, тяжесть событий минувшего дня по-прежнему мешала Лиаре уснуть.

Встав с постели, она провела рукой по стене и попыталась представить, что там, за пластом обшивки, простирается космос — миллиарды галактик и триллионы звезд, разделенных пустотой. В ходе экспедиций Лиара не раз путешествовала от одного ретранслятора к другому, но никогда еще пространство за бортом не казалось одновременно столь мертвым и столь чужим, как никогда еще не было неизвестно будущее и незнаком — пункт назначения. Как одинок во Вселенной корабль, которому негде бросить якорь!

(The long night has come.)

Лиара одернула майку, перепавшую с чужого плеча, на цыпочках миновала лазарет и ступила на общую часть палубы. Убедившись, что ярус опустел, она расположилась за столом и через датапад вошла в экстранет, где первым делом, превозмогая граничащую со стыдом неловкость, нашла публичную базу Альянса. В строчке поискового запроса возникло имя, которое весь вечер вертелось в мыслях. Через мгновение на экране замелькали ряды светящихся строк, чередуясь с тусклыми фотографиями.

— Не спите, — знакомый голос прервал ее чтение. — Тяжелый день, верно?

Шепард обогнула стол и остановилась у Лиары за плечом через секунду после того, как та успела выключить экран.

— Это военный корабль, доктор Т’Сони. Распорядок дня экипажа связан со сменами. И если вы намерены здесь оставаться — никаких праздных шатаний по палубе в неурочное время. Впредь я не собираюсь об этом напоминать.

— Простите, Шепард. Я не думала, что помешаю кому-то. Мне не спалось, и я решила...

— «Простите, мэм», — поправила она. — Как вы, держитесь?

— Держусь, мэм.

— Вот и славно.

— Мне жаль, если мое присутствие доставило вам неудобства. Я слышала разговоры экипажа...

Мысль о том, что другие считают, будто она может работать заодно с Сареном, ввинчивалась раскаленным шурупом в голову. На Лиару смотрели искоса, и судя по тому, какие слухи ходили по кораблю, разговор Шепард с Советом вряд ли прошел гладко.

— Не доставило, — прервала Шепард с улыбкой. — Интересно было проверить границы своих возможностей. И поверьте, доктор, они достаточно широки, чтобы я могла завести на «Нормандии» хоть ручного пыжака.

— Коммандер, а это правда, что на Торфане?..

— Если я начну рассказывать про Торфан, вы вовсе не уснете. А я хочу видеть вас выспавшейся. Восемь утра, грузовой отсек. Опоздаете — получите наряд вне очереди.

— Но зачем, капитан?

— Не «зачем», а «есть, мэм».

Шепард проводила ее взглядом до двери медицинского отсека. Замерев в дверном проеме, Лиара обернулась:

— Но когда-нибудь вы расскажете, мэм?

— Расскажу. Когда будете готовы учиться.

Еще днем молодая кварианка по имени Тали согласилась скинуть на инструментрон Лиары запись разговора Бенезии и Сарена, проливавшую свет на события последних дней. Азари взбила подушку и улеглась на койку, глядя в потолок. Голос матери, повторявшийся в наушнике снова и снова, наконец превратился в знакомый с детства напев, а темнота обернулась каруселью звезд. Лиаре показалось, что теплые мамины пальцы накрыли руку, лежащую поверх одеяла, и тогда она уснула под звуки самой странной колыбельной, которую ей доводилось слышать.

***

— Десятая «Гарпия». — Шепард поставила на оружейный стол опустевшую чашку и вложила Лиаре в руку видавший виды пистолет, изборожденный глубокими царапинами. — Снятая с производства линия Альянса. Быстро греется, но точность меня никогда не подводила. Держите, на первое время сойдет.

— Вы отдаете мне свое оружие?

— У меня теперь спектровские регалии, — пожала плечами Шепард. — Правша, Т’Сони? Палец на спусковой крючок, ноги на ширину плеч, корпус развернуть правым боком к мишени. Начали!

Лиара на несколько секунд замешкалась, пытаясь понять, что от нее требуется, и Шепард без единого вздоха недовольства поставила ее в правильную стойку так быстро, что азари даже не успела зафиксировать ее движения. Рука коммандера легла на руку Лиары, вытянутую к стене, другая отвела назад плечо. Спусковой крючок мягко поддался, запястье тряхнула отдача, и звук выстрела рассек воздух. В центре красного круга образовалась вмятина.

— Теперь сами, Лиара.

Они провели в грузовом отсеке несколько часов, со стрельбы по мишеням перейдя в конце концов на биотический спарринг, и Лиара, раз за разом оказывавшаяся на лопатках, поняла, что ей достался строгий, но терпеливый учитель.

***

Кайдену невольно хотелось сравнить Шепард с морем. Как ласковые волны вдруг преображает налетевший шторм, так и ее внезапно преображала ярость. Иные сказали бы, что подобное не пристало солдату. Первые страницы ее личного дела пестрели выговорами за нарушение субординации. Вспышки гнева, не по-военному острые, сметающие все на своем пути, сменялись умиротворяющим спокойствием без всякой на то причины. Не реже бывало и наоборот. Но хотя Кайден не знал, как коммандер отреагирует на то или иное действие или даже случайно брошенную фразу, он всегда был уверен в том, что может не боясь протянуть к этому морю руку.

Когда они столкнулись у его пульта вскоре после возвращения с заброшенного судна в системе Мин, Шепард была уже на взводе. Он научился определять ее настроение по характерной складке на лбу, по движениям, вмиг терявшим плавность, по тому, как в голосе прорезался металл.

— Аленко, — нетерпеливо окликнула его коммандер, — не видели Т’Сони? Она пропустила тренировку.

— Пару часов назад Лиара вернулась к себе, и я не видел, чтобы она выходила, мэм.

— Так. — Шепард нахмурилась и сложила руки на груди. — Значит, мой собственный врач мне врет. Отлично.

Кайден прикусил язык, осознав, что по неосторожности подвел и доктора Чаквас, и Лиару. После того, как пуля из старенькой «Гарпии» пробила щит и разлетелась в грудной клетке Джулии, превращая в одно целое мясо и кости несчастной, было несложно понять, почему доктор Т’Сони забыла про тренировку. Должно быть, она так хотела остаться наедине с собой, что перестала замечать течение времени. В последний момент Кайден успел ухватить Шепард за запястье. Она обожгла его взглядом, но даже поднимавшаяся в ее глазах буря — так темнеет перед грозой небо — не заставила лейтенанта разжать пальцы.

— Коммандер... Или поговорите с ней, или позвольте мне, если не можете.

— Мне хватает проблем, лейтенант. Я не собираюсь взваливать на себя еще и те, с которыми почему-то не в состоянии справиться члены своей команды.

— Я знаю, как Лиара сейчас себя чувствует. Шепард, она впервые убила человека. И если вы не дадите ей немного времени, это ее сломает.

— Не проецируйте на других свои проблемы с Вирнусом, — фыркнула Шепард, высвобождая руку. И потом продолжила неожиданно мягко: — Вы стали солдатом... вы стали мужчиной в тот момент, когда прикончили этого ублюдка. Никто не обещал, что меняться — это легко. Если не меняешься вовремя — вот что ломает по-настоящему.

— А для вас... это было легко?

— Хотите знать?

Она прошла вдоль стола, проведя кончиками пальцев по полированной поверхности, и села на стул задом наперед. Острый подбородок коснулся сложенных на спинке рук. Шепард, помедлив, подняла на Кайдена глаза, и даже если бы она вдруг принялась стягивать одежду, это выбило бы его из колеи меньше, чем та пугающая беззащитность, которую обнажал этот простой жест. Ее взгляд был сильнее удара под дых.

— Мне было семнадцать. Кто-то из наших раздобыл красный песок... Вы когда-нибудь пробовали красный песок, Кайден? — спросила Шепард с невеселой усмешкой. — Это наркотик, который на короткое время дает биотические способности тем, кто не обладает ими с рождения. А я обладала, хотя не знала об этом, и когда один парень потянул свои лапы куда не надо... Хватило одного движения руки. Стива отбросило на несколько метров. Я на шатающихся ногах подошла ближе и увидела покрытый кровью штырь, торчащий сквозь одежду. Его голову размозжило о камни. Вы представить себе не можете, что это такое — когда опьянение слетает вмиг... Неделей позже я стояла у дверей вербовочного пункта Альянс.

— Вы могли бы достичь больших высот в банде. Почему Альянс?

— Шутите? Да меня бы через несколько месяцев посадили на красный песок! Среди «Красных» никогда не было биотика, и они, поверьте, пошли бы на всё, появись у них возможность его заполучить. Я не стала дожидаться.

— Если бы вы рассказали это Лиаре, я уверен...

— О нет, лейтенант. Я исчерпала свой лимит на ближайшую пару месяцев. Лучше вы расскажите нашему доктору душещипательную историю. У вас хорошо получается, поверьте. Передайте, что завтра я жду ее в то же время. Пропустит — пусть пеняет на себя.

***

— Лучшее, что было в вашей матери — ее решительность, ее ум и сила, — всё это живет в вас, Лиара. Она гордилась вами до самого конца.

— Спасибо, что позволили поговорить с ней, коммандер. Мне было важно услышать эти слова. Мы много лет не ладили, и я рада, что хотя бы перед смертью...

— Ш-ш. Не плачьте.

— Вам не придется утирать мне слезы, Шепард. Но я была бы благодарна, если бы вы остались ненадолго. Не обязательно разговаривать, просто... Мне не становится не по себе, когда я думаю, что буду лежать здесь, в темноте, совсем одна.

— Я помню, как с серьезным ранением лежала в госпитале. Адмирал Хакетт каким-то чудом выбил отдельную палату. Я никогда об этом не говорила, но вряд ли он мог придумать что-то хуже. Время текло так медленно. Я отключилась только после того, как он просидел у моей кровати больше часа... Когда перед глазами столько крови, бессонница мало чем отличается от бреда.

— Это было после Торфана?

— Да...

***

Дипломатическая миссия, результатом которой стало благополучное разрешение конфликта между местным царьком, называвшим себя лордом Дарием, и Альянсом, закончилась около часа назад, и «Нормандия» еще висела на орбите Нонуэля. Кайден изо всех сил старался сосредоточиться на показаниях пульта, но он стоял слишком близко к двери и не мог не слышать обрывков разговора Шепард и Хакетта. Из них он уяснил достаточно, чтобы понять, почему коммандер вылетела из рубки, горя пунцовым румянцем. Когда она сквозь зубы бросила Кайдену не то просьбу, не то приказ присоединиться к ней в спарринге, он понял, что Шепард близка к окончательной потере контроля. И кто мог бы обвинить ее в недостатке сдержанности? После одиннадцати лет в Альянсе она имела право рассчитывать хотя бы на то, чтобы Хакетт, меркам которого она всегда пыталась соответствовать, не делал ее пешкой в чужой игре.

— Вы так сильно злитесь? — спросил Кайден, едва выстояв перед мощью накатившей биотической волны и блокировав мгновенно последовавший удар в корпус.

— Да господи, заткнитесь и перестаньте мне уступать!

Сковывая биотикой подвижность, заламывая за спину руку и, наконец, прижимая Шепард к спортивному мату весом своего тела, Кайден вспомнил, как обжег его заданный невзначай вопрос Рекса: «Кто, по-твоему, победил бы в поединке между тобой и нею?» Не так уж много нашлось бы людей, способных сравниться с коммандером в искусстве боя, но на сей раз она совершала ошибку за ошибкой, и взять верх оказалось так просто, что Кайден едва отдавал себе отчет в том, как они очутились на земле. Влажная от пота прядь волос упала Элизабет на лицо. Он чувствовал, как вздымается от тяжелого дыхания ее грудь, и в оглушительной тишине вдруг расслышал биение сердца.

***

Минуты тянулись как дни, годы, столетия. Даже короткие мгновения темноты, когда Лиара смежала веки, казались почти вечностью. Она очнулась только тогда, когда поняла, что больше не одна за своим столиком. Рядом возникла, словно из ниоткуда, Ария, в движениях которой было столько силы и грации, что любому становилось ясно: это королева покинула дворец, снизойдя до своих подданных.

— Разве за победу пьют в одиночестве?

Вокруг плясали розовые, алые, лиловые огни «Загробной жизни». Раскаты смеха сливались с глухим рокотом музыки. Неподалеку извивалась у шеста танцовщица.

— Мне не за что поднимать бокал, — ответила Лиара, не понимая глаз.

— Подними за то, что вернулась живой, — предложила Ария, проводя пальцем по искрящейся сахаром кромке стакана. — Это уже неплохо. Я не рассчитывала увидеть тебя снова. Признаться, мне казалось, что вы с этим дреллом подписали себе смертный приговор... Кто мог подумать, что ваша затея удастся? У тебя был хороший учитель, крошка. Если это она научила тебя всему, что ты знаешь, — считай, сейчас ты отдала долги. За такие уроки стоит заплатить не одной жизнью.

— Но Ферон... Я не имела права...

Ария коснулась пальцем ее губ, заставляя замолчать. Крупинки сахара растаяли от тепла, как первый снег.

— А этот урок преподам тебе я.

***

Кто-нибудь хочет знать, под какую песню я писала?

Спойлер!

Вот под эту:

Версий ее великое множество, но мне помогали все понемногу.

Лиз иногда может быть такой... странно-нежной, правда?

@темы: фики, Mass Effect

---

Captain America: The First Avenger

Или, скажем, другая драма: тщедушный юнец, чудом не сыгравший в ящик из-за многочисленных болезней, разъезжает по городам и селам в надежде, что хоть где-нибудь медкомиссия сжалится и примет его в армию. Парнишка не хочет ратных подвигов, нет, и не желает лютой смерти фашистам. Он грезит о том, что будет защищать лучшую в миру страну — Америку! Вот бы где случиться роману воспитания, истории о постепенном превращении мальчика в мужа — но тут беднягу хватают под белы рученьки и уводят на процедуру, где чудодейственная сыворотка наращивает несчастному задохлику, в будущем герою Второй мировой, мышечную массу, в комплекте с которой идут горящий взор, невероятная сексуальность и повышенная прыгучесть.

Нашего героя зовут Стив Роджерс, а вы, возможно, знаете его как капитана Америку.

Честно говоря, от словосочетания «капитан Америка» мне хочется смеяться вот уже несколько дней кряду. А уж когда выяснилось, что в фильме он вынужден сражаться против злобного фашиста-сверхчеловека, дальнего родственника Дарта Мола и Волдеморта одновременно, причем не просто сражаться, как все нормальные люди в те годы, — а в костюме, патриотично сшитом из американского флага... Кхе-кхе.

Последний подвиг капитана Америки забросит его на семьдесят лет в будущее, где вчерашний юнец встанет во главе отряда т. н. «мстителей» и невежливо осведомится у Тони Старка: «Кто ты без своего крутого костюма, парень?» «Ну как бы это... гений, миллиардер, плейбой и филантроп», — честно ответит Тони. И, возможно, из деликатности не будет спрашивать, что из себя представляет Стив Роджерс без своей «крутой сыворотки».

Как писал один скверный поэт у нас в журнале: «Такую землю вместо масла намазать можно — был бы хлеб!»

А Стив Роджерс — Патриот с большой буквы.

Кино, при всем этом, сделано неплохо. Одно слово — блокбастер. А я пошла «Халка» смотреть.

@темы: кино

---

Iron Man

Вот садишься, скажем, смотреть кино. На экране — настоящая военная драма: беспечный прожигатель жизни, по совместительству глава крупнейшей корпорации по производству оружия, попадает в плен к боевикам, где наконец оценивает последствия своих трудов — разрушения, агонию и смерть — со стороны... Осознав истинную цену пущенных на ветер денег, он выбирается из заточения и решает изменить мир к лучшему. Некоторым этого сюжета хватит, чтобы снять концептуальный скучный-прескучный фильм часа этак на три. Но здесь дело не ограничивается персональной драмой, перед зрителем разворачивается настоящее «Преступление и наказание» в современной трактовке. И всё бы ничего — драма, трагедия, психологизм, как не проникнуться светлым чувством, — но тут беспечный прожигатель жизни в результате переоценки ценностей собирает из подручных материалов летающий-сверкающий бронекостюм и мчится сквозь стратосферу спасать друзей, наказывать врагов и причинять справедливость.

Нашего героя зовут Тони Старк, а вы, может быть, знаете его как Железного человека.

Роль комиксов в культуре современной Америки переоценить, наверное, невозможно. Это как «Звездный путь», Статуя Свободы или свеженький гамбургер. На мой взгляд, творения Marvel Comics — в большей степени занятный образец мифологического сознания в XX—XXI веках, нежели годное развлечение, но «Железный человек» меня пронял. Еще и потому, что Тони Старк чуть ли не единственный из супергероев, который всего добился сам. Его не кусали пауки-мутанты, на нем не пробовали чудодейственные сыворотки, ему не перепало лассо правды или еще какое-нибудь кольцо всевластья. Тони Старк сел и сделал, потому что Тони Старк, прожигатель жизни, баловень судьбы и любимец женщин, в первую очередь гениальный инженер.

Началось всё с того, что я перед вторым просмотром «Игры теней» увидела в кинотеатре трейлер «Мстителей» и поперхнулась: ладно бы Халк и Капитан Америка, но Тор-то с Локи как затесались в эту дружную компанию? Оказывается, им этого не стоило большого труда, потому что Marvel некогда легким движением руки превратил вселенную в мультикроссоверную. Выходит, скандинавский бог и какой-нибудь Человек-Муравей (откуда эта насекомофилия?) — добрые соседи. А неподалеку от них в своем шикарном особняке с видом на море проживает мистер Старк, он же Железный человек.

Мистера Старка играет Роберт Дауни-младший, а его подругу, очаровательную рыженькую мисс Вирджинию «Пеппер» Поттс, — Гвинет Пэлтроу. К обоим мы с Антоном в последнее время прониклись нежнейшими чувствами, поэтому, насытившись «Шерлоком Холмсом» (если это вообще возможно), почти параллельно посмотрели обе части «Железного человека». Кажется, теперь я знаю, как зовут моего любимого супергероя. А когда вмешивается разум и говорит: ты с ума сошла, дядьке сорок лет, а он летает по городу в костюме из красной жести и карает преступников, да вы оба не в своем уме, что ли, — я просто включаю пресловутое мифологическое сознание, и разуму чудесным образом становится все равно. Если включить еще и воображение, представить себя на месте Пэлтроу в той сцене, где Тони и Пеппер танцуют... Всё, уносите.

Это бред настолько очаровательный, что даже бредом перестает казаться. В конце концов, почему-то же супергерои не вымирают вот уже лет семьдесят.

@темы: кино

---

Keeper

Наверное, каждый понимает под словами «дух Рождества» что-то свое. У меня представления, быть может, немного странные, да и к празднику я не успела, но все-таки — Merry Christmas and a Happy New Year, дорогие! Ну и это... Don't Fear The Reaper, конечно.

И если в мультиплеере будут женщины-саларианки — до встречи.

Название: Хранитель
Рейтинг: G
Персонажи и пейринги: НЖП, Шорбан и еще кое-кто
Жанр: джен
Аннотация: «Меня окружают одни идиоты и заглоты. Пора менять работу», — сказал однажды посол Лондо Моллари. У всех бывают дни, когда хочется с ним согласиться.

Моим верным собеседницам  Shep. и  Dark Star

Панель у двери мигнула пунцовыми огоньками и жалобно заверещала. Нерис снова сунула карточку в узкую щель замка и некоторое время с нарастающим раздражением выслушивала пронзительный писк, переминаясь с ноги на ноги. На сей раз она не забыла, как в прошлом месяце, заплатить за квартиру, это Нерис помнила точно: вот уже неделю она пыталась дотянуть до зарплаты, голодными глазами глядя на ломящиеся от товаров полки и отворачиваясь от богато украшенных витрин. Ей жутко хотелось банку тупари или, на худой конец, глоточек кофе. Все сотрудники посольства, от секретарей до сонма менеджеров, или демонстративно наслаждались этим модным в последнее время человеческим напитком, или, по крайней мере, делали вид, что наслаждаются, прихлебывая неприятную на вид жидкость из сверкающих чистотой кружек. Так себе бурда, вынуждена была признаться Нерис, но ее бесило, что у протирателей штанов, за которыми она целыми днями намывала чашки, есть деньги на эту доставленную с Земли роскошь, а у нее осталась ровно сотня кредитов на то, чтобы оплатить экстранет и не помереть с голодухи.

Именно в таком порядке.

(Читать дальше...)

Слетев по лестнице в холл, она выплеснула свои бесчисленные придирки на консьержа-элкора: всё, что приходило на ум, мгновенно срывалось с языка, и бедняга лишь непонимающе качал головой, не поспевая за темпом ее по-салариански быстрой речи. В конце концов он сопроводил ответ таким количеством извиняющихся ремарок, что Нерис сделалось стыдно. Не его вина в том, что дверь заклинило. По меркам Цитадели она платила за жилье крохи, и счастьем было уже то, что углы квартирки не зарастали плесенью от сырости.

Консьерж отпер дверь и обещал прислать рабочих, чтобы починили замок. Нерис потопталась на пороге, скидывая обувь, и плюхнулась на кровать. Голографический экран развернулся над головой мерцающей оранжевой сеткой — это компьютер, зная привычки владелицы, начал подключаться к экстранету.

«У вас 0 непрочитанных сообщений», — деловито сообщила программа.

«Ну конечно», — фыркнула про себя Нерис. Мельком бросила взгляд на вкладку университета, убедившись, что расписание не преподнесет какой-нибудь неприятный сюрприз, посмотрела краем глаза на укоряющую иконку файла с незаконченным эссе и, потянувшись, закрыла глаза. Свинцовая усталость смыкала веки. С тех пор, как Нерис покинула Эринле и обосновалась на Цитадели, недосып стал столь же верным ее спутником, как и безденежье. Саларианцам нужно мало времени на сон, и всё равно тех минут, которые удавалось урвать между учебой, сидением в офисе и работой, взятой на дом, катастрофически не хватало.

В саларианском обществе принадлежность к женскому полу открывает многие двери, за которые редко посчастливится заглянуть мужчинам. Но политические игры никогда не будоражили ни воображение, ни сердце Нерис: кому нужна власть, кто польстится на должность далатрессы, если ради этого придется запереть себя на родной планете, так и не взглянув поближе на бесчисленные звезды, рассыпанные над головой? В детстве она хотела стать шпионкой и работать в ГОР, затем, когда подросла, вознамерилась учить ксенобиологию, выдумала себе, что для этого нет на свете места лучше, чем Цитадель, и в первое время, пока хватало накопленных денег, свято верила, что так оно и есть. Несколько месяцев ей даже казалось, что приятельница-азари из «Логова Коры» куда лучше поспособствует знакомству с анатомией другой расы, чем скучные лекции. Потом приятельница ее бросила, выговоры по учебе посыпались один за другим, и дивный незнакомый мир вдруг рухнул, как карточный домик, оставив Нерис среди руин.

Она нащупала выключатель над изголовьем кровати и щелкнула тумблером. Мягко упала темнота. Нерис так устала, что раздеться уже не хватало сил, и непременно уснула бы, не расстелив постели, если бы не странный шорох. Она приникла ухом к стенке, чтобы понять — не соседи ли это, два разудалых волоса, закатали очередную вечеринку?

Нет. Источник странного звука определенно находился в квартире.

Нахмурившись, Нерис дотянулась до настольной лампы и зажгла свет. На первый взгляд всё было в порядке. Уж не воришка ли к ней пробрался? Вряд ли. На Цитадели полно куда более рыбных мест. Или это грызун решил проложить себе путь сквозь стены? Да откуда ему здесь взяться...

Нерис в задумчивости почесала рог и прошлепала в уборную.

Вот там-то, оказывается, и скрывался ее незваный гость.

Он повернул на скрип двери маленькую голову, свисавшую с похожей на стебель шеи, и едва заметно шевельнул жвалами. Тонкие зеленые пальчики продолжали неторопливо разбирать кафель под раковиной. Они вонзались в пустоты между плитками и, снимая их одну за другой, осторожно складывали в неестественно аккуратные стопки.

— Приехали, — заключила Нерис.

Выпученные темные глаза на миг затянулись пленкой. Хранитель моргнул.

— Воспитанные люди стучатся, знаешь, — недовольно буркнула саларианка, складывая руки на груди. Хранитель наклонил голову, будто приглядываясь к ней, и снова моргнул. Затем отвернулся и продолжил работу, не издав ни звука.

Местные нередко сравнивали этих существ, безропотных служителей Цитадели, с насекомыми, но правды об их происхождении не знал никто. Все попытки понять природу этих удивительных существ, на десятки тысяч лет переживших своих хозяев, обернулись неудачей. Они оберегали свой пустующий дом с тех пор, как покинули его протеане: чинили приходящие в негодность механизмы, заменяли обветшавшие детали, латали дыры и убирали мусор. Что ими руководило, какие цели они преследовали, чем питались и как умудрялись проделывать невероятно сложные операции, можно было только догадываться. Нерис подчас сомневалась: живые существа ли они существа или только винтики огромной машины под названием Цитадель?

И вот пожалуйста — теперь один из них забрался в ее квартиру.

— Он мне тут весь ремонт испортит, а кто платить будет?

Существо не оборачивалось.

— А спать как прикажешь? Шум же стоит!

Она бы сказала, что хранитель и ухом не повел, но не могла быть уверена в том, что у него есть уши. Так или иначе, ее увещевания оказались напрасны.

Пришлось опять жаловаться консьержу. Нерис все еще чувствовала смущение из-за своей недавней вспышки и потому попыталась обрисовать ситуацию как можно мягче. Получалась какая-то несуразица. Обнаружила в своей квартире представителя малоизученной формы жизни. В данный момент он совершает деструктивные действия в отношении моей уборной. Не подскажите ли, сэр, что делать?

— Искреннее заверение: все расходы возьмеь на себя домоуправитель, — поспешил успокоить ее элкор, пояснив на всякий случай, что препятствование хранителям преследуется по закону. — Сочувствие: возможно, вам придется некоторое время терпеть неудобства.

— Насколько долгое... время? — осторожно полюбопытствовала Нерис.

Элкор многозначительно промолчал.

***
Утром Нерис подскочила как ужаленная. Поводов для паники было немало. Во-первых, хранитель зачем-то простукивал основание кровати, устремив неподвижный взгляд на свернувшуюся под одеялом хозяйку квартиры. Во-вторых, и это самое страшное, она проспала. Неслыханный проступок для саларианца! Занятия в университете уже начались, и Нерис с ужасом осознала, что рискует опоздать на коллоквиум. Второпях она скинула одеяло прямо на хранителя и тут же умчалась, одной рукой застегивая пуговицы на жилете, а другой разрывая пленку на запакованном завтраке.

«Как хорошо, наверное, живется людям! — подумала она, на бегу вонзая зубы в сэндвич. — Целых пять пальцев на каждой руке. Конечно, уродство страшное, но удобно же!»

Дверь захлопнулась за спиной, и стоило Нерис выбежать на улицу, как мысли о хранителе выветрились из ее головы, вытесненные вихрем других. Она повторяла формулы химических соединений, сочиняла фразы для эссе, подсчитывала, как выкроить денег на еду, составляла список служебных дел — и всё это одновременно.

Человеком быть хорошо, но и саларианкой — очень неплохо.

А когда после целого дня в университете и вечерней смены в посольстве Нерис вернулась домой, то обнаружила, что странный гость все еще там. В комнате горел свет, хотя она выключала его перед уходом. Более того — этот маленький варвар распотрошил ее стенной шкаф, и теперь одежда, поражая многообразием цветов, валялась по всей комнате. Стягивая с люстры прочно засевшие там штаны, Нерис принялась буравить спину безобразника недовольным взглядом:

— И что, не стыдно?

Судя по всему, стыдно хранителю не было.

За следующие две недели он, по-прежнему безразличный к негодованиям хозяйки, перевернул квартиру Нерис вверх дном. Сама того не желая, она вынуждена была провести генеральную уборку. Стремительно исчезала куда-то пыль. Ненужные вещи, валявшиеся по ящикам, оказывались на помойке. И невозможно было понять: то ли Нерис наконец взяла себя в руки, то ли хранитель подсобил? Ясно было одно: счет за электроэнергию скоро взлетит до небес, потому что работать в темноте это существо отказывалось.

Однажды Нерис застала на кафедре своего приятеля Шорбана, числившегося в университете научным работником, и устроила ему допрос с пристрастием.

— Говорят, ты работу писал — ну, про этих, — кивнула она на копошившегося в углу хранителя. Внешне он был совершенно неотличим от того, что в данный момент превращал ее квартиру в средоточие хаоса. За неимением лучшего имени она называла это стихийное бедствие просто «мой хранитель».

— Нет, — быстро откликнулся Шорбан. — В смысле — да. Теории, обобщение... Ничего серьезного. Ничего противозаконного. Как-то интересовался, потом забросил. Не то чтобы в исследовании было много толку.

— К ним на пушечный выстрел подходить запрещено, — подхватила Нерис. — Просто у меня завелся один такой. Копошится днем и ночью, прохода не дает... Думала, ты поможешь. Эта штука поддается дрессировке?

— Завелся, говоришь? — Шорбан задумался. — Я мог бы напроситься к тебе на обед.

— Могу предложить консервы, — развела Нерис руками. — С гарниром... из консервов.

Пока они шли домой, Шорбан в общих чертах пересказал ей содержание своей работы. Он заметно нервничал. Хотя то исследование давно покрылось мхом в университетском архиве (разумеется, фигурально выражаясь, ибо архив существовал исключительно в электронной форме), тема его до сих пор волновала ученого.

— Ты знаешь, считается, что они никогда не делают ничего без причины, — закончил свою речь Шорбан, когда они наконец подошли к подъезду. — Хранитель появляется именно там, где больше всего нужен.

— Ну уж у меня точно было все в порядке, пока он не появился! По крайней мере, я не боялась своего счетчика за электричество и по ночам спала спокойно...

Стоило Шорбану переступить порог квартиры, как в его руках возник сканер, с которым саларианец долго вертелся вокруг хранителя, заменявшего проводку на небольшом участке стены.

— Забросил, говоришь? — усмехнулась Нерис. — Вижу, как же.

— Только не говори никому, — виновато пожал плечами Шорбан. — На меня и так странно косятся.

Когда он ушел, по-джентельменски не польстившись на консервы, Нерис тяжело вздохнула. Голова хранителя немного повернулась в ее сторону, качнувшись на гибкой шее-стебельке, и они, два чуждых друг другу и непонятых существа, уставились один на другого.

— Ладно, — вздохнула саларианка. — Раз проваливать ты не собираешься... Полагаю, тебе нужно имя.

И, недолго думая, она назвала своего хранителя Жаком.

***
Если Нерис спрашивали о ее должности, они затруднялась ответить. Что-то вроде заместителя младшего помощника старшего заместителя... Ох, нет, эта цепочка могла бы тянуться, пожалуй, бесконечно — работника, стоявшего хотя бы на ступеньку ниже, не сыскать было во всем посольстве. Она мыла чашки и заполняла ведомости, набивала отчеты и вела описи, отвечала на телефонные звонки и разбирала корреспонденцию, а если случалось, что ломался отвечающий за уборку робот, ей не стеснялись вручить ведро и швабру. Высокая ли это цена за самостоятельность или, наоборот, в самый раз, Нерис старалась не задумываться. Так уж устроен мир.

Правда, бывали дни, когда ей хотелось найти точку опоры просто ради того, чтобы перевернуть мироздание вверх тормашками. Кто виноват, что подпись поставили не на том документе? Кто случайно удалил нужные файлы? Кто разбил чашку? В ком причина того, что летит в тартарары работа всего посольства?

— Если бы небо рухнуло на землю, в этом тоже обвинили бы меня, — пробормотала Нерис, бредя домой после рабочего дня.

Ей ужасно хотелось что-нибудь пнуть, но залитые светом проспекты Цитадели были до противного чистыми. Мимо прошуршал по своим делам хранитель, перебирая лапками. Нерис засмотрелась на него, пытаясь понять, отличается ли он чем-то от Жака, и с размаху влетела в какого-то турианца, возникшего на дороге.

— Смотреть надо! — огрызнулся он.

Потирая ушибленное плечо, она добралась до дома. Всё выслушанное на работе еще звенело в ушах. Переступив порог, она швырнула на пол сумку, да так, что из нее вывались две банки купленного с получки тупари. Покатившись по полу, они замерли у ног Жака. Аккуратно отодвинув их, он замер посреди комнаты, подняв на Нерис большие черные глаза.

— Придурки, — вдруг всхлипнула она, беспомощно сползая вниз по стене.

Хранитель засеменил к ней и остановился в двух шагах, взирая на Нерис то ли с безразличием, то ли удивлением, как на бесконечно далекое и чуждое существо. Глаза у Жака были такие грустные, будто это непостижимое создание ведало все печали мира, в том числе и ее невеликую печаль, и на миг ей даже почудилось, что она видит на их дне слезы — но не было ли то простым отражением ее собственных слез?

***
Однажды небо действительно рухнуло на землю, и Цитадель вмиг преобразилась. Темнота жадно вцепилась черными щупальцами в проспекты и улочки, в дома и лестничные пролеты, и каждый лоскуток света в конце концов оказывался ей проглочен. Никто толком не понимал, что происходит, и когда временно отлучившийся со станции Шорбан потом выспрашивал подробности того дня, Нерис не смогла удовлетворить его любопытство. Красные всполохи аварийного освещения, набухшее кровью небо над головой, звуки пальбы и бесконечный гул — вот и всё, что она запомнила. Офицер СБЦ вцепился ей в руку, пытаясь оттащить в зону эвакуации, а она, кажется, отказывалась сдвинуться с места, пока он не соизволит объяснить, что происходит. Потом кто-то крикнул, что Совет покинул Цитадель на «Пути Предназначения», паника тяжелой волной взметнулась над толпами народа, и у Нерис мелькнула мысль, что вот он — конец. Их бросили, как ненужный балласт.

Стоял рев. Кто-то плакал. У офицера СБЦ, стоявшего рядом с ней, дрожали руки.

Она не успела даже подумать о том, что умрет. Всё закончилось так же неожиданно, как и началось. Заработала внутренняя связь, включилось освещение, и Нерис, почти ослепленная им, быстро отвернулась от того места, где лежал, окрашенный алым, гигантский осколок здания. К горлу подкатывала тошнота.

Ее долго не пускали домой. Несколько ночей она ютилась в какой-то на скорую руку сооруженной ночлежке с десятками таких же бедняг. Путь к району, где Нерис жила, завалило, станция экспресса была разрушена. От нечего делать она, как и все обитатели Цитадели в это смутное время, слушала новости. Точки доступа в экстранет не работали, но радио бормотало круглые сутки.

«...в ходе операции коммандер Шепард обезвредила предпринявшего попытку нападения на Цитадель бывшего Спектра, турианца по имени Сарен, которого наши слушатели помнят по...»

В день, когда сообщили о том, что представитель человечества получило место в Совете, Нерис вернулась домой.

Здание пострадало в ходе атаки, но ее квартира осталась нетронутой. Вещи лежали на своих местах. Ни пылинки, ни соринки — словно добропорядочная хозяйка только-только отложила в сторону тряпку. Нерис спрятала под подушку пистолет, который подобрала на улице в ходе недавних беспорядков, и уселась на кровать. Она прекрасно знала, что не создана для швабры и метелки, и царящая в комнате чистота вряд ли могла быть ее заслугой. Квартира выглядела так, словно владелец приготовился к отъезду. Ни одежды на стуле, ни бумаг, раскиданных по столу, ни видавшей лучшие дни обуви у входа...

Нерис подошла к окну и взглянула на индустриальный пейзаж. Впереди, сколько видно было глазу, ютились дома, прижимаясь один к другому щербатыми стенами и перемигиваясь огнями крошечных окон. Она подумала о том, что каждый из этих огоньков освещает чью-то жизнь. Может быть, чуть более счастливую, чем ее собственная. Может быть, совсем не сложившуюся. За одними окнами оплакивают тех, кто не вернется домой, за другими ждут с работы любимых, где-то готовят ужин, кто-то сидит в экстранете... Она вздохнула, подумав о том, как давно не смотрела по сторонам, и вздох эхом отозвался в пустой квартире.

Нерис обернулась и поняла, что изменилось. Она осталась одна, и в ее комнате больше не горел свет.

***
Посольство стояло на ушах уже неделю. Телефонные трели не умолкали. По коридорам сновали представители самых разных рас, почтовые ящики ломились от корреспонденции. Нападение гетов доказало, что Цитадель не так уж неприступна, как многие думали, а расширение Совета вносило в происходящее еще большую суматоху. На Нерис навалилось столько работы, что за день она не находила даже минутки перекусить. В качестве развлечения она принялась подсчитывать, сколько разнообразных формулировок в состоянии придумать ее начальство, чтобы выбранить нерадивого сотрудника.

— Вы это читали, прежде чем принести мне на подпись? — раздраженно осведомился однажды помощник посла. Пад с размаху шлепнулся на стол. — Такое ощущение, будто ваше яйцо уронили с такой высоты, что оно чудом не разбилось всмятку!

«Умно, — подумала Нерис. — Долго думал, интересно?» Это было двадцать первое оскорбление за день, если только она не сбилась со счета.

— Эти документы бухгалтерия проверять должна, — парировала она, не уступая. — Не хотите ли еще чашечку кофе, сэр? Это немного ближе к моим обязанностям, чем сверка цифр.

— Вы, кажется, учитесь на ксенобиолога? — сухо уточнил собеседник, свирепея пуще прежнего. — Сомневаюсь, что вас с такой невнимательностью ждет большое будущее в науке. Если бы кто-нибудь спросил меня, видело ли это место более нерасторопного работника...

— Только вот никто не спрашивает, — вдруг совершенно спокойно выдала Нерис, глядя начальнику в глаза. Их разговор протекал на повышенных тонах, и сотрудники стали оборачиваться. По помещению пронесся шепоток. — Я всё жду, когда у вас закончится список эпитетов, которыми вы меня еще не наградили, только вот конца-края ему не видно! И знаете что? Если хотите, можете записать их в приказе о моем увольнении.

Начальник, пораженный таким отпором, поперхнулся на полуслове:

— Да где вы найдете... работа на Цитадели... такие деньги...

«Сиди сам на своей ненаглядной Цитадели, — фыркнула про себя Нерис. — А я местную флору и фауну, всех этих остолопов и идиотов, изучила уже по полной программе».

Один из хранителей, наблюдавший за ними, качнул головой и вернулся к работе, но ей показалось — хотя это было, конечно, глупое предположение, — что он взглянул на нее с одобрением. «Совсем не похож на Жака, — решила Нерис, — но ничего, симпатичный».

Ее собственный хранитель так и не вернулся домой. Нерис порасспрашивала консьержа и обзвонила соседей, но не смогла узнать, что случилось с Жаком. Погиб ли он во время нападения гетов, потерялся или просто нашел себе другое занятие? В конце концов, на Цитадели еще так много окон, которые нужно зажечь, так много темных уголков, нуждающихся в свете... А в мире, который начинается за ее пределами, их еще больше.

***
— Вам билет в оба конца? — уточнила оператор. Расписания бесчисленных рейсов сияли перед ней на огромных голографических табло, отражающих ни на минуту не останавливающуюся жизнь космопорта. — Если берете сразу два, мы предоставим вам скидку.

— Спасибо, мне только один, — улыбнулась Нерис. Рюкзак, в котором среди прочего барахла лежали две самые дорогие ей вещи — пистолет и микроскоп, — приятно оттягивал плечо. — Вы знаете, у меня такое чувство, что я полюблю путешествовать.

@темы: фики, Mass Effect

---

Русские инородные сказки

В последнее время я люблю сказки. Про пряничный домик у нас уже была... Теперь будет «Кай Ленг и три медведя». Вы и сами знаете, но я не откажу себе в удовольствии напомнить:

Тем временем девочка Машенька гуляла в лесу да заблудилась. Вдруг она увидела на лесной опушке домик. Дверь была приоткрыта, и Машенька вошла. На столе она увидела три миски с похлебкой. Девочка взяла большую ложку и похлебала из самой большой миски, потом взяла среднюю ложку и похлебала из средней. В третьей, самой маленькой мисочке похлебка оказалась вкуснее всего, и Маша съела ее всю. <...>

А медведи пришли домой голодные и захотели обедать. Большой медведь заглянул в свою миску и заревел страшным голосом:

— КТО ХЛЕБАЛ ИЗ МОЕЙ МИСКИ?

Новую книгу Дитца можно даже не открывать, считаю. Зачем, если есть Лев Николаевич Толстой?

@темы: Mass Effect

---

Dreamtime

...Мы стали вместе читать мою повесть, как общую исповедь. И вместе выбирать и отбрасывать лишнее. И я понимал, как ранит ее неточное слово, я искал, и порой поздно вечером звонил по телефону, чтобы проверить находку, мы вместе радовались или огорчались... Вместе! В этом было все дело.

По правде говоря, называть Катино «Время сновидений» общей исповедью было бы по меньшей мере нечестно и несправедливо, потому что мое вмешательство свелось к паре проставленных кавычек, но все-таки я любящая и нежная бета, питающая к этому тексту почти исповедальную привязанность. Потому что, пускай мне даже пока (но только пока) неведомы многочисленные отсылки к «Чужим», на подсознательном уровне я принимаю и понимаю его целиком.

Однажды ночью любящая бета не могла ночью спать и вынуждена была подняться с постели, нацепить на нос очки и написать вот это. Краткость — сестра таланта? Нет, не слышала.

(Мне нужен только высокий корабль и в небе одна звезда...)

Первая ниточка, связывающая для меня океан с космосом, тянется с тех пор, как я посмотрела «Вавилон 5», где между моими любимыми Ивановой и доктором Франклином происходит на похоронах следующий диалог:

Lt. Cmdr. Susan Ivanova: From the stars we came and to the stars we return, from now until the end of time. We therefore commit this body to the deep.
Dr. Stephen Franklin: It's all so brief, isn't it? Typical human lifespan is almost a hundred years, but it's barely a second compared to what's out there. It wouldn't be so bad if life didn't take so long to figure out. Seems you just start to get it right and then — it's over.
Lt. Cmdr. Susan Ivanova: Doesn't matter. If we lived 200 years we'd still be human, we'd still make the same mistakes.
Dr. Stephen Franklin: You're a pessimist.
Lt. Cmdr. Susan Ivanova: I'm Russian, doctor. We understand these things.

Конечно, в словах о том, что тела моряков предают морю, чтобы вернуть их той стихии, которой принадлежим мы все, больше романтического флёра, чем правды. У этого обычая есть вполне объяснимая, рациональная до прозаичности причина. Но то, как органично и легко приняла его космическая опера, наградив похороны символическим смыслом не упокоения души, а возвращения тела к всеобщему истоку, возводит стародавнюю традицию в иную степень. Странно, подумала я сейчас. Религия утверждает примат души над телом, но поэзия космоса — это поэзия материи. Звездной пыли и звездного света, воплотившихся в многообразие форм живой и неживой природы во Вселенной, форм, которые за гранью времени снова сольются воедино. Мы пришли со звезд и к звездам возвращаемся. Не бесплотная, неосязаемая душа, угасающая вместе с разумом. Возвращается тело. Материя к материи.

Когда я была ребенком, дедушка, мой любимый, мой дорогой дедушка, человек одновременно невероятной души и энциклопедических знаний, протянул руку в черное небо и сказал: «А ты знаешь, что многих из этих звезд уже нет? Свет путешествует до Земли так долго, что они успевают погаснуть прежде, чем мы его увидим». Узнав об этом, каждый вечер в деревне я выходила в сад и смотрела ввысь. Фонари там появились только в последние несколько лет, а тогда, в годы моего детства — кажется, еще дошкольного, — это было место огромной тишины и огромной, всепоглощающей темноты. Млечный Путь нависал так низко, что еще немного — и задел бы верхушки яблонь... После разговоров с дедушкой я долго бредила космосом и заставляла родителей покупать книги по астрономии, которые, как они думали, я не буду читать: мала еще. Но я читала, продираясь сквозь формулы, длинные предложения и незнакомые слова. Сегодня подобный подвиг оказался бы мне не под силу, уверена; а тогда детская любознательность вкупе с невероятной, взахлеб, любовью к звездам вели меня через нагромождения запутанных абзацев — к сути. К пониманию, осознанию того, что сформулировать получилось только сейчас.

В какой-то из этих книг я вычитала, что макрокосм, Вселенная, и микрокосм, человек, — почти одно и то же. Космос, всё наше мироздание, подобен живому организму, отлаженной системе, где не существует ничего лишнего. Все ее части плотно подогнаны друг к другу и существуют во взаимной связи органического и неорганического. Каждый человек, в свою очередь, представляет мироздание в себе. Это мироздание мы, наверное, и называем душой. Но тело, даже мертвое, бессмертно, потому что возвращается к звездам, одно вещество к другому. А что же душа?

Я, признаться, не очень люблю Евтушенко, гораздо меньше прочих шестидесятников, из которых мне на сегодняшний день ближе Ахмадулина (и не могу сейчас не процитировать ее: «Когда-нибудь очнусь во мгле, навеки проиграв сраженье...»). Но одно его стихотворение уже много лет — с тех пор, наверное, как не стало дедушки, — бьется, пульсирует у меня в висках:

И если умирает человек,
с ним умирает первый его снег,
и первый поцелуй, и первый бой...
Всё это забирает он с собой.

Наверное, когда я смотрела на звезды, как завороженная, где-то — не так уж далеко, если подумать, — смотрела на них и маленькая Катя. Интересно, это и называется конвергенцией в том ее смысле, в каком слово применимо к людям?.. А воззрение, о котором идет речь, называется (я поняла это, пока писала, и чертовски рада, что самостоятельно дошла до этой мысли) пантеизмом. Признающим не бога-творца, но Бога-Вселенную, бесконечно меняющуюся и познающую сама себя. И поэтому...

We're made of star stuff. We are a way for the cosmos to know itself.

«Молчащая вселенная приняла человека в свои объятия, чтобы разбить ее на атомы и частицы, вернуть к первозданному состоянию, рассеять по галактикам и однажды, через миллионы и миллиарды лет, зажечь на чьем-то небе еще одну звезду». И за мгновение до смерти, до обещанной пропасти в миллионы и миллиарды, мелькает последний отблеск недосказанной мысли: Господи, прими мою душу! Это возвращает меня к несохраненному логу Рипли — несохраненному, но осевшему, как многие подобные вещи, в бездонных архивах Теневого брокера: «But there is no ‘God’; for me is only endless space and stars in my rearview mirror».

There is no God, Рипли.

Женщина, которая выжила на Акузе, прошла через десять лет армии, победила Сарена и остановила Жнецов, погибает от недостатка кислорода в открытом космосе, который «был возвращением домой». Но война, и об этом я писала в «Пепле», коррелирующем со «Временем сновидений» темой смерти, не заканчивается, когда солдат складывает оружие: пока он защищает принципы, приведшие его в армию, смерть не будет ни глупой, ни напрасной. Даже такая.

Может быть, не стоило подводить философско-религиозный базис под не самое свежее клише, вернувшее к жизни не одного великого героя, и вряд ли многие останавливаются на этом проходном моменте, разделяющем, как Рубикон (или — как Лета?), первый и второй «Эффект массы». Но если вдуматься... Стремительная утечка кислорода означает неминуемую смерть от удушья; а закон, название которого я не приведу, потому что боюсь ошибиться, гласит, что тело, получившее ускорение в вакууме, будет двигаться до тех пор, пока не столкнется с препятствием. Гравитация Алкеры поймает в ловушку или еще дышащее, или уже мертвое тело, а атмосфера испепелит его. Медицина здесь бессильна. Молитва здесь бессильна. Смерть есть смерть — бесповоротная и окончательная, она не знает различий между героями и теми, кто противостоит им, не делает исключений, не оставляет надежд.

И потому проект «Лазарь» — самое удивительное из всех предприятий «Цербера». Мне не нужно, наверное, обращаться к евангельской истории и напоминать, откуда растут корни этого названия? Евангельская история известна. But there is no God, и для Шепард любая молитва — произнесенная или застрявшая в горле на последнем вдохе — тщетна, любая вера теряет смысл. Ученые «Цербера» делают для нее то же, что некогда Иисус делал для Лазаря из Вифании. Что, быть может, не имеет значения для меня, как нехристианки, и для моей Шепард, и для Рипли... Но библейские ассоциации победить сложно, и то, что «Цербер» выбрал для своего проекта такое название, оставляет странный осадок: не стоит сравнивать себя с богом, даже если не веришь в него.

Текста во «Времени сновидений» — три с небольшим страницы. Он удивительным образом вбирает и предысторию Рипли, выросшую на космическом корабле, так близко к звездам, что только протяни руку, и то, что игра обозначает как психологический профиль, — историю с Акузой (где по вине «Цербера» погибли все, кроме сержанта Шепард). Неизвестным остается только будущее, и хотя мы знаем, что случится два года спустя, это не так уж важно: жизнь словно исправляет допущенную однажды ошибку, и когда старый спутник не так далеко от нашей общей колыбели, Земли, примет сообщение семилетней давности, женщины, записавшей его, уже не будет в живых.

* * *

...Уже после того, как была глубокой ночью написана та часть текста, которую вы прочитали выше (хотя сомневаюсь, что многие сквозь нее продрались), я взялась читать Карла Сагана. Книга открывалась предисловием, а само произведение — такими строками: «Посвящается Энн Дрюан. В бескрайности космоса и бесконечности времени я рад делить планету и эпоху с Энни».

Впервые в жизни слезы навернулись на мои глаза уже от одного только посвящения. По-моему, нет трогательней признания в любви и нежнее объяснения в дружбе. Мир настолько огромен, что вмещает «несколько сотен миллиардов галактик, каждая из которых состоит в среднем из ста миллиардов звезд. Во всех галактиках вместе взятых планет, по-видимому, примерно столько же, сколько звезд... десять миллиардов триллионов». Это настолько прекрасно и страшно одновременно, что человек не может долго останавливаться на этой мысли. Остается возблагодарить судьбу за то, что тебе посчастливилось родиться на планете Земля под светом не самой яркой в Млечном Пути звезды и встретить на ней того, с кем ты рад разделить несколько десятков лет из тех миллиардов, что были до вас и будут после.

...мы с сожалением заметили, что не являемся центром и смыслом Вселенной, а живем на крошечном хрупком шарике, который затерян в беспредельности и вечности и плывет по великому космическому океану, усыпанному сотнями миллиардов галактик и миллиардами триллионов звезд. Мы смело познали стихию вод, и океан, находя отклик в нашей природе, вызвал у нас симпатию. Что-то внутри нас признает Космос домом. Мы состоим из звездного пепла.

К настоящему моменту я прочла где-то треть и еще несколько раз вытирала слезы. Спаянный со «Временем сновидений», «Космос» возвращает меня к детству. К забытому ощущению того, что Млечный Путь вот-вот осядет на кронах яблонь звездной пылью, к теплу дедушкиной руки, к желтым страницам книги. Я и научную фантастику-то полюбила за то, что она показывает, как много значат человеческий дух и человеческий голос перед лицом «глухонемой Вселенной». Обесценивает ли нашу жизнь то, что она по сравнению с жизнью мироздания — лишь мгновение?

Нет, и «Эффект массы» для меня во многом история об этом. Dust struggling against cosmic winds, говорит Предвестник. Один человек — меньше, чем просто пылинка. Сколько шансов у Рипли побороть этот ветер?

Я верю... нет, я знаю... Они есть, эти шансы. Быть может, всего один. Но даже один шанс — для Рипли Эллен Шепард уже очень много.

Забавно. Сама сейчас обратила внимание: я столько говорила о примате материи, а сейчас вдруг говорю о духе! Но дух и душа — не одно и то же. Существование последней еще нужно доказать, а бороться до последнего, выигрывать заведомо проигранную войну помогает именно дух. И если окинуть взглядом большую часть научной фантастики, просмотренной мной, и спросить: что отличает человека от прочих разумных обитателей космоса? — ответ будет один. Сила воли. Кто-то назовет это духом, кто-то — упорством, тем самым, благодаря которому мы преодолели притяжение Земли и вышли в космос. Это огонь, горящий так ярко, что слепит глаза.

Примерно с тех же лет, что и астрономию, я любила литературу. Может быть, не такой страстной, но зато очень постоянной и чувственной любовью, которая и привела меня на издательский факультет. Уже лет шесть я тружусь на этой довольно-таки бесплодной ниве и отредактировала за это время невообразимое количество текстов самого разного качества. Статьи в спортивном журнале, мемуары, поэмы, стихотворения, крупная, средняя и малая проза, пьесы, интервью, эссе — чего только не касалось мое строгое перо! Я страдала, будучи по факту научным редактором одного ну очень сложного и проблемного во всех смыслах издания; я веселилась, вычитывая учебник-практикум по борьбе с наркотиками для будущих сотрудников милиции... А в перерывах, конечно, читала — хотя и меньше, чем студенты филфаков, — Гомера, Тургенева и Джойса. Теперь я задираю нос и утверждаю, что прекрасно отличаю хорошую литературу от дурной. Я могу не владеть в достаточной степени музыкой слова, да, но у меня идеальный слух. Разумеется, знатоки нашли бы в нем изъян уже потому, что я готова вычеркнуть из списка великих писателей Толстого и Достоевского, — и все-таки я настаиваю, что это достояние русской культуры в целом, а не литературы в частности. По-настоящему хорошая проза начинается тогда, когда замысел и чувство так сливаются в тексте, что каждая его строчка дрожит, будто натянутая струна. Или даже — тетива... Верно найденные слова, в нужном месте поставленные знаки препинания, парцелляция, членение на абзацы, ассонанс и аллитерация, работающие на идею, — это неизменные признаки настоящего Текста с большой буквы. В художественной литературе на идею работают и диалоги, и персонажи, и то, как автор обращается с сюжетной канвой. В конечном счете система больше, чем простая сумма ее частей, и читатель дрожит, как эти строки-струны, когда читает... И, что важнее всего, после того, как прочел.

Катя как-то спросила, почему я ее нахваливаю. Чтобы подвигнуть на подвиг и прожить остаток дней в роскоши на процентах литературного агента, конечно! А еще потому, что устала в равной степени от плохого фанфикшена и от того худлита (слово «худо» явно помогало в словообразовании), который через меня просачивается, будто грязная вода через фильтр. В большинстве случаев он не лучше, а порой и хуже, чем то, что можно прочитать о новых приключениях Тали и Гарруса в каком-нибудь фикрайтерском притоне, где обитают иные и не очень творцы.

А еще, может быть, потому, что мы разлученные в детстве сестры (осталось разобраться, кто из нас «злой» близнец). Или, на худой конец, потому, что в последний раз лично была знакома с человеком, чей литературный талант мне хотелось нахваливать, лет семь назад. Тогда у меня еще не было имиджа «литературозазнайки», но были, поверьте, все задатки. Это благодаря им у меня теперь нос в небо упирается, да-да.

А может, потому, что это просто по-настоящему хорошо.

Великий в наших кругах, но едва ли известный в ваших книговед Рубакин некогда вывел закон Гумбольдта — Потебни, который звучит так: «Человеческая речь, как и все элементы ее вплоть до отдельного слова и даже звука или буквы, суть орудия только возбуждения психических переживаний, в соответствии с особенностями той мнемы, в какой они возбуждаются, а не орудия переноса или передачи этих переживании». Мы с Катей действительно совпали мнемами, энграммами и всем прочим, о чем еще писал Рубакин (так себе талант, признаем), и во многом благодаря этому я до сих пор резонирую из-за «Времени сновидений» — есть ведь на свете хорошо написанные, но не «мои» тексты... Во многом, но не только и не столько.

Тьма за границей рассвета лишь казалась мертвой: астронавт знает, что на самом деле она полна жизни, чужой и чуждой. Как взбаламученные воды океана несут в себе песчинки и микроорганизмы, она несла неисчислимое количество безымянных звезд и планет, пыли и сора, которые сливались в розовато-молочную туманность и закручивались спиралью. В звездных колыбелях расцветали новые светила. Четко и ровно бились нейтронные сердца пульсаров — тук-тук, тук-тук, — и солнечные ветра играли на звонких космических струнах. На фоне бездны, где не все сверхновые удостоены занесения в каталоги и не каждая галактика носит свое название, не глупо ли давать имя щепотке пыли, которой является человек?

Нет. И даже более того — если верить Жозе Сарамаго, нет ничего важнее. А уж для почти невозможной, невероятной, невообразимо далекой вселенной, которая стольким из нас подарила эту возможность дотянуться до космоса если не рукой, то хотя бы клавиатурой и мышкой, — для нее не существует имени важнее, значимее, чем «Шепард».

Честно говоря, я не знаю, как закончить. По-моему, я и так сказала слишком много, и Виссарион Григорьевич переворачивается в гробу, на меня глядючи, — поэтому предоставлю слово Карлу Сагану:

Трудно сохранять фанатическую преданность расовому, религиозному или национальному шовинизму, когда видишь нашу планету — хрупкий голубой серп, тускнеющий и становящийся едва заметной точкой на фоне бастионов и цитаделей звезд. <...> Есть миры, где никогда не было жизни. Есть миры, испепеленные и разрушенные космическими катастрофами. Нам повезло: мы живы, мы сильны, благополучие нашей цивилизации и нашего вида в наших руках. Если не мы, то кто будет говорить от имени Земли? Если мы сами не позаботимся о собственном выживании, то кто сделает это за нас?

@темы: книговедение, жизнь как ситком, Mass Effect

---

Передышка между марафонами

— А ты знаешь, в третьей части будет мини-игра, где тебе нужно спастись от Жнецов, если попал на их территорию!
— Типа «Пакмана», что ли?

Я, пожалуй, признаюсь, что дошла во второй части до Горизонта. Вот так. Но насколько легко мне пишется об ME1, настолько тяжело писать о продолжении... Умерла, воскресла — ну и подумаешь, с кем не бывает. Поселила в подвале сумасшедшую девицу, у мусорки и камер наблюдения обустроила спаленку безжалостному наемнику, в грузовом отсеке распаковала киндер-сюрприз с недетских размеров кроганом, в лаборатории безумный доктор распевает Гилберта и Салливана, в оружейном — сексуальный негр демонстрирует всем желающим обтянутые формой ягодицы, и капитану приходится проявлять чудеса изворотливости, чтобы невзначай не спросить у него низким хриплым голосом: не ждет ли мистера Тейлора миссис Тейлор в каком-нибудь далеком порту?

Последняя надежда Галактики? Это кабаре «Нормандия» открывает сезон гастролей!

Кстати, раз уж я упомянула Гилберта и Салливана... За исполнением песни Major General в научной фантастике были также замечены следующие лица:

1) Маркус из «Вавилона 5»

2) Джорди Ла Форж из Star Trek: TNG

@темы: Mass Effect

---

Марафон # 12 | Race Against Time

Ил, Илос, Айлос... Планета, названная по имени основателя Трои-Илиона. Потерянная, как Троя в свое время, и найденная тысячелетия спустя. Немой след умершей цивилизации. Знаете, почему я так люблю монументальную скульптуру, все эти римские копии с греческих оригиналов, мускулистых атлетов из мрамора, богинь в лавровых венках? Потому что это то, что останется. Ни книги, ни живопись, ни кино не дадут такого представления о погибших представителях целого народа, как статуи... Поэтому я каждый раз останавливаюсь у ктулхообразных протеан на Иле и смотрю на них, как завороженная. А они смотрят на меня. Забавно будет, если третья часть опровергнет мои мечты о домашнем Ктулху и остановится на более человекоподобном облике, да и вообще вопрос — зачем протеане целый город утыкали ровными рядками собственных статуй, это прогрессирующий нарциссизм или последнее веяние в искусстве?..

Скриншоты Ила под катом, и я рекомендую вам под него залезть!

Но стоп, я упустила целое звено! Ведь до моего любимого Ила был Вирмайр. Впрочем, что о нем скажешь?

(Everyone you know and love, you will all die!)

Шепард. Каждым из нас можно пожертвовать, если это позволит выполнить миссию, — Эш, вами, мной.
Кайден. Понимаю. Я просто… Не возражаете, если я задам вопрос? Как вы справились с потерями на Торфане?
Шепард. Мы соглашаемся умереть, когда надеваем форму, лейтенант. Если вы не можете это принять — уходите в отставку.

В современном кино принято умирать красиво и героически. Что ж, такое тоже бывает. Но чаще всего смерть солдата похожа на смерть Таши Яр. Таша просто сделала неверный шаг, оказалась не в том месте и не в то время — и умерла мгновенно, ни подвига, ни прощания. Довольно глупая и бессмысленная смерть, учитывая, что убила Ташу лужа черного гудрона, который зовется skin of evil. Кожа зла. Или, как вариант, пенка на молоке зла. Или даже просто бурдюк зла (на всё это богата словарная статья и всё это примерно одинаково отвечает сути). Серия-то довольно глупая, но она развеивает заплесневевший стереотип. Выходит, каждый герой смертен. Случайная ли пуля оборвет его жизнь, бомба или взрыв корабля, никто не гарантирует того, что это будет ненапрасная смерть.

«Но все погибающие на службе погибают как герои, да?..» — спросила я, посмотрев Nemesis. И сама себе ответила.

Шепард потом скажет Киррахе: «Любой из моей команды сделал бы то же самое». Пройдет чуть больше месяца, и она сама погибнет, пытаясь вытащить своего упрямого пилота из рубки гибнущего корабля. Ее армейский жетон, dog tag, потом неведомыми путями попадет в руки Хакетта, а жетоны остальных членов экипажа «Нормандии» так и будет заметать снег на безжизненной Алкере. Жетона и останков Эшли Уильямс и вовсе никто не найдет, потому что взрыв на Вирмайре оставит от лаборатории Сарена черную воронку. Шепард напишет ее родным сухое короткое письмо, пожмет плечами и двинется дальше.

Окажись на месте Эш Кайден, Рекс или Лиара, реакция была бы другой. Лиз может поднять на Рекса оружие, но она не станет стрелять, пока есть шанс договориться. Рекс — это не Заид, которого оставят гореть на Зоре. Рекс — это друг. Лиара — сестра. Кайден — будущий любовник. Эшли, Гаррус и Тали — допустимые, хотя и нежелательные потери... Гаррус, правда, во второй части резко сменит статус и превратится в боевого товарища, но в этом заслуга обстоятельств, а не героев.

От Вирмайра один шаг до мятежа и угона «Нормандии», а от этого — до Ила. Канал, созданный протеанскими учеными, приведет Шепард на пылающую Цитадель, где она сделает роковой выбор: бросить силы на спасение Совета или подождать до того момента, когда можно будет сконцентрировать огневую мощь на Властелине. Лиз выбирает первое, потому что меньше всего она, новоявленный Спектр и без пяти минут спасительница Галактики, хочет дестабилизировать объединенное правительство. О, вспомнила, как это по нынешним временам называется! Она не желает раскачивать лодку. :P

За наш здаравенный цитудель!

Еще у меня есть кадр про дружбу Кайдена с крабиком.

Тык!

Советником становится Андерсон (и он вряд ли этому рад), а Шепард и ее команда отправляются разбираться с тем, что осталось от собранной Сареном армии гетов (они тоже вряд ли рады). К тому моменту, когда «Нормандию» атакует корабль коллекционеров, на борту уже нет ни Гарруса, ни Тали, ни Рекса. Первый пытается стать Спектром, Тали возвращается домой с данными о гетах, а Рекс... Что ж, Рекс покидает «Нормандию» с самым крупным приобретением: с надеждой, что мир не поздно менять.

Отсутствие свободного полета после финала первой части немного портит мне малину и мешает канон в голове сделать каноном в геймплее. На самом деле два квеста должны происходить после битвы у Цитадели, а не до. Первый из них — тот, что связан с майором Кайлом, нашедшим после Торфана новое место в жизни. Шепард смотрит на него и видит их общее прошлое, себя прежнюю и себя нынешнюю. Нынешней она нравится себе больше. У нынешней Шепард всё хорошо — то есть она, конечно, не знает, как бороться со Жнецами и устала от бесконечной зачистки наводненных гетами территорий, но у нее отличная должность, хорошая команда, свой собственный корабль и спасение Галактики за плечами. Она пьет с Джокером кофе в рубке, ходит босиком по каюте, ест пиццу, смотрит «Бласто», читает в экстранете фанфики, перезванивается со своими «крестными отцами» Андерсоном и Хакеттом, убивает негодяев... Короче, живет.

А жить, вы сами знаете, здорово.

Второй квест — это тот самый, который дается по достижении определенного количества ренегатских очков. Хакетт просит Элизабет разобраться с криминальным авторитетом по имени Дарий, наглеющим сверх меры. «Вы шутите. Адмирал, я последний человек, который должен вести переговоры о прекращении огня», — отговаривается она с полуулыбкой. Но дело делает, как послушная девочка: собирает волю в кулак, называет Дария лордом, приносит свои извинения за ошибки Альянса... И это женщина, которая Харкину сказала: «Еще раз назовешь меня принцессой и будешь собирать свои зубы с пола»!

Потом окажется, что соглашение — это, конечно, хорошо, но вообще-то Альянс рассчитывал, что Шепард Дария прикончит. Отдать такой приказ прямо они не могли, потому что Альянс, видите ли, заказными убийствами не занимается, это ниже его достоинства. Достаточно было попросить, Шепард ведь любит «убивать преступников», но нет! На самом деле это мерзко, не такая уж у Шепард скверная репутация. Я привыкла описывать ее как ренегата и признаю, что она не example of humanity's best and brightest, но посмотрите на шкалу... Это самый конец игры. Разница меньше, чем в один квадратик.

Альянс со своими закулисными интригами перемудрил.

Вот почему Шепард согласится работать с «Цербером». Куда деваться с тонущего корабля — и как быть, если ночью все кошки серы?

А в том, что впереди долгая ночь, нет сомнений.

* * *

Что до формальных итогов — сорок часов, пятьдесят девятый уровень, 2012 скриншотов и миллион «собранных крышек» ©  Dark Star в виде полезных ископаемых, жетонов Лиги Единения и записей матриарха Дилинаги. Один, кстати, незакрытый из-за бага квест — с проповедником-ханаром. Ну что ж, нет предела совершенству!

Что до итогов эмоциональных... Нет, это, конечно, глуповатая игра про коварных металлических кальмаров, которые хотят захавать всё живое (и неживое тоже), и про супергероя, который непременно их победит, а действие ее происходит во вселенной, не слишком удачно скомпилированной из стандартных НФ-фишек, но как я ее люблю! Я ее обожаю, правда. Я до сих пор замираю на Вирмайре в ходе разговора с Властелином; у меня куда-то ухает сердце во время беседы по Стражем на Иле; я в лучшем смысле этих слов схожу с ума от колесения по далеким планетам и просто чтения их описаний. Пусть это даже «обычный газовый гигант». Как газовый гигант в другой солнечной системе, у другой звезды so far away from home, может быть обычным?

* * *

Из 2012 скриншотов я отобрала дюжину снятых ближе к финалу, и они под очередным катом.

(And I need you to recover...)

Оставайтесь на нашей частоте, у меня еще есть инопланетные пейзажи и прочие хорошие штуки.

В кои-то веки 14 февраля будет праздник — выход демки. :3

@темы: Mass Effect

---

Марафон # 11 | Love doesn't lead to the dark side

Пост про любовь. :3 И, если вам повезет, предпоследний в ME1-марафоне.

Love doesn't lead to the dark side. Passion can lead to rage and fear and can be controlled, but passion is not the same thing as love. Controlling your passions while being in love — that is what they should teach you to beware of. But love itself will save you, not condemn you.
Джоли Биндо, «Звездные воины: Рыцари старой Республики»

В игре многое остается за кадром. И можно пожаловаться, да, что романы в ME несколько внезапны. По правде говоря, им не хватает диалогов. Во второй возможность романтических бесед и похабных предложений открывается только после миссии на лояльность, а там — спохватиться не успеешь, как замаячит на горизонте Омега-4. В первой и вовсе нет ни похабного, ни романтического (разве что с Лиарой). Просто люди волей-неволей оказались рядом в сложное время и вдруг поняли, что вместе проще, чем поодиночке. Это не любовь. Ни один из них не говорит «Я люблю тебя», потому что это будет в лучшем случае полуправдой.

Зато Кайден говорит: «I think about losing you and I can't stand it». И «You make me feel... human».

Так вот, о том, что остается за кадром... Бои, где один прикрывает другого. Случайные встречи на корабле в ночную смену, когда почти все спят. Спарринги и биотические тренировки. Поездки по планетам. Вы знаете, что если этот драндулет едет ровно, то за рулем, скорее всего, не Шепард? Шепард умеет только виражи на ухабах закладывать и давить пыжаков. Не нарочно, конечно, но пыжакам не легче.

(Commander Shepard is my superior officer. I can’t imagine us ever having to fight.)

Остаются прикосновения будто бы невзначай. Постоянная игра в «лейтенант — мэм». Налет субординации и разговоры без протокола. В какой-то момент Лиз ловит себя на том, что сглатывает слюну, когда видит, как Кайден чинит «Мако». Ей безумно нравятся его руки.

Если бы Кайден чуть больше укладывался в стереотип альфа-самца, они бы быстро переспали, и тут бы, пожалуй, делу конец. Потому что Элизабет... скажем так, она не очень хорошо понимает, на чем строятся отношения между мужчиной и женщиной, у нее один секс в голове. А у Кайдена, между прочим, в семнадцать (!) лет была исключительно платоническая любовь к девушке из «мозголомки», так что движутся они с Шепард в разных направлениях, хотя невинный вопрос Рекса «Как ты думаешь, кто победил бы в поединке между тобой и нею?» мешает лейтенанту Аленко спать ночами.

Потом на Вирмайре оказывается, что жизнь Кайдена в опасности, и они наконец совпадают в одной точке. В той самой, которая «I think about losing you and I can't stand it». Элизабет по-прежнему не знает, что с этим делать (а Кайден не знает, как быть с тем, что ей надо выиграть даже самую крошечную войну — и почему вообще всё должно быть войной), поэтому никакой ночи перед Илом не случится. Вплоть до третьей части эти двое маринуются в собственном соку.

А в третьей части у них всё будет хорошо.

Не помню, в какой момент пришла к этой мысли... Я вообще-то рассчитывала, что Шепард останется forever alone, много раз проходила игру без романов и не жаловалась, но Кайдену чудесным образом удается сглаживать острые углы и утихомиривать неуместный пыл, поэтому быть посему. Они подходят друг другу, как плотно прилегающие шестеренки одного механизма.

При этом Лиз скорее ведомая (потому что быть контрол-фриком во всех сферах жизни вредно), а он — ведущий. Ну, раз майор теперь — сам бог велел. Игра спрогрессировала до «коммандер — сэр», только и всего.

@темы: Mass Effect